Вячеслав Евдокимов - Заинька, или Мужчины не плачут

Подкладка сахарная там:
«Пробраться холоду не дам!»
Из пробки добрая же ткань:
«А, ну, мороз, не лезь, отстань!»
Отделка шубы – то кора.
И вот уж шубе всей – «Ура!»
Закрылись почки на замок,
Чтоб их мороз побить не смог.
Кусты, деревья спят и сны
Всё смотрят, смотрят – до весны…
Весной их жизнь вновь забурлит,
Все примут вновь зелёный вид.
Как удивило то меня:
– Какая хитрая броня!
– Следы вон белки, внучек, глянь…
Бежала днём, не в утра рань.
Они все парные, малы.
Но храбрость требует хвалы:
Пуститься снегом чтоб бежать,
Вокруг ведь хищников есть рать!
А бег по снегу неуклюж
И очень тих совсем, к тому ж…
Любой нагонит хищник вмиг!
Раздастся лишь предсмертный крик…
Знать, не могла свершить прыжка
Меж двух дерев: тонка кишка…
К тому вон дереву скачки
И совершала, на сучки
Чтоб там взобраться поскорей,
Подальше, дальше от зверей!
Ах, как мне белку стало жаль,
Хоть ушмыгнула всё же вдаль… —
– А те, цепочкой и крупней —
То у лисы самой, у ней…
Искала зайца или мышь,
Тиха, идя сквозь леса тишь…
Я озирался всё вокруг…
Моё привлёк вниманье вдруг
Уж необычный зайки след:
Там, впереди – загвоздка! – нет
Двух задних лапок, лишь одна…
Для зайца прыть та негодна!
– Да… Заяц этот инвалид, —
Дедуля тут мне говорит. —
Не может вытянуть ноги,
И не прыжки уж, а шаги…
Он обо что-нибудь ушиб
Иль уколол серьёзно шип,
Иль обморозил уж всерьёз,
Из пасти, может быть, унёс
Лисы, покусанную зло…
Умчал – и это повезло!
Но вот надолго ли – вопрос?
Лиса ему страшнее гроз.
Нагонит хроменького враз,
Учует коль, ведь хищник – ас!
Так стало зайчика мне жаль!
И я смотрел вблизи и вдаль,
А нет ли хищницы вокруг,
Не будет зайчику ли мук?
Ах, где ты, доктор Айболит,
У зайки ножка ведь болит?..
– А здесь хромал он всю-то ночь,
Терпеть мороз уж был не в мочь…
Так зайцы делали всегда,
Во все-то заячьи года…, —
– Он, может, деда, недалёк,
И где-то рядышком залёг?
Давай, капустки принесём,
Ведь есть же нюх ещё при нём!
Морковки можно принести,
Он не собьётся к ним с пути! —
– Положим… Снег-то и занёс!
– Но то не горе, не вопрос!
Подвесим к веточкам еду:
И не в снегу, а на виду!
Но так, достать чтоб, вставши, смог
С своих-то хроменьких он ног.
– Х-м… Мысль ясна, как ясный день.
Желать – одно, творить не лень
Добро на практике весь век —
Другое. Действуй, человек!
Чиста забота, не корысть.
Поймёт то заяц, – будет грызть…
С дедулей вновь пошли домой:
Жди угощения, хромой!
Придя домой, мы наш заказ
Бабуле Наде дали враз.
Она капустку и морковь
Вручила нам, и в путь мы вновь
Пошли обратный, снова в лес,
Его не видел я чудес,
А жил лишь думою одной:
А как там зайчик наш хромой?
– Эге, да он сюда уж приходил,
Видать, с последних, слабых сил.
Давай привяжем-ка сюда…
И вмиг привязана еда.
И со спокойною душой
Мы шли с дедулечкой домой…
Мне ночью снился зайка тот,
Его я гладил, он, как кот,
Мне песни пел, уткнувши нос,
Что я еды ему принёс…
Забинтовал я лапку тож,
Он на больного стал похож…
А утро чуть учуял нос,
Я деде задал вмиг вопрос:
«А заяц тот совсем косой?
