Борис Благовещенский - Листья жизни. О жизни, смерти и любви

Ах, Владимир! Под ранние грозы
Вот и встретился я с тобой,
Только ты уже вылит из бронзы,
И гитара молчит за спиной.
Я дышу московской весною,
Что-то сердце стучит невпопад.
Вот пришел я на встречу с тобою,
Вот стою и совсем не рад.
Ты промчался по жизни смело
Ах. Владимир, ты, Влади-мир!
Не такое уж глупое дело,
Что покинул ты странный сей мир,
Нынче книжки твоей не купишь
И пластинки идут нарасхват,
А при жизни ты видел кукиш;
Не завидую я тебе, брат,
Ты сгорел, как звезда сгорает,
Ярко вспыхнув на фоне звезд,
И теперь среди них летает
Владвысоцкий без чувств и грез.
В кабинетах жучки-буквоеды
Роют ямы чужим стихам
И считают свои победы,
И печатают собственный хлам.
А в лучах твоей славы греясь,
наживает себе капитал,
Кто не пел, не «хрипел»,
А, блея, в твою душу поэта плевал.
Вот и этот со мною рядом,
Опустил толстобрюхий портфель
И читает свои профанады
Про тебя в этот звонкий апрель.
А мне славы твоей не надо.
Я про все пред тобой помолчу,
А потом, мчась по автостраде,
Нервный стих о тебе закручу.
И хоть нет у меня гитары,
Зато сердце звенит, как медь,
Зато нервы гудят металлом;
Мне своё суждено пропеть.
Что ж ты смотришь на мир виновато?
Не горюй, двум смертям не бывать!
Я сегодня пойду по Арбату
За тебя стихи сочинять.

Гласит плакат у входа на Арбат,
Что здесь поэты многие бывали.
Их имена всегда созвездием горят,
А вот меня еще здесь не видали.

Здесь Маяковский стих чеканный свой
Читал и пивом с воблой наслаждался,
Ходил Высоцкий этой мостовой,
Вот, вижу, даже след его остался.

Есенин часто здесь бродил один,
А может быть, и с дамой ошивался,
Как этот важный, чинный господин,
Который мне знакомым показался.

Пусть говорят, что я им не ровня,
Пусть не был я ни сватом им, ни братом,
Зато сегодня очередь моя,
Сегодня – я гуляю по Арбату.

Не знаменит, безвестен, не богат,
Живу в тени, звёзд с неба не хватаю;
Тащу свой воз, поклаже рад не рад,
Но по ночам свои стихи кропаю.

Теперь, Арбат, ты знаменитым стал
Еще и тем, что ты не догадался,
Что Благовещенский здесь побывал,
Прошел – и не замеченным остался.

Сатирик-друг всем раструбил
(на свете ж есть такие типы!),
Что обо мне в Берлине заскучали липы,
Что слухом обо мне полным-полна земля,
Что Рим тоскует обо мне и даже Елисейские поля.
Я осчастливить их был рад всегда, да вот беда:
Мне нравятся другие города.
Спасибо, друг, что ты за труд не счёл,
А взял, да и стихи мои прочёл.
С тех пор, как рассказал ты мне про Пикадилли,
Где плачут все, что мои ноги там не проходили,
Я наплевал на всё и заказал билет
Туда, где нас с тобою не было и нет.
Слыхал я, жизнь там очень хороша,
Да, жаль, карман мой пуст, нет даже ни шиша.
Надежда лишь на то, что утолю вселенский жар,
Когда за стих сей получу я гонорар.
Но если б в Риме знали обо мне,
Возможно, счастлив был бы я вполне.
Сидел бы где-то и читал меню,
В престижном баре на какой-то Авеню.
Да, счастье не в деньгах, а в крупных гонорарах,
Но не нужны издателям сегодня мы и даром.
Поэтому стихов я больше не пишу,
А каждый день по Штефана 2 2 Центральная улица в Кишиневе носит название проспект Штефана чел Маре. хожу.
И всё ищу заветный тот плакат,
Но, если не найду, – не попадайся, брат!

…И вот я в Лондоне. Иду по Пикадилли.
Когда-то друг-сатирик написал,
Что мои ноги здесь не проходили.
При этом друг мой жутко горевал.

Теперь, я знаю, друг ты будешь рад,
Узнав (а за тобой весь мир узнает),
Что над Ламаншем смыл я унитаз
И над Парижем свистнул, пролетая.

Ах, как лето незаметно пролетело,
Унося с собой печаль и суету.

Я вернулся к тебе, дорогая,
Не ищи ты в глазах вину.
Дай-ка, лучше, тебя за талию
Я покрепче к себе прижму.

Была длинной к тебе дорога,
Ноги я до крови истоптал,
Обувь вечную, как у Бога,
По дорогам совсем истрепал.

Я блаженным не долго странствовал,
Был всесильным не долго я,
Жизнь и муки меня переделали
В безголосого соловья.

Эти строчки, тебе лишь понятные,
Написал я не для газет,
Я прочту их тебе, ненаглядная,
Чтоб лучился в глазах твоих свет.

Были радости, неудачи
И кружилась моя голова.
Мы с тобою все переиначим,
Мы другие найдем слова.

Сто дорог предо мною лежали,
Выбрал ту, что вела к тебе.
Слишком многое мы испытали,
Оттого и покорны судьбе.

Я вернулся к тебе и снова
Заглянул в глаза, любя,
В мире не было б Кишинева,
Если б не было в нем тебя.

Снова я в Кишинев возвращаюсь