Алексей Чипига - Кто-то небо приводит в окно. Стихи

Льёт дождь, но помнится одна
Картинка: на зелёных склонах
Смешная шерсть и имена
Погонщиков тоски весёлой.

О, лама милая, прости
И ты прости, услада ночи
За то, что вас благодарю,
А кто-то в сумраке хохочет.

Помнишь
Корова губы в сквозняк опустила
Было щекотно и нежно
Нищий протягивал бересту афиши
Был ветер
Я бы хотел чтобы школьники
Изучали это событие на уроках истории
Оно учит быть растерянным без стыда
А как известно история повторяется
Где-то рядом

Зарапортовался простудился
Вряд ли смог концам-началам внять
Просто долго было оступился
И не оступился смел не ждать

Помнишь во дворе был синий мальчик
Ты почти влюблён в него пьеро
Называл и образ детства нянчил
Нянчил образ света одного

Ну про что это так искренно и ясно
Что есть страх с названьем «вот он я»
Безусловно речь твоя напрасна
Как прекрасна голая земля

Кажется, если б мы были чуть-чуть посерьёзней,
Мы бы не писали музыку и стихи,
Не вели дневников,
Не поддерживали беседу
И, конечно же, не объяснялись в любви,
Если б вообще объяснялись.

Ведь известно, что выражать себя это риск.
Идти навстречу это проигрышная лотерея.
Кто одарён красотой, меньше всего её оценит
Ну и так далее
Вплоть до книжных разбойников и чародеев.
На что они неспособны, так пожать твою руку,
Быть отрывочными незаконченными смешными,
Забывать имена на великом базаре
Одиночеств, пить сумрак последней встречи.

Мы вместо них должны тянуть эту лямку.
Стесняться желанием,
Понимая, что это нормально,
Беседовать с эхом чужого голоса,
Который казался твоим,
А теперь он подарен квартире, друзьям, молитвам.

И мы знаем, конечно, что надо быть настороже,
Но – удивительный дар – в солнечный день или
в лунную ночь
возвращается наша беспечность
И мы совершаем поступки, раним других, говорим,
Опустошаем себя, становимся вновь никем
В надежде наполниться новым.
Киты на остановке трамвая.
Солдаты под куполом цирка.
Поцелуи на дне океана.

Блики фар наводненьем проносятся по забору.
Я люблю стародавнее слово «автомобиль».
Образ: молодость мотыльку проиграла в злом споре.
Больше чуткости оказалось у тех, кто забыл.

Ну и ладно. Мы тоже забудем, убудем, прощая.
Будем спрашивать: это ли жалость, вас можно спросить?
Таким тоном, как будто спросили, сгорая
Безнадежную реку бесед и тревог переплыть.

Ваши слова:
«какая прелесть», «благодарю»

Может быть, в них я только мучим светло

И в фотографиях ваших, конечно
Где вы смотрите на дирижабли в джинсовой куртке, плечо
На котором хочется отдохнуть

Может быть, здесь ничего серьёзного нет
Можно ль в это поверить

Я не знаю какая вы
Я знаю какая вы
Тайна

Ровно столько сколько можешь ты взять а именно: всё
Пляска вечерних огней в беззастенчивой влаге

Ровно столько сколько можешь ты унести а именно: ничего
Прикосновение опыта каждый раз
К белой ране бумаги

О, какое густое предсудорожное наступает.
Жалость к шарфам и лицам, садящаяся на плечо.
Музыкант в каждом вздохе, не выдержав тайны, сгорает.
Выдержав тайну, закатный луч шелестит: ещё.

На, используй на милом суде против нас нашу ложь
безразличья.
Правда – в точности, в том, как ясна подоплёка небес.
Молчаливые существа городам предъявляют увечья.
Говори, что ты умер, чтоб ты и взаправду воскрес.

Глухая ткань ночного разговора
Уведена за край собачьих просьб.
Покоя не даёт покой тот уязвлённый,
Которым сны пронизаны насквозь.

Он видит там божественную спину.
Там удаляется какой-то человек.
А утром – можно ящик передвину.
Спина, спина… не то, а первый снег.

Снег экзотичный в южном измереньи,
Хотя есть слух, что было так бело.
Когда не знали о глобальном потепленьи
И с именем твоим злой памяти везло.

Но удаляется великолепный опыт
Распознавания затылка и спины.
А снег, он, видимо, пойдёт в субботу
Перед войной, опять после войны.

Бездна без дна и звезда без да.
Бездарь, не угадай.
Ты отправляешься в зиму, Кай,
Зимние петь провода.

То есть тростиночку меж небес
И голубиным жильём
То есть… – а как тебе нежный лес
Для путешествия в «переживём»?

Да, ведь аскеза нежна, нежна,
Словно бы ночь, где свет.
Бездна без да и звезда без дна
И долгое здравствуй без нет.

Забыть очки в ночном дворе,
Которые не носишь кстати.
Забыть лицо своё в окне.
Пустую позу на кровати.

Прохладней пламени теней
Уже к душе плывёт отчизна —
Ненасытимость отрече…
И далее «во имя жизни».

Какая музыка, такие и дела.
Тень облака незлого за больницей
На города прошедшие легла.
Нью-Йорк, Флоренция… опять немного смысла.

Гусиный срам гармошки и весны
Закадровой. Печален слух афиши.
Страдают под твою сурдинку крыши,
Бессонная гармония воды.

Будто бы знаешь, о чём эти женщины и мужчины,
А на деле знаешь: огонь, поцелуй, вода,
Милые произносимости, полуруины,
Города, чтобы в них говорить: я люблю вас, звезда.

А на деле сгущается музыка поднебесья.
Если посыпет снег, окликни меня в домофон.
Я приду на порог и ты одаришь меня вестью:
Белые мхи, дирижабль, аэроплан, телефон.

Приступ пленительного бессилия
Где гордость остановилась