Юрий Лифшиц - Витражи. Избранные переводы

А ветер небывалый
корзинку подхватил,
подбросил и на скалы
швырнул что было сил,
и та – какая жалость! —
пропала меж камней,
но ты ко мне прижалась —
и я забыл о ней.

Хотя не трюфли в море
упали с высоты,
я сделал вид, что горем
охвачен я, как ты.
С тех пор, испортив нервы
у Гранд-Маман в краю,
я честь… грибным консервам
порою воздаю.

Меня вы гоните сейчас
с холодною решимостью,
а я любил одну лишь вас
любовью нерушимою.

Любовь моя, у вас, в груди
сердечко лицемерное,
и я в тоске брожу один,
обманутый неверною.

В плену у вас я до сих пор,
но вы мне лживой клятвою
в ответ на робкий мой укор
разбили сердце надвое.

Я все бы сделал ради вас,
предупреждал желания
и ради ваших нежных глаз
пошел бы на заклание.

Хоть вы чураетесь меня,
от вас я в восхищении
и не могу прожить ни дня
без вашего презрения.

Я слуг велел одеть в шелка,
как твой наряд, зеленые,
но все ж не стала ты пока
моею нареченною.

Твои желанья всякий раз
я исполнял заранее,
а ты дарила мне отказ
принять любимой звание.

Молиться я всю жизнь готов,
пока не взят могилою,
затем чтоб ты, в конце концов,
моею стала милою.

Простясь, зеленым рукавам
я положу заклятие,
что суждены однажды нам
счастливые объятия.

История старая о короле,
О Джоне Великом, идет по земле.
В историю Джон благородный вошел
pа то, что великий чинил произвол.

В ту пору, лет сто или больше назад,
жил в Кентербери досточтимый аббат.
Несметным богатством прославился он.
Был этим разгневан завистливый Джон.

– Итак, преподобный, скажи, отчего
дворец твой роскошней двора моего?
Богатством прославился ты неспроста.
Боюсь, что казна оттого и пуста.

– Прости, государь, но наполнен мой дом
лишь богоугодно нажитым добром.
– Ты дерзок! Но можешь остаться в живых,
коль на три вопроса ответишь моих.

Во-первых, когда королевский прием
веду я на троне в венце золотом
и славой своей наслаждаюсь сполна,
какая мне – как властелину – цена?

Второе: как долго я буду в пути,
приди мне охота весь мир обойти?
И в третьих, аббат, говори напрямик,
о чем я изволил подумать сей миг?

– Милорд, поглупел я на старости лет
и вряд ли найду в одночасье ответ.
Но если мне дашь три-четыре денька,
авось надоумит Господь старика.

– Ну, так уж и быть. Возвращайся домой.
подумай на воле своей головой.
А если тебе это не по плечу,
снять голову с плеч прикажу палачу.

Вот едет аббат, от раздумий опух.
Навстречу плетется знакомый пастух.
– С прибытием, достопочтенный отец!
Зачем вызывали тебя во дворец?

– Пастух, нет печальнее доли моей.
Мне жить остается не больше трех дней.
Найти три ответа я должен, хоть плачь,
иначе меня обезглавит палач.

Во-первых, когда королевский прием
ведет государь наш в венце золотом,
величьем своим наслаждаясь сполна,
какая ему – как монарху – цена?

Второе: как долго он будет в пути,
коль скоро захочет весь мир обойти?
И в-третьих, я должен сказать напрямик,
о чем он изволит подумать сей миг?

– Хозяин, воспользуйся мной, дураком.
С тобою мы схожи лицом, ремеслом.
Давай мне сутану, карету, коня.
Авось во дворце не раскусят меня.

– Ну, что же, – король его встретил, – начнем.
Когда я веду королевский прием
и славой своей наслаждаюсь сполна,
какая мне – как властелину – цена?

– Милорд, как известно, злодей иудей
Спасителя продал за тридцать грошей.
А ты, государь, не дороже Его
и тянешь на тридцать – но без одного!

– Хитер ты! А долго я буду в пути,
приди мне охота весь мир обойти?
– С восходом вставай, забирайся на трон
и в путь отправляйся светилу вдогон.

И если оно не покатится вспять,
сумеешь за сутки весь мир обскакать.
– Отлично, аббат! А теперь напрямик
скажи мне, о чем я подумал сей миг?

– Ты, ваше величество, думаешь так:
а этот аббат не такой уж дурак!
Я, бедный пастух, за хозяина рад.
Мы просим о милости: я и аббат!

Король, отсмеявшись, воскликнул тотчас:
– Ты станешь аббатом! Готовьте указ!
– Спасибо, милорд, за твою доброту,
но я его и по складам не прочту.

– Ты весел и смел, и достоин наград.
Тебе головою обязан аббат.
Но если бы ты провалил свою роль,
узнал бы тогда он, что значит король!

Скорблю, не смея выказать тоски,
люблю, хоть ненавидеть я должна,
твержу о чем-то правде вопреки,
немого пустословия полна.
Горю в мороз, я есть и нет меня,
другою становясь день ото дня.

За мною тенью боль моя летит
и тщетно я гонюсь за ней вослед,
за мой отказ меня терзает стыд,
и горестям моим исхода нет.
Их обуздать никто бы не сумел,
и только смерть положит им предел.

От нежной страсти таю, словно снег,
любовь, спаси меня или добей,
позволь мне плыть иль утонуть навек,
возвысь иль растопчи – но поскорей,
дай каплю счастья мне иль умертви,
чтоб я забыла тяготы любви.

Уставший старый год закончил бег,
ним в дорогу вышел новый год:
суля покой и радость мирных нег,
он ясным утром набирает ход.
И мы, устав от прежних непогод,
настроим жизнь свою на новый лад,
былых грехов покинем хоровод,
прервем ошибок бесконечный ряд.
И новогодней радости возврат
лучами хмурый мир зальет тотчас,
и вместо бурь, что лик его язвят,
сиянье красоты утешит нас.
И ты, любовь, уйдя от старых бед,
восторгам новым передай привет.