Игорь Лысов - Простота. Просто о простом

Так идем, оно отстало,
зазевалось по пути,
на кого -то там орало,
и плевалось на других.

Я моментом окрыленный
побежал что было сил
Зло вдогонку материлось,
чтобы я притормозил.

Забегаю с лёту в церковь
там Добро сидит: «Привет»
и без всяких там концертов:
«С богом будь» и весь ответ.

Светлым я иду из церкви,
только слышно вдалеке,
как шипит там где то злоба,
у невеж на языке.

Измятой салфеткой лежат мои чувства
в сердце на самом краю.
На арфе из нервов играет обида,
она не привыкла к вранью.

В мозг через уши влезает отрава
из яда истерик и лжи,
висит на ресницах усталость-шалава
и совесть встает на ножи.

В глаза изнутри слабость тихо стучится,
толкает наружу слезу,
и клеткам уже не восстановиться,
слюна исчезает во рту.

Неспешно скользит вниз по сухожилиям
зло к небольшим кулакам,
по венам, по нервам, по вздутым прожилинам
эмоции бьют как там-там.

Душа озираясь сидит в уголочке,
ей чужды такие дела.
И мысли текут заполняя здесь строчки
коктейлем из гнева и зла.

И прежде чем будете хлопать в ладоши,
раскрылся мол гад, посмотри,
поглубже себе загляните вы в души,
и кто-то захочет петли.

Степь. Простор. Ковыль волнАми,
Гладит спину ветерок,
Солнце хвалится лучами,
Щурится, стоит сурок.

Горьковат с полынью воздух,
Надышаться не могу,
Дайте мне немного роздых,
Щас разуюсь, побегу.

Степь звенит, гудит, живая,
С прожелтешками трава.
Это здесь, кусочек рая —
Солнце, неба синева.

Шмель жужжит, цветы целует,
Неуклюж, как бомбовоз
Даже кажется, флиртует
После трёх нектарных доз

Вдаль дорога тянет душу,
Вслед за солнцем на закат
И ручей – кровинка суши
Он дороге сводный брат

Степь весною, как невеста
Жизнерадостна, в цветах,
Нет на свете краше места
Может только в облаках?

Распахните предо мной даль бескрайнюю,
До чего ж ее люблю Русь печальную,
Не объять тебя руками, не получится,
Лишь тоска со мной шагает как попутчица.
Ни один десяток лет вместе шаримся,
От сумы и от тюрьмы зарекаемся.
До того она родная стала, гадина,
Чтоб ты, сволочь, у меня была украдена.
Не даешь моей душе ты веселиться,
Не пора ли тебе, сука, удавиться.
И еще её сестра-одиночество
Посещает иногда как пророчество.
Неужели в тебе, Русь печальная,
Лишь тоска и одиночество главные.
У других в глазах я видел веселие,
Позитив там справлял новоселие.
Может, бросить сеструх, да покаяться?
Улыбаться ходить, не печалиться.
Да боюсь у меня не получиться,
Больно близкие стали попутчицы.

Не принимают вас к себе погосты.
Бежали в смерть, поверя клевете.
На душах самомнения наросты,
Таких не распинают на кресте.
Послания, записки. Для кого?
Что прочитают в них живые люди?
Оправдываясь смыслом: «Жизнь г..но»
Не дождались, что поднесут на блюде?
Боитесь жить? Я логики не вижу,
Ведь смерть страшнее, это навсегда,
Идёте к краю,
ближе,
ближе,
Когда же разум, слышит слово: «Да»?
Веревки, яды, бритвы и ножи,
Высоток крыши, или просто речка,
А дальше темнота, вы – миражи,
Везёт тому, кого хранит осечка.
Я презираю вас, кто выбрал суицид,
И вырву вас из памяти навечно,
Таблеток горсть, и обеспечен стыд
Друзьям, любимым и родне беспечной.
Ударит молотом, известие друзей,
Родня узнает, как их сердце ноет,
Любимым будет в сотни раз больней,
Они свою любовь не упокоят.
Не ставят на могилах вам крестов,
И грех такой, другие не оплатят,
Уйти смогли вы быстро и без слов,
А вот вернуться, вечности не хватит.

Я в мир пришел со страхом и слезами,
И болью матери напомнил о себе,
Еще слепого меня туго пеленали,
Боролся, но проигрывал в борьбе.

Оковы с детства только закаляли,
Я в памперсах, уже хожу вовсю,
Машу руками, брызгаю слюнями,
Короче бестолочь, играю в «поросю».

От «пороси» до школы полшага,
Иду с цветами осенью учиться,
Ещё тогда я думал, нафига?
И как же мне все это пригодится?

Хожу учусь, доходит, но с трудом,
И вроде понял, но все как-то туго,
Но виноват мне кажется роддом,
Что довели ребенка до испуга.

Ежовых рукавиц я не боялся,
Отец ремнем тренировал мой зад,
На этот мир ругался, огрызался,
Но жизни в целом, я конечно рад.

А после школы, жизнь совсем другая,
Никто не будет нянчить и жалеть,
Уже своих детей мы туго пеленаем,
Забыв, что лучше пряник, а не плеть.

Пухнет от мыслей моя голова
Сколько ж скопилось такого добра?
Думаю утром и думаю днем
Как это «пламя» назвали «огнем»?
Что откусить? Какое число?
Как бы мне крышу совсем не снесло
Я гений наверно с такой головой
Она уже весит как улей большой.
Надо поменьше бы всяких мыслей
Треснет мой череп, я думал с яслей
Думы о мыслях, мысли до дрожи
Что о чем думает, думаю тоже
Все-таки скоро я точно умру
Думать постольку нельзя поутру
Хватит, скажу я себе, прекрати
Думать о мыслях своих не хоти
Лучше не думать совсем ни о чем
Мячик гонять или драться мечом
Думаю только не будет и там,
Покоя таким, гениальным мозгам.

Шерсть клочками на старом верблюде,
Чуть хромает, идёт великан
По пескам, по барханам, в безлюдье
Сорок суток таскал нас шайтан.

Мы последние, нет каравана,
Дервиш старый и старый верблюд
Только строчки святые Корана
Нам на небо уйти не дают.

Получил я его верблюжонком
Белоснежным и грустным таким
Всё ласкал, называл «Салажонком»
Ревновал до безумства к другим.

Белый круг, словно око пророка
Сверху смотрит, безжалостно жжёт
С другом старым бредём одиноко
Ну, зачем нас аллах бережёт?

Нет воды и нет мыслей, движенья
Губы в кровь, язык к нёбу прилип
И в мозгу начинает брожение
Что верблюд в горбу воду хранит.

Солнце разум забрало и совесть
Но скотине в глаза не смотрю
Я закончу сейчас его повесть
И быть может, продолжу свою.

Одурманенный зноем, на нервах
Ятаганом кровавым клевал
Тело друга и душу наверно
Но напрасно я воду искал.

Засыпаю. Рыдаю. Устал
Точно знаю, уже не проснуться
И пронзительно воет шакал
Он-то знает, что нам не вернуться.