Он косоглазием больной?»
Бабуля Надечка блины
Уже пекла: «То с старины
Смешной повёлся этот сказ…
Глаза вот спереди у нас:
Куда лицо – туда они,
И косоглазия ни-ни!
У зайцев глазки сбоку чуть,
То благо им всем, а не жуть.
И даже лучше, чем у нас,
Поверь, во много, много раз.
Допустим, мордочкой вперёд
Направлен он, но то даёт,
Без поворота головы,
Снегов поверх, поверх травы
Всё видеть сразу, всё вокруг,
Где есть опасность, где есть друг —
Вперёд, с боков и, верь, назад,
И глазкам этим зайчик рад!
А вот смотрели б лишь вперёд,
Была бы зайцам жизнь не мёд…» —
Я на дедулю бросил взгляд,
Кивнул он мне, и был я рад
За зайцев всех, что так «косят»
Глаза их ночи, дни подряд.
«А ушки, знаю я, зачем
Такие длинные им всем!» —
Я всем открытие принёс,
Коль им мучителен вопрос. —
То, как подлодки, перископ,
Всего не видеть зайца чтоб:
Услышат где-то, даже мух —
Вот их какой прекрасный слух!
И как какаторы! – я им.
И всяк, улыбкой вдруг палим,
Стал вытирать глаза от слёз…
А что смешного произнёс?
«Ну, коль устройство кажет брак,
Назвать его и можно так». —
Мой папа всем растолковал,
А что? открытие моё —
Лишь правда вся, а не враньё.
Поев с сметаною блинов,
Я в лес опять был мчать готов.
Мой нетерпенья видя пыл,
Дедуля сумку прихватил
С едой для зайца, мы пошли…
И тут увидел я вдали:
Что привязали, то висит…
Вмиг у меня печальный вид…
«Ну, вот, возвысься ты к добру.
Тебе же палкой по ребру!»
И вспомнил мамы тут упрёк:
«С тобой напрасно всё, сынок,
Дубишь, дубишь тебя-то в чём,
Тебе же ноль – всё, нипочём…»
Тут покраснел я от стыда…
Коль не пришёл тот зай сюда,
Настал, видать, ему конец…
«А не горюй-ка, мил-юнец,
Давай изучим все следы,
С ним, может, не было беды…»
Но всё ж, ответа не найдя,
Какой-то час мы погодя,
Пошли обратно, впав в печаль…
Вот так, добро душою траль,
А получаешь сердцу боль,
Итог усилий – с дыркой ноль…
Я впереди тихонько шёл,
На неудачу страшно зол…
И вдруг вниманье как взметнёт
Ажиотаж свой! Мчу вперёд:
Одни тесёмки, нет еды…
Внутри, чай, снежной уж гряды?
Но, подбежав, я ожил вмиг,
И мой раздался звонкий крик:
– Он был, дедуля! Съел всё! Был! —
Но он задул мой резвый пыл:
– В твою не сказано будь злость,
В лесу ты, помни. только гость.
Внутри чужих кричать квартир
Нельзя, пугая страшно мир.
Здесь свой порядок, свой закон,
И всякий громкий шум и звон —
Им всем опасность и беда:
Куда бы спрятаться, куда?
Не исключенье и хромой:
Не ткнётся лапой и одной
Он в приготовленную снедь… —
«Не буду, дедушка, шуметь. —
Сказал ему я шепотком, —
Но съел он, видишь, с огоньком!»
«Да», – так же тихо он в ответ.
И привязали мы в момент
Морковки много, кочерыг,
Сюда пусть зайчик – прыг да прыг! —
К съестному снова притрусит,
Его счастливым будет вид!
– Он, знать, отбился от своих,
Коль, как они, в прыжках не лих…
Но вот, услышав как-то нас,
Нашёл он храбрости запас,
Решил проверить чутко след:
Вдруг обронили что вослед?
