Алексей Кащеев - восемнадцать плюс

мой прадед был артиллеристом
с крыши ныне снесенной гостиницы
его расчет сбивал неистово
самолеты бомбившие столицу
от прадеда остались игральные карты
десятки медалей и автографы тогдашних писателей
теперь я пользуюсь кредитной картой
одного из банков страны-неприятеля

мой прадед хотел погибнуть за Родину
он был характером строг десятка не робкого
так говорила прабабушка вроде бы
он умер от рака
кажется
левого легкого

с медалей Сталин щурится взглядом пижона
когда я лезу в сервант протирать пыль
как будто не Сталин убил сколько-то там миллионов
как будто не прадед мой а я победил

я боюсь смерти не знаю молитвы
в армию я не пойду упаси боже
кто сейчас помнит день Куликовской битвы
все победы забудут
и эту тоже

но когда в местах где по его желанию
стреляла в небо зенитка снарядом советской кройки
в тех местах где стояло могучее здание
а теперь леса бесконечной стройки
в тех местах проходя по грязным ступеням
я поднимаю голову в небо синее

потому что мой прадед выжил за это мгновение
потому что меня назвали его именем

Иванов говорит: «У меня ничего не болит»,
А вот Петров имеет зеленый вид,
Только Сидоров просто лежит. Молчит.

Иванова мы выпишем. Он поедет домой,
Подарит коньяк, обнимет детей с женой,
И пойдет работать в свой офис, счастливый такой.

А вот Петрова мы не выпишем, нет,
Дадим ему капель каких, чтобы жил сто лет.
Через неделю домой. Суета сует.

Только Сидоров нами теперь забыт.
Перед ним расступаются пробки, солнце горит.
Посмотри скорее, вон он свободный летит.

если на нас нападут
мы развернем госпиталь
будем там ампутировать
руки и ноги бойцам
будем вскрывать черепа
и удалять гематомы
станем мы по кусочкам
кости лица собирать

если осколок внедрился
в полость брюшную солдата
или в грудную полость
или же в малый таз
на перевязочном пункте
его вынимать не вздумай
просто перевяжи
и по этапу отправь

если по нам стрельнут
ракетой «земля-земля»
мы достанем адреналин
и расчехлим скальпеля
будем работать по двадцать часов
ведь наш противник хитер
а в коротких паузах
будем ебать медсестер

помню была у меня одна
в городе Пенджикент
сиськи арбузы крепкий зад
муж выпивающий мент
помню как в госпитале полевом
скинув халат в траву
я покрывал ее как бык
кроет телку в хлеву

сестры думают лишь о бойцах
даже когда их ебут
вот чем мы ответим врагу
если на нас нападут

так говорил переживший Афган
Африку и Чечню
трижды контуженный препод наш
я спал на последнем ряду
я спал и слышал каждый четверг
сквозь чуткий студенческий сон
как он возбуждался при слове «война»
и как сокрушался он

что больше не нужен госпиталям
скальпель его старика
что если уж ебнут ракетой по нам
то сразу наверняка

а после приняв у студентов зачет
он с невозможной тоской
клал бутылку «Охоты» в карман
и отправлялся домой

снилось ему что несут опять
раненых в лазарет
снилась сисястая медсестра
и ее на гражданке мент

и встав без будильника в пять утра
он принимал фенибут
вот кого мы предъявим врагу
если на нас нападут

в тот вечер мы кого-то победили
кричали все кричал со всеми я
когда забили нашим я схватился
за голову как будто это мяч
шептал пиздец держался за макушку
но вот Аршавин вдарил по мячу
и два-один кричали мы с Митяем

ну а когда забили наши третий
я не кричал я встал как будто я
тостующий
торжествовал я молча

в тот вечер мы кого-то победили
гудели под окном автомобили
и я кричал «Россия! Рос-си-я!»
кричали все
кричал со всеми я
я выпил водки мне тогда казалось
что я люблю Россию я люблю
буквально каждую березку и травинку
и я кричал «Россия-чемпион!»

я в школе был ужасным футболистом
когда я мяч пытался отбивать
то все смеялись ставили в ворота
но и в воротах я стоять не мог

я пропускал в другой метался угол
не мог отбить и подавать не мог
когда играли с параллельным классом
то я сказал что ногу потянул

я в школе был убогим футболистом
но этой ночью я любил футбол
пускай спустя неделю нам с позором
пришлось покинуть тот чемпионат

потом мы шли с тобою мимо парка
мы шли домой и я тебя держал
за руку ты меня держала
поскольку я шатался так мы шли
мы встретили нетрезвого мужчину
в другой бы раз его я обошел
но был он с триколором не сдержавшись
я прокричал «Россия – чемпион!»

мы проходили по микрорайону
шумели листья пахло шашлыком
и я любил российскую команду
едва ли не сильнее чем тебя

Я пил Главспирттрест я пил Смирнов.
В Твери наливался настойкой гадкой,
Я пил куда-то пропавший Тинькофф
И вечно зеленую «Балтику-девятку»,
Я пил граппу, вино и портвейн,
Я пил перцовку, закусывая салом,
Я пил с теми, с кем пил Евгений Рейн,
И с теми, кого уже не стало.
Я хлебал ракию, я тянул Малибу,
Я хлестал коктейль за семнадцать баксов,
Я ставил бутылку на ржавую трубу
Одной из улиц Красноярска,
Я наливался спиртом, разбавленным физраствором,
Я жрал неизвестный напиток на букву «бэ»,
Напившись виски, я пел сам с собою хором
(Лучше всего выходили песни «Любэ»),
Я пил в одиночестве, пил с пожарником,
Бухал с мрачным санитаром Димой,
Я пил с пограничником и с алтарником,
С любимой женщиной и с нелюбимой,
Я запивал соком, заедал салатом,
По утрам глотал холодную вкусную воду,
Я мучился тошнотой, воображая себя солдатом,
Боящимся тягот, но все же идущим в пехоту,
В пьяном виде я летал в самолете,
Писал стихи, разговаривал со своим котом,
Играл в бильярд, спал за столом на работе, —
Но ни разу, ни разу не думал о том,
Что, когда покинет душа моя бренное тело
И явится ангел с блокнотом, сквозь чьи-то всхлипы
Он спросит меня не о том, что я в жизни сделал,
А только о том, сколько и с кем я выпил.