Надежда Ладоньщикова - Листья. Стихи

Нам хватит тем, а о любви и дружбе
я и того не знаю – есть ли, нет ли.
Скажи – зачем одни хватают ружья,
и отчего другие лезут в петли?

Давай с тобой найдем такие темы,
где люди – как системы или схемы,
где логика – деленье без остатка,
а боль – техническая неполадка.

И где добро и зло – одно и то же,
где капли друг на друга не похожи,
и где спокойно примем даже весть,
что дураками были мы и есть.

Что не нужны мы ни одной душе,
что только жить начнем – помрем уже,
не доживем и до себя самих
и никогда не видели других.

И даже то, что все это – не так.
А дальше – дебри, мрак и снова мрак.
Но ты которое по счету лето
находишь где-то все-таки ответы.

Любую боль разложим на детали,
мы закопаемся в такие дали,
где уже просто не придется плакать,
и не страшны совсем – ноябрь и слякоть.

Нужна ли помощь Красному Кресту?
Хоть слез чужих запомнила немало,
своей же боли злую темноту
Я чаще в одиночестве сжигала.

А то, что видели мои друзья,
что я, бессильная, при них скулила —
все было каплей шумного дождя,
той, что стекло полоской намочила.

Одна полоска, две, четыре, пять…
Рисунок счастья – теплое сплетенье.
Но – больше я не в силах рассказать,
да и за то просила бы прощенья.

Кто из счастливых вспомнит обо мне,
когда под хмурым небом я пройду?
Оно беззвучно спросит в тишине:
– Нужна ли помощь Красному Кресту?

Я помню, мы все верили в весну.
она пришла. Но снег наутро снова.
И кажется, что мы молились сну.
глядим на снег, не говоря ни слова.

Цветные дни по улицам неслись,
и с солнцем воробьи купались в лужах.
Как выл февраль, и как вернулась жизнь.
Как мы устали. Как нам это нужно.

И дождались. Уже не сбросит вниз
ни снега холод, ни предчувствий грозы.
Наденьте туфли – все же дождались!
Кто долго ждал весну – не прячьте слезы.

Какая ерунда – опять весна.
Но по асфальту слезы счастья льются.
Душа чудна – она спешит сполна
все новой гранью к жизни прикоснуться.

Не объяснить, как много изменилось
даже за этот разнесчастный год.
И не приснится то, что раньше снилось,
где не везло, там скоро повезет,

Где темнота и тишина летели,
вдруг выступит мозаика сквозь тьму.
Еще два дня, неделя, две недели —
я раскопаю, сдвинется, пойму.

я сделаю, пусть это будет стоить
дней, слез, стаканов кофе, киловатт.
Я сложное расклею на простое,
чтобы понять – никто не виноват.

Что раньше снилось – больше не приснится,
и больше будет счастья и огня,
и глянут незнакомые ресницы
со странным выраженьем на меня.

Я эту книгу за ночь проглотила,
под лампой за ночь месяцы сожгла.
Я поняла – неправильно любила,
и правильной тоска моя была!

Знаком с основами добра, с азами
весь мир – но будто в свете все ином.
спят фонари с открытыми глазами
перед моим сгорающим окном!

И в полутрансе недосыпа ярком
слова ясней врезаются в мозги,
чтобы любовь была судьбы подарком,
и стали дружелюбными шаги.

Зачем иначе? Что под снегом было,
Весна с водой наутро унесла.
Я эту книгу за ночь проглотила,
под лампой будто месяцы сожгла.

Шаги. Шаги – значит, это
кого-то гонит забота,
кто-то шагает где-то,
приближаясь к чему-то,
удалясь от чего-то.
Уходящий из света
приближается к мраку,
кто из тени идет —
вдруг закроет ладонью глаза.
Кто не ищет сюжета —
не противится краху,
кто идет не вперед,
как известно, уходит назад.

Ничего не понять все равно.
Только слышно, как сердце шагает.
К чему каждый день все ближе оно,
от чего убегает?

Склад ли чувств, или тир,
песня – или весь мир,
или просто сосудов сплетенье.
Для кого-то транжир,
для кого-то кумир,
для кого-то пустое сомненье.

Для меня ты – заслон,
что мотором рожден,
указатель в пути и помеха.
Ненавистный наклон
в тот единственный сон,
беспокойное, гулкое эхо.

Ты движенье меня,
отражение дня,
порождая, мечту убиваешь.
Никого не виня,
отойди от огня,
если что-то еще понимаешь.

Подожди, пока я
оседлаю коня,
не бросайся ему под копыта.
Чтобы, злясь и любя,
не жалеть мне тебя,
даже если ты будешь разбито.

В глазах напрасно ищу ответа,
напрасно слова ловлю.
Снова уходишь, согнувшись от ветра.
зачем я тебя люблю?

Дни – и висящее в воздухе имя.
Пусть это станет лирической песней,
пусть это станет слезами моими,
одновременно – пусть станет местью:

Ты обернешься еще на минуту.
увидишь, как я смеюсь.
Ни шага навстречу. Ни дня не забуду.
Не оглянусь.

Довольно. Мне так надоели прения.
С собственным сердцем пора мириться.
Сердце, твои и мои ускорения
мы успокоим, не будем так биться.

В стараниях вижу зеркально обратное,
мечты ненадежные – не сожалею.
Теперь моя линия – боль безвозвратная.
Уходишь – иди. Я уйду скорее.

Последние чувства рву, так больно.
Последнее счастье не отпуская,
себе повторяя: «Довольно, довольно»,
последние слезы с дождем глотаю.

Может, кто-то, как я,
пульса удары гоня,
зовет среди ночи и дня:
– Слышишь меня?!.

Я слышу бешеный хор
на улицах и в домах.
Это – не разговор.
Это – животный страх.

Не слыша друг друга,
друг друга кляня,
в разные стороны:
– Слышишь меня?..

Ты не позволишь себе стонать?
Ты ловишь искры чужого огня?
А кто же будет тогда кричать
– Слышишь меня?!

Вот бы голос хоть раз услышать
того, кто виски руками сжав,
этой мыслью впервые дышит,
но все же спросит у снега на крыше:
– Слышишь меня?

Идут года.
Смотри туда,
красиво, да?
Кругом вода.

Мой троллейбус – в дожде и во тьме.
Как мелодию, слушаю счастье —
оказались полезными мне
все прошедшие беды и страсти.