В нужде отбросил напрочь страх.
Мы – не его печальный прах:
«Пусть лучше к ним я хвост снесу,
Чем вдруг наткнуся на лису!»
Вот угощенье всё и съел,
Поверив нам, став в этом смел.
Шептал я: «Дедушка, всегда
Носить мы будем, все года?»
И он кивал мне головой:
– Но к обелиску мы с тобой
Сперва захаживать начнём,
Заботу чтоб явить о нём.
И я поддакнул: «Да! Да! Да!
Всегда к нему, не иногда».
Еду носили… «Ну, милок,
Увидеть дай тебя разок!»
Но невидимкой он всё был…
Мой нетерпенья видя пыл,
Раскрыл дедуля хитрый план,
Но чтоб я не был, как чурбан,
Был чуток к жестам и словам,
В лесу не делать тарарам.
– Он в направлении одном
Всё ходит. Видимо, там дом.
Вот ветер дунет от него,
Уйдём от кушанья сего
К тому кусту, что весь в снегу,
За ним засядем. Ни гу-гу!
Хоть будет снег лететь в глаза
Нам с лап его вовсю. Из-за
Того куста он нам во взор
И попадётся! Но позор,
Себя коль выдадим мы чем.
Всё в прах уйдёт, уйдём ни с чем…
Прошёл уж срок, совсем не мал.
И вот он, миг, как мёд, настал!
Подул, хоть слабый, ветерок
На наш заснеженный кусток…
И мы в засаде уж за ним,
И чутко слушаем, глядим…
О разговорах тут ли речь!
Лежим в снегу, а снег не печь,
И пробрала обоих дрожь…
Она ж сейчас помеха сплошь.
Дедуля уж даёт мне жест:
«Пойдём домой, мороз нас съест!»
Но я был в горести тосклив…
И сострадания прилив
Ко мне пришёл, нетерпелив
Лишь на минуту, но пришёл…
А я промёрз и стал, как кол…
И вдруг! Что слышен сердца стук,
Пришёл конец от пресса мук:
Там, где скрывалась тропка вдаль,
Свою там ёлочка вуаль
Чуть-чуть раздвинула, и вот,
Покинул зайчик наш свой грот!
По тропке маленьким скачком
Метался тяжко, будто ком,
Держал одну из задних лап
Он навесу, и весь ослаб,
Он на неё не наступал,
Видать, крик боли был не мал…
И беспрестанно ушки звук
Ловили чутко весь вокруг…
Ходил и носик ходуном:
А вдруг опасность? Здесь не дом.
И вот, приблизившись к еде,
И чтобы в пасть не пасть беде,
Он вновь пускал весь комплекс мер
Защиты в ход… Он, не в пример,
Был осторожен в этом, строг!
Лишь после этого он смог,
Зажав передней хваткой лап,
Прядя ушами, чтоб сатрап —
Лиса – не сцапала бы вдруг! —
Стал быстро есть, ушей всё ж лук
Нацеля точно в это, в то…
Защита так – не решето.
Так всё он съел, должно быть, рад.
И так же двинулся назад
Он в свой таинственный приют,
Ему где лапки вновь дают
И от мороза, и лисы,
Хоть безопасности весы
Всё на нуле всегда стоят…
Еды был вкусной рядом клад.
Так встречей душу я отвёл!
Но глубже жалости лез кол
В неё, не давши ей заснуть:
«Где исцеленья верный путь?
Ах, как бедняжке нам помочь?»
– Да разве только, что поймать,
Тогда была бы благодать.
– Нет, деда, зайчик хоть хромой,
За ним угнаться всей гурьбой
Не сможем, снег-то ведь глубок…
– Ты прав, конечно, голубок,
Хотя и лыжи быстры есть:
Глубокий снег – усильям месть.
Поймать ловушкой, может быть?
