Вячеслав Евдокимов - Заинька, или Мужчины не плачут

Перестройка-перекройка,
Шире ставни нам раскрой-ка,
И на это, и на то-то,
Нет чего, но страсть охота!
Не в укор, что ты с врагами,
Коммунизм проткнув рогами,
Вбила клин в народов братство
И великое богатство
Их труда, природы клады
Растерзала для услады
Кучке алчной, ненасытной,
С жаждой хапать первобытной.
И страна глядит вся ржаво…
А была Земли Держава!
Развалила всё хозяйство,
Лишь бы кучке были яства,
Массы ждёт лишь выживанье,
И то тщетное старанье…
И под Запада ухмылки
Потеряла норов пылкий,
Встав на задние две лапки,
Денег им суя охапки,
Воровством войдя в афёры,
Да и сами воры скоры
Мчат от нас во все телеги,
Чтоб укрыли там «коллеги».
Населенье обнищало,
Пригорюнилось немало…
Тут ты быстро добродетель
Крутанула, будто вентиль,
Что, мол, бизнес раздувайте,
Вон с общественной кровати,
Утопающих спасенье —
Их к нему самих стремленье.
Шанс – то путь приватизаций
Предприятий, кучи акций!
Забирайте и трудитесь,
Ты, народ, в невзгодах витязь!
Но наивны все трудяги,
Вон поддавшись этой тяге,
Голоса отдавши тупо
За идею. Но и глупо!
Нет в том равенства доходов,
То обман всегда народов.
Ну, одну, ну, акций пару
Купит нищий, а в сверхтару
Их набьёт битком имущий,
Вот ему и благ все кущи,
Он на кучу эту акций
Вмиг становится сверхцацей
От доходов – кус жирнее,
Ну а крохи, – кто беднее,
Да и скупит остальные
Да за денежки шальные,
Да под радость их владельцев:
То, мол, выгодное дельце!
Вот и он единоличный
Уж имеет голос зычный
В уголках всех предприятья:
Он хозяин! И не братья,
На него кто крючит спины,
Участь их уж, как скотины:
Нет дохода, – вон из хлева,
В безработицы лезь чрево…
Но хозяин доли личной
Не упустит, да приличной,
Вплоть в обход страны законов,
Не бояся их препонов,
Махинаций он, афёры
Мастер наглый, подлый, скорый.
О стране ль его забота?
Прибыль личная! Жизнь мота…

***
Так же стал Бориска боссом
Некий, всех оставя с носом,
Прикарманя предприятье,
Для колёс дающим платья —
Разных марок их покрышки,
Чтоб в езде без передышки
Были все автомобили,
А прокол, – чтоб вновь купили.
Чтоб не быть уж скуповату,
Он толстушечку-зарплату
Притянул к себе премило,
Чтоб с толстушкой сладко было…
И с усилий всех нахальных —
В свой карман – тьму премиальных,
Чтоб себе ваять хоромы,
Вкусно есть в них и пить ромы,
Разъезжать на лимузине
И под солнечные ливни
Где-нибудь в гавай-мальдивах
Быть с девицами в бурливых
Да компаниях шумливых
Да на денежках отмытых,
На приёмах на избитых,
Что скрывают вон доходы,
Уж не ждя налогов шкоды.
Но безудержные траты,
Как зловредные нитраты,
Производство отравили,
И стабильности нет были:
Денег нет и инвестиций,
И рентабельность вон птицей
Улетела! И кредиты
На все просьбы уж сердиты,
И станки-старьё не в силе,
Конкурентны чтобы были
Шины, стоимость раздувши,
И планированье уши
Поразвесило тупые…
Вот и вынужден крутые,
Чтоб избечь банкротства риска,
Меры был принять Бориска.
На глаза ему попались
Те, дают трудов кто завязь —
Производственные маги,
Циклов нужных работяги.
Им урезал беспощадно
Всю зарплату, чтоб неладно
Было с ним им всем тягаться
Да в довольстве, видя братца.
А потом – толкнул же идол! —
Всем и вовсе он не выдал:
Есть же умные в нём мысли!
Работяги, знамо, скисли…
Коих вытолкал он в шею,
А других ввёл в эпопею —
Вместо денег – в руки шины,
Чтобы не было кручины.
Отказались все, конечно:
«Что ты, что ты, друг сердешный!
Сам пожуй покрышки эти,
Где им места взять в буфете?»
Разгадавши злу уловку,
Объявили забастовку.
Но Бориска в обороне:
Не пройдёт она, мол, ноне!
В суд подали те поспешно.
Тот в движениях неспешных
Следствий делал всё шажочки
Год, но выводов – ни строчки,
Мол, работнички, терпенье!
Год второй такое ж пенье…
«Это что такое, братцы?!
В лоно марш Администраций!
Чем кормить нам семьи, деток?
Позагнёмся все мы этак…»
Пред властями поуселись.
«Прочь гони всю эту ересь,
МВД!» – рекли чинуши.
