Александр Ладошин - Реперные точки

Кондомы, порно-фотки, чуингам и
бейсболки, что увешаны значками.
Товаром этим бойко фарцевали,
рублями прирастали, трояками.

Но все конечно, даже фестивали,
закончен праздник, началась рутина.
Обычной жизни радости, печали,
уныло-блекло-школьная картина.

К концу уж полусотые скатились.
Но… пятьдесят девятый отличился.
С прекрасным полом действия случились,
я в звании мужчины утвердился!

Впервые подбиваю я итоги,
шестнадцать лет как реперная точка.
Вы к юности не будьте слишком строги,
не просто каждая давалась строчка.

Не полных восемнадцать, младший лейтенант,
За юною спиной лишь два коротких боя;
Еще не проявил бойцовский свой талант,
Однако, в тех боях, он не нарушил строя.

Свободна грудь к отметам доблести его,
Пока лишь только знак гвардейского отличья,
Но это не беда, не труся никого,
Окажет немцу он «вниманье» и «приличье».

Ствол пушки раскалится карою святой,
Броней одетый танк врага разить стремится,
Уж третий год войны, а он лишь только в бой,
Вступает гневом переполненный на фрица.

Но это как светёт, ну а сейчас в тиши,
Перечитать письмо, припасть душою к дому;
И командиры танков мамам малыши,
В разлуке поручают их покой святому.

Наутро будет бой, атака рубежа,
Все будут как мишени для прямой наводки,
Там труса и героя разведет межа,
Отделит список наградной от скорбной сводки.

Ночь растворила сны и дым дневных забот,
Что снятся младшему под танком задремавшем,
Благословенье мамы юношу спасет,
Над каждым реет пусть на путь отмщенья вставшим.

Рассветная прохлада и хрусталь росы,
Природа миг последний тишиною дышит,
Как Истины Момент всем возвестят часы,
Лишь командира, не себя, в машинах слышат.

Сигнал, ракета, командирский крик – вперед,
Лишь дым соляра скрыл исходные дубравы,
Поток стальных машин захватчиков сметет,
И в каждой человек для смерти иль для славы.

Опущен люк, в наушниках комбат орет,
Механик фрикционы отпустил – атака,
Машина к вражьему окопу поле рвет,
Сейчас покажет лейтенант, что значит драка.

В атаке не одни, броней прикрыт десант,
Святое дело подвезти свою пехоту,
Укрыл за башней отделение сержант,
Сейчас в траншеях злую им вершить работу.

Колючка прорвана, окопы под катком,
Вот немца пулемет под гусеницей скрылся,
Покинул танк десант, им этот бой знаком,
А лейтенант вглубь обороны устремился.

Вот огневая точка цепи к долу гнет,
Нельзя, нельзя залечь, в атаке темп теряя,
Осколочно-фугасным бьет и дзот вразлет,
Танк дальше мчит, все встречное броней сметая.

Вторая линия, прорвать ее сложней,
Щетинится бетоном и стальной бронею,
Но это не причина быть с врагом нежней,
Их завершится жизнь с атакой роковою.

Но это впереди, пока опасен враг,
И разрушительным своим он занят делом,
Зло огрызаются и горка, и овраг,
За танком лейтенанта враг следит прицелом.

Товарищей хранит маневром и огнем,
Танкист в бою пример и образец напора,
Но смелость не спасет, когда ударит гром,
В механика снаряд, другой в отсек мотора.

Радист с водителем сгорели, только прах,
Наводчика на этот раз хранил Создатель,
А командир лежит у танка, умер страх,
В его войне сильней остался неприятель.

На поле тучном жатву собирает смерть,
Погибшим слава, раненным осилить беды,
Атака разрушает обороны твердь,
Не всем достанется вкусить плодов победы.

Не вышел срок солдату обрести покой,
Его от смерти мать молитвой охранила,
Теперь бойцу назначен тяжкий путь домой,
Не малая ему понадобится сила.

Был танк, был бой, был лейтенант атаке рад,
Машина выжжена и командир изранен,
Лишь ночью вывезли танкиста в медсанбат,
Но он не знал, потерей крови одурманен.

Агонии четыре дня и забытьё,
Прошли, пока с косой старуха отступила,
Не будет граять на погосте воронье,
Летучка в тыл бойцов, израненных катила.

Подвижный госпиталь, вагон, дорога в тыл,
Случайный штурмовик как коршун на охоте,
Крестовый самолет над поездом застыл,
Костлявая не спит, ей снова быть в работе.

Две бомбы два костра и пули рвут тела,
Огонь и кровь, войны привычная картина,
Опять танкисту очередь не подошла,
Лишь ног теперь осталась только половина.

Судьба ударила под вздох и в полный мах,
Не вот-то дашь ответ, как было б парню проще,
Юнцу калекой жизнь продолжить на культях,
Или остаться там, где танк сгорел у рощи.

Кто смел, кто на себя ответственность возьмет,
Давать совет под груз плеча не подставляя,
Не сразу, но танкист и сам ответ найдет,
Ведь в нем жива навечно крепость броневая.

Один, второй и третий, ряд госпиталей,
День-ночь и снова день перед глазами горе,
Несчастья не избыть, но, сколько слез не лей,
Всяк со своей бедою пребывает в споре.

Наука медицина знает докторов,
И лучший в их ряду наверно будет время,
Конечность прирастить он может не готов,
Но страждущим всегда взрастит терпенья семя.

Боль-горе не избыть, так Господу видней,
Ведь каждый для своей судьбы на свет явился,
Былого, не забыв не рушить новых дней,
Так исподволь танкист с юдолью примирился,

Конечно, на протезе жизнь не веселей,
А костыли в труде и отдыхе помеха,
Но если не скулить над тяготою дней,
То будет повод для улыбки и для смеха.

Присела парню птица счастья на плечо,
Теперь бойцу и вдаль смотреть совсем не страшно,
Другому от руки, любимой горячо,
Забилось сердце вновь игриво, бесшабашно.

Пока отвага, разум, правят головой,
Ни у какой беды дороги нет к успеху,
Так молодой герой, презрев в себе покой,
В труд мирный перешел, в войне оставив веху.

По Рязанке есть Ильинка,
там я жил на даче лето,
в памяти всплыла картинка,
в светлом детстве было это.

Там родители снимали
пару комнат и террасу,
чтобы дети поднабрали
кислородного запасу.

Дети – это я и сестры,
главный я, как самый малый,
памятки ребенка остры,
это я теперь усталый.

Перешел в четвертый Саша,
Катя перешла в десятый,
старшая, Татьяна наша,
мучает диплом проклятый.