Мою увидя тут же прыть,
Повёл о ней он тут рассказ…
Я переспрашивал не раз
И восхищался: чудо ведь
Ловушка будет эта – сеть!
Её он сплёл уж через день,
И было делать то не лень.
И в дело завтра бы с утра
Пустили сеть: ловить пора!
Нам только б заиньку поймать!
С леченьем будет благодать:
Бабуля вылечит зараз,
Ведь санитарка, просто ас!
В войну под вражеским огнём
Бойцов спасала ночью, днём,
Несла к своим с передовой
Под пуль злой свист, снарядов вой,
Разрывов, грохота, всполох,
Через воронки, топкий мох,
Первично раны залатав,
Передохнуть совсем нет прав,
Ведь жизнь бойцов в её руках!
Они же в немощи тисках…
«А не смогу, ветеринар
Поместит враз в стационар,
И зайку, точно, исцелит,
К зверям его ввек добрый вид!»
И вот, настал тот чудный миг!
И мы с дедулей напрямик,
Ту аккуратно сеть забрав,
Пошли. Мой взор – сплошной бурав:
Чтоб не увидел первым нас,
А если так, его мы – раз! —
И в жизнь счастливую введём!
Все думы только лишь о нём.
Идём… а что-то нам не так,
Заполз к нам в души тут же мрак:
Вдруг неестественный стал шум…
И не почудилось на ум,
А слышен стал собачий лай!
О ухо, нам сомненье дай!..
Но лай в азарт уже вошёл!
Тянул к опасности, как вол…
И вдруг я вздрогнул! Онемел…
То выстрел – яростный пострел!
За ним второй! И третий тож…
Наш взгляд встревожен, нехорош…
И мы ускорили шаги:
Какие там-то пироги?
Спешить – душ, ног заветный труд.
Навстречу, видим мы, идут,
Ведя азартный разговор,
И шаг их важен был, не скор,
На лыжах дяди, точно – два.
С собакой. Встретившись едва,
Мы устремили вместе взгляд:
На бёдрах их, мертвы, висят
По зайцу… Пыжилась их спесь!
И я затрясся страшно весь!..
Кольнуло сердце, как иглой,
Ум помрачился, стал не свой,
Я исступлённо закричал!
Пропал сознанья мой причал:
«То бедный заинька, дедуль!
И он погиб от страшных пуль…»
Упал я с горя тяжко в снег…
Взяла истерика разбег!
Я бился, бился!.. Невпопад
Срывался криков водопад…
«Постой! – cтремясь смирить мой раж,
Дедуля мне. – А вдруг не наш?»
Поставил вмиг на пару ног.
Но я уж, точно, занемог…
И он двоим поведал весть
О нашем зайчике, как есть.
А тем история к чему!
И враз сказали посему:
– Ну, если заяц, вправду, тот,
То уж хозяйка отдохнёт,
Перетаскали всю морковь… —
И с смехом каждый вздёрнул бровь!
«Н-нет, н-нет! С-сама д-давала н-нам
В-всегда р-раненько п-по ут-трам,
Н-не забывая ч-чисто м-мыть, —
Тянул свою я всхлипов нить, —
И оч-чень д-добрая она!
И в зайку тоже влюблена…» —
Я продолжал со всхлипом речь,
Злость не стараясь уж стеречь.
«Пойдём! А, может, то не он,
Ведь был под ёлочкой схорон… —
С волненьем деда призывал. —
Осмотрим зайкин там портал.
Там всё расскажут нам следы,
Вдруг хватку он избёг беды?»
И я поплёлся, взор склоня, —
Так горе скрючило меня…
Пришли. А там весь снег в следах
Собаки, лыж… Ум вновь зачах…
И с потрясённо-скорбных сил
Я пуще вновь заголосил:
«Нет, ты не прав! Нет, ты не прав!»
И он молчал, к себе прижав
Меня предоброю рукой,
Пытаясь дать мне мил-покой…
«А точно! Заяц инвалид. —
Вдруг слышим мы, и к нам спешит
Один из тех, ушёл что уж, —
Вот потому в прыжках не дюж.
У задней вывих есть ноги,
А сам лечить он не моги, —
Приставил лапки он к следам, —
Ну, точно, ваш! И вам отдам…»
«Он, он… – дедуля всё твердил,
Себя из всех сковавши сил… —
Ах, как внучок ему был рад!
Отрадой был он из отрад…» —
Он шапку снял, печаль гнетёт…
Уткнулся я в него, и рот
Всё извергает горя крик,
И гладит всё меня старик…
«Вы забирайте, коли ваш, —
Сказал охотник. – Вот кураж!..
Коль знали б, мигом – стороной,
И был бы жив тогда косой…»
И сокрушённо он рукой
Взмахнул, душе ища покой,
И по тропе поехал вспять,
А нам в печали лишь стоять…
И виноватою брела
За ним собака: «Вот дела!..»
И с непокрытой головой
Стоял всё деда мой седой,
От горя вон оцепенев,
Оно над ним развёрзло зев…
Я гладил заиньку, ревя…
Трясла истерика меня!..
Потом прижал его к груди:
Теперь хоть вдаль ты не уйди!
Пойдём-ка, зайка дорогой,
К нам в гости траурно домой…
Глаза зачахли уж моргать:
Отпала с горя благодать! —
Вовсю открытые глаза…
Застыла тихая слеза…
И та иссякла уж до дна.
Во всём печаль, печаль одна…
«Убили! Заинька погиб…
Упал, как срезанный вдруг гриб…» —
Всплеснув руками, баба в крик!
И виновато всяк поник…
Она расправила его,
Вся затрясяся от сего,
И аккуратною рукой,
Как при отходе на покой,
На стол погибшего бочком
И положила… В горле ком…
Все, молча, сели мы вокруг:
Прощай, наш светлый, добрый друг!
И всем застолье то – печаль:
Уйдёт навеки друг наш вдаль…
Коль горе ломит напролом —
Печаль и горе за столом…
Уж нет веселия за ним.
И потому в тоске сидим…
«Ну, ничего, мой мил-дружок,
Знай, через точный, нужный срок
Уж будет чучело у нас,
Не отличит твой острый глаз,
А он искусствен иль живой…
И будет рядом он с тобой
Всю жизнь, тот случай бередя,
Когда природное дитя,
И это знают все, что факт,
Пошло с людьми вдруг на контакт», —
Сказал так дедушка и смолк…
И из затеи вышел толк:
И впрямь, был зайка, как живой:
На задней лапке он одной
Стоял, другую вон поджав…
Вид изумительно был прав:
Нельзя стоять, когда больна,
Ведь обессилена она.
Двумя передними морковь,
Аж взбудоражило мне кровь,
Держал, доверчив к той еде,
Не быть вовек что в том беде…
Глаза раскосые – привет!
Рад быть со всеми уйму лет!
Тут мамы, папы отпуска
Пришли к концу. Я из тиска
Бабули вырваться не мог
И не хотел: она дружок!
Расцеловались, обнялись,
Уселись рядышком все близь,
И с дедой двинулися в путь…
В глазах видна прощанья муть…
А коль конец пришёл его,
Вновь повторилося с сего:
Объятья, чмоканья, наказ,
И пожеланья в перепляс!..
И вот мы прибыли домой.
«Пойдём-ка, зайка милый мой,
На место видное, вот здесь,
Ты будешь виден всем и весь».
О нём узнал наш детский сад.
К нам приходили. Был всем рад
Я повторять опять рассказ
Про случай с ним весь, без прикрас,
Во всех подробностях, как спец.
И был такой я молодец,
Что, вдруг прервав рассказа путь,
Смог с ними вместе так всплакнуть,
Что получался сводный хор…
Но мысль с таких терзала пор:
А всё ль доходит до ребят,
Коль, пятьдесят на пятьдесят,
В моих рассказах – слов и плач,
Что становлюсь от слёз не зряч?
Вдруг по детсаду наяву
Девчонкой-плаксой прослыву,
Коль за косичку дёрнуть ей,
Стараясь лихо и сильней?!
Но я из рода ведь мужчин,
И плакать мне претит сей чин!
И стал вести, как лектор, речь,
И повесть нудно стала течь,
И сонно-длинная, к тому ж…
А доходила ли до клуш?
Но с удивленьем замечал:
Она вниманью их – причал!
Ужель рассказ их душам мил?
Я слёз не лил. И вкруг прослыл
Ребёнком стойким, как кремень!
Не будет слёз, хоть бей, ремень!
Всё любопытных мчал поток!
И дверь была, как пчёл леток…
Пришла соседская вот дочь…
Рост, как напёрстка, ну, точь-в-точь!
И уж я пигалице сей,
Стоящей скромно у дверей
И вниз потупившей глаза,
Как покажу, что я – гроза!
Высокомерный так же франт.
Не дёрну, слышишь, твой я бант.
Ну, что молчишь, как попугай?
Коль цели нет, так прочь шагай!
Бездельем маешься, небось…
Глаза мозолить ты мне брось!
Она ж скукожилась сильней…
Молчит опять. Тут жалость к ней,
Молчунье, вспыхнула всерьёз:
«Ну, ну! Мне не хватало только слёз, —
Её отчитывал, как плеть. —
Быть может, зайца посмотреть
Пришла? Так, просим, заходи!»
Пошёл степенно впереди…
Не развернувшийся как ёж,
За мной плелась… «Ну, ты даёшь!» —
Не дал лишь речи я щелчка,
Когда о ткань половичка
Она поширкала ногой…
И то вселило мне покой:
Чистюля, видно, ещё та!
С ней дома, знать, не маята.
И так до чучела довёл,
Его где был всегда престол.
И подняла лишь тут глаза…
И для меня то, как гроза:
От страха, что ль, так велики
И глубоки, что дно реки?
Чего бояться! И ресниц
Ряды торчали длинных спиц…
Печально-ласковым был взор…
Вот ведь умора из умор!
Опять молчит, как тишина…
Да с языком ли, слышь, она?
Но что-то вздрогнуло во мне
На молчаливой сей волне,
И я печальным тоже стал,
Хоть был минуточкой удал,
И что-то ёкнуло в груди…
«Ну, посмотрела, уходи!»
Она ж стоит, в лесу как пень,
Во всей фигуре – горя тень…
Взгляд вновь упёрся скорбно в пол…
И не гони! Останусь, мол.
Её прикушена губа…
И речь моя уж не груба:
«А… может, ты погладить хошь?»
И был вопрос ей так хорош,
Что вдруг раскрылась, как цветок,
И тихо молвила: «Чуток…
Больную ножку… Я чуть-чуть!»
Мои глаза покрыла муть…
Но я, как истинный джентльмен,
Учтивость – долг, в ней несравнен,
Сказал: «Не долго. Не свали!»
Но слёзы были невдали…
Но надо ж девам уступать,
Они принцессная ведь знать!
Лишь указательным она
Коснулась пальцем – в дрожь спина —
Больной той лапки, провела
По ней чуть-чуть и со слезой:
«Ах, бедный зайчик… Бедный мой…»
Сказала тихо и навзрыд
Пустилась в плач!.. Степенный вид,
Сочувствен, вмиг отбросил вон:
«Ну, не реви! Живой ли он?»
Но… прибежавшие на плач
Две мамы наши – их горяч,
В беде коль дети, ввек испуг! —
В две пары гладили уж рук
Нас, прижимали всё к груди
И целовали: мол, уйди,
Тоска горючая-печаль,
От наших деточек вон вдаль!
И, будто мёд, их голоса
Творили с нами чудеса…
И долго-долго от росы
Глаза сушили нам, носы…
Читать дальше