И набросилися туши
Стражей общего порядка,
Потрепали всех прегадко!
И пошли все вспять понуро:
«Мысль сюда прийти, знать, дура…
Надо к Высшему прошенье!
Должен быть же, без сомненья,
Этот чин в стране, наверно!»
Согласились и примерно
Написали Заявленье,
Мол, наладь в стране все звенья,
По труду жилось чтоб людям,
Благодарны очень будем,
В ящик бросили почтовый.
Ах, кто мысль дал, тот бедовый!
Лет прошло уж многовато,
Спит ответ от адресата…
У него благое дело:
В батискафе он пресмело —
Это было мира сказкой! —
Дна достиг уж Марианской,
Страшно впадины глубокой…
Вышел, стройный, синеокий,
Глядь, а там живут моряне,
Да при стройном, гибком стане!
Чистота везде, порядок,
Телом каждый пышен, гладок,
Изумительные зданья,
Автоматика заданья
Исполняет их прилежно.
Друг на друга смотрят нежно,
Ног не давят, не грызутся,
Всё-всё-всё у них не куце,
А достойно восхищенья!
Изумительное пенье,
Величавы хороводы…
Нет, они не мутят воды.
Всё деля и всем по-братски.
Свет вокруг, хоть мрак здесь адский.
А животные морские
Раздревнющие такие —
Вызывают изумленье…
Вот где база изученья!
Нет богатых здесь и бедных,
Подлых, гадких, действом вредных,
Всем всегда душа открыта,
Не крадут себе в корыто.
Совесть, разум – здесь владыки.
Достижения велики.
Обновляясь бесконечно,
Все живут здесь только вечно.
И землян все войны-брани
Видят чётко на экране
С осужденьем, не со смехом…
Мирным рады лишь успехам.
Их сужденья очень метки.
Мы для них ещё лишь детки,
Зрят с улыбкой, с умиленьем
Нас и с лёгким удивленьем…
«Можем, друг, мы поделиться
Тайной жизни, – мило лица
И с желаньем чистым, рьяным,
Что присуще всем морянам,
Видя глаз оцепененье,
Всем-всем-всем здесь восхищенье,
Предложили. – Эй, Землянин!
Видим, ты всем нашим ранен
И в раздумье: почему же
На Руси всё плохо, хуже?
Дать мы можем для разгадки
Ключ, дела чтоб были гладки».
И кладут его в ладошку,
И целуют на дорожку,
Машут сильными руками,
Всплыли б с ним они и сами,
Да Указы есть строжайши,
Не ходить границ всех дальше!
В батискаф вошёл тут Вышний,
Позакрылся люком-крышей,
Дал над всеми круг почёта…
Ах, остаться как охота!
Завелась бы чудо-дружба.
Но наверх спешить: там служба!
Там письмо от шиноделов.
И подъём наверх проделав,
Было, он помчал в столицу,
За крупицей чтоб крупицу
Мощь России собирати,
Да попалось тут некстати
Орбитальное жилище,
Из него кричат: «Дружище!
Заходи, попей чаёчек,
Вот и сделаешь виточек,
И отметишься в журнале:
«Покорил Вселенной дали!”…» —
Вплыл он в люк, уселся рядом,
Осчастливил Землю взглядом,
Речь хотел сказать тут веско,
Да взмахнул рукой, знать, резко,
Вверх тормашками встал позой,
На Руси как всё – занозой,
Повисел, взбодряся духом…
Слышит шинников он ухом,
Что толпятся там, в Приёмной,
Да толпою преогромной
И всё требуют чего-то…
Сразу к ним слететь охота!
«Наследят в моих хоромах…
В этом все они не промах!
Шик пожухнет вон в мгновенье…» —
И пустился он в паренье
С орбитальной этой кручи,
А пробив земные тучи,
Он в приветствии ладошку
И разжал, и ключик-крошку
Потерял в одно мгновенье…
Горе! Как теперь стремленье
Всей страны да в рай достатка
Без ключа взбодрить? Порядка
Нет ведь в ней и вкруг не видно,
Аж ему до слёз обидно…
Да и контра-агентура
Подло действует, чтоб хмуро
Экономика смотрела,
До костей чтоб ссохлось тело,
Русь чтоб шла на поклоненье —
Вражье подлое стремленье —
Брызжут пеной ядовитой,
Чтоб России быть убитой,
И давно не россияне,
Гасят всё её сиянье,
Ставят, ставят всё подножки,
Скачут против, будто блошки,
И грозят, что будут пуще,
Струи дёгтя льют погуще,
Устрашая зверя рыком
И плешивым, гнусным криком,
Фюреришки в зла экстазе,
На касторовой, знать, мази!
Демократии, мол, право!
Русь идти толкают вправо.
А прижмут их – и визжанье…
Запад вмиг впадает в ржанье
И приёмом не забытым
Бьёт с размаха зло копытом!
Тут, мол, когти диктатуры,
Рвут они протестных шкуры,
Вон Россию из Содружеств,
Нет ей с