Валерий Щербаков - Облака. Сборник стихов

Мелодия звучала над рекой,
То скрипка плакала, рыдала.
Играл скрипач на ней совсем седой,
Все замерло вокруг, и лишь река тихонечко бежала.

А звук печальный уносился вдаль,
О грусти скрипача в округе всем оповещая.
Казалось, этот звук пронзит и сталь,
А в сердце он свободно проникает.

Метался и взлетал смычок,
Скользя легко по стали.
Играл мелодию не новичок,
Маэстро был в печали.

Вдруг смолкла плачущая скрипка,
И опустил смычок скрипач.
Слеза катилась по щеке его, пробилась легкая улыбка,
А за спиной был слышен чей-то тихий плач.

В глухом лесу его землянка,
В уединенье человек.
В ней из удобств одна лежанка,
Тот старец Богу посвятил себя навек.

И борода, и голова его седые,
Немало лет уже ему.
А вот глаза, как молодые,
В них доброта и потому доверие к нему.

Он часто крестится в поклонах,
Молитвы Господу шепча.
Лучины цвет мерцает на его иконах,
В землянке старца нет лазейки даже для луча.

Сознательно отшельник тот ушел от люда,
Ушел в леса от суеты.
Всего себя, отдав и душу Господу, коснулся чуда,
Достиг духовной чистоты.

Не просто получить благословение у Бога,
Не каждому дано увидеть Божий знак.
К тому сложна, ох не проста дорога,
Порой лежит она через лишение и мрак.

Открытый, бесконечный океан,
Над гладью водной стелется туман,
До побережья сотни миль,
И ни души, лишь парусник в дали один.

Натянуты от ветра паруса,
Шумит и пенится вода, врезаясь с силою в борта.
В бескрайности морских солёных вод,
Он гордо в одиночестве идет.

На сотни миль ни судна, ни огня.
Тут вся надежда только на себя.
Но парусник уверенно идет,
Попутный ветер парусник несет.

Не мало миль намерен он пройти,
Неведомое ждет то судно впереди.
В бескрайних водах идёт совсем один,
Сам себе хозяин, он сам себе здесь господин.

Скрепят, качаясь мачты корабля,
За сотни миль находится земля.
По праву «Гордый странник» название ему.
Когда тот парусник причалит, известно Богу одному.

Весной Маньчжурия в цветах,
Благоухает там все нежно.
Нередко вижу край далекий тот во снах,
Пограннаряд, идущий в сопки спешно.

За сопками Китай,
И там другое все, не наше.
Чужой для нас тот край,
Дома другие там, народ другой, другие кошки даже.

А вот для бабочек маньчжурских и для птиц,
Которые порхают в сопках всюду.
Для них не существует тут границ,
Нет принадлежности у них ни этому, ни тому люду.

А на границе тишина,
Тут каждый шорох на учете.
Тут четко полоса нейтральная видна,
Писк слышен комаров, что над травой в полете.

Тут запах ландыша, как аромат духов,
Пьянящий запах с сопок.
Лимонник тут желтеет меж кустов,
Бутоны роз китайских в виде стопок.

Мне часто снятся эти сны,
Напоминают о границе.
Приносят запах той весны,
И сослуживцев молодые лица.

Когда разочарован всем вокруг,
Когда очередной тупик.
Ты вспоминаешь, где твой друг,
Лишь он услышит твой душевный крик.

А тем, кто рядом вьются день и ночь,
Когда ты полон сил и на коне,
Не верь, гони их прочь.
С коня слетишь, «дружки”те и руки не подадут тебе.

Друг тот, кто с автоматом рядом полз,
И он шептал тебе: «Браток, ты мокрый. Не замёрз?
Немного нам осталось, поднажми».
«Противный дождь, – вторю ему.– Я догоню, ты извини».

Стать другом можно только в трудный час,
Такая дружба вечною становиться подчас.
В друзей своих я верю как в себя!
Вот только жаль, сейчас их мало у меня.

Церквушка ветхая, что на окраине села,
Тропинка вдоль реки, что к ней вела.
Да колокольный звон, стоящий над рекой,
Звон, уходящий в даль, плывущий над тайгой.

Картину эту в памяти рисую я,
Таежный край зовет домой меня.
Зовет меня обитель церкви той в селе,
А звон ее о Боге тем напоминает мне.

Да, верно я забыл дорогу в Храм,
Бог видит, не был я давно уж там.
Поэтому церквушку вижу далеко в тайге,
Ты грешен, брат, звонит церквушка мне.

У каждого из нас своя есть церковь на земле,
Моя звонит с тайги, о Боге тем напоминая мне.
Звон тот ко мне летит издалека,
А колоколенка церквушки той совсем невелика.

Вот кабы доходил всегда до нас тот звон,
То не позволил делать бы грехи нам он.
Такая вот церквушка каждому нужна,
О Боге не дает забыть она.

Манишь ты меня, родная,
В хвойный край зовёшь меня.
Отчий дом- тайга глухая,
Пропадаю без тебя.

Вижу сосны вековые,
Ели, пихты все в снегу.
Ох, леса те не земные,
Рвётся душенька в тайгу.

Вот бы душеньки вселиться,
В тело птицы снегиря.
И мгновенно в небо взвиться,
Унося в тайгу меня.

Я слёзы видел в милых тех глазах,
Ты плакала, платочком утираясь.
Слезиночки росой свисали на губах,
С дождём, что моросил сливаясь.

Ты провожала, милая меня,
Куда? Сейчас уже не помню.
Промокла сильно от дождя,
Притронулась к моей груди своей ладонью.

Мамуля! Мама! Нежная моя!
Храню святой твой образ.
Ты словно с детства летняя заря,
Навечно в памяти моей, и не меняется твой возраст.

Я все цветы земные отдал бы тебе,
Всё сделал бы, чего бы ты не пожелала.
Чтоб прикоснуться, хоть на миг к твоей руке,
К руке, которой вслед родная мне махала.

Добрей души я не встречал.
И счастлив, что для этой женщины я мужем стал.
Мы тридцать лет с тобой по жизни шли,
Не мало и невзгод прошли.

Всегда родная помогала мне,
Ты забывала о себе, когда я был в беде.
Я видел слезы в добрых тех глазах,
Когда я уходил, когда иной раз был не прав.

Всегда старалась семью сохранить,
В моменты трудные старалась рядом быть.
Я благодарен милая тебе,
Что ты была и есть в моей судьбе.

Хочу за все я извиниться пред тобой,
Хочу сказать спасибо, что по жизни рядом шла со мной.
Особое спасибо за детей,
Которые нас наградили внуками теперь.