Наталья Бондаренко - Икона под названьем «Мама». Коллективный сборник стихов

Безвольно пали руки-веточки,
Застыли в воздухе слова…
Не верит мать: «Послушай, деточка,
Проснись… Пора уже… Вставай…»

Горчит полынь в степи нехоженой
И пыль горячая столбом…
А холм, еще не огороженный,
Нелепым смотрится горбом…

Не на земле горбом – на совести…
Как наказанье, как упрек
За неоконченные повести,
За рано прерванный урок…

За неприкаянное творчество,
За незабитый кем-то гол…
За тот осколок неразборчивый,
За этот неостывший холм —

Никто не будет непокаранным…
А мать все шепчет: «Ты поспи…»,
Но третий день собака старая
Скулит и воет на цепи…

Горчит полынь в степи нехоженой,
И пыль горячая столбом…
Друзья, родные, как положено,
Сидят за траурным столом….

Все как обычно в детской комнате —
Портфель, застелена кровать…
Который час – ей только вспомнить бы:
«Проснись сынок… Пора вставать…»

Ведь завтра в школу – все уж сложено:
Дневник, учебники, альбом…
Горчит полынь в степи встревоженной,
И ангел в небе голубом…

На опушке соснового леса,
Где обитель отвёл мне господь,
Ты оставил меня, как отрезал
От буханки засохший ломоть…

Из-за тучи я хмуро смотрела,
Как от бренных грехов отмолив,
Бездыханное женское тело
Опускали в грудину земли…

Перекрестком послушные руки,
Словно воск на холсте голубом,
А лицо – незнакомой старухи
С безупречно разглаженным лбом…

Распылив аромат фимиама,
Мерно тикал кадило-маяк…
И сомкнулся прессованный мрамор —
Это стены и крыша моя…

Без окна, без лазейки, без двЕри,
Без источников света, тепла —
А зачем они?
Ты ведь поверил,
Согласился, что я умерла…

Ты оплакал чужую старуху
На погосте у старой сосны…
Только жизнь – это гонка по кругу.
Я приду ещё.
В мысли и сны…

Молодая и дерзкая слишком,
Золотая – в меду – голова…
Я вернусь, если ты усомнишься —
Если только поверишь:
Жива!

На опушке соснового леса
Ждёт душа свою новую плоть…
Было б тесто другого замеса,
Чтоб не сох раньше срока ломоть…

Билет забронирован. Куплен закрытый купальник.
Открытый уже не годится по ряду причин —
Не важно каких. Слава Богу, не самых печальных…
Хотя осознание всё же немножко горчит…

В кривых зеркалах отражается сущая правда,
Прямая и долгая, словно речная вода…
Не самая злая, не самая жуткая, прав ты,
Да только ненужная – сорная, как лебеда…

Заказан трансфер. Мерседес с белозубым шофером,
Ах, как же его… Искандер, Франсуа или Стив?
Короткая память не лечится даже повтором.
Природа упряма – по-своему строит архив…

Набит чемодан. Безделушками – подлинной хренью.
Ты тихо бурчишь, повторяя отчетливо «блажь»…
И снова ты прав. В мире нет стольких камер хранения,
Способных вместить мой прожитый и новый багаж…

Крутой серпантин. Солнце-лакомка гладит и лижет
Макушки орешника, лысины древних вершин…
Ракушечный запах, ведь море все ближе и ближе,
И капельки влаги смывают намёки морщин…

Затерянный город, меня приютивший сакрально,
Когда взбунтовался от боли и гнева астрал…
И к черту сомнения! Я надеваю купальник.
Конечно, открытый!
Здесь нет правдолюбов-зеркал…

Спелым солнцем иконы залиты,
Защищенные вечностью стен…
Я стою перед праведным ликом,
На ходу сочиняя молитвы, —
Настоящих не знаю совсем…

Мне так хочется встать на колени,
Но душа не готова пока —
В ней намешаны, как в бакалее,
Не отбитые зерна от плевел,
Не прошедшая сито мука…

В ней гордыня на грани смиренья,
В ней святое на грани греха…
Обессмыслено предназначенье,
Перепутаны место и время,
Направления и берега…

Не о чуде прошу – так негоже,
Не о деньгах – какая в них суть?…
Я покорно шепчу: «Матерь Божья,
Дай мне знак – я почувствую кожей,
Укажи мне мой истинный путь…»

Мне нужна абсолютная малость —
Обрести вдохновения свет…
Неизвестно ведь, сколько осталось —
Не потратить бы все на усталость,
На иллюзии, на пустоцвет…

Я потом посмотрю, как струится прохладный рассвет,
Как седыми мазками штрихует околицу утро…
Отражается небо в росе голубым перламутром.
И расправил пион лепестковый нарядный берет…

Я послушаю завтра, как нежно воркует трава,
Как хрустально звучит соловьиный дебют а капелла
Каблучками стучит длинноногая девочка в белом,
Через парк догоняя неспешно скользящий трамвай…

Полюбуюсь не раз, как лавандой расцвел горизонт,
Как юнец-ветерок растрепал тополиные кудри…
Не будите меня.
В это теплое райское утро
Легкокрылое детство вернулось в мой розовый сон…

Я по лужам бегу.
Это счастье, что дождик прошел.
Брызги косо летят от резиновых старых вьетнамок…
Мне навстречу – отец. Из окна улыбается мама.
И вся жизнь впереди…
Не будите меня, хорошо?

Она любила свой Подол *, задворки Боричева тока.
Ходила с братом на футбол.
На море ездила в Затоку…
Пила малиновый ликёр, баллады пела под гитару,
Влезала в самый громкий спор и поддавала пылу-жару…
Работала в системе МОЗ у замминистра ассистентом…
Встречалась, кажется, всерьез с хорошим мальчиком-студентом…
И вдруг уехала в Нью-Йорк – мечта пожить за океаном…
Пила анисовый ликёр, познала вкус марихуаны.
Порой позировала ню в каморке тесной на Бродвее…
Учила English на лету и рассуждала о свободе,
Вставляя в речь okey, me too и называла тело body…
То тут работала, то там…
Любовь крутила с рыжим Полом.
Ходила в Starbucks по утрам.
И тосковала по Подолу…

Минули вёрсты, веси, города,
О чем жалеть, когда уже все сделано…
Чернилами прописано по белому
Твое незамедлительное «да»…

Дорога бесконечная в снегах,
Ни края, ни конца – сплошное марево…
И лишь мольбы отцовские и мамины
Стучат настырным обухом в висках…

Давно ли танцевала на балах,
Ловила взгляды, проплывая в шествии*…
Романсы пела нежно и божественно,
А сердце трепетало от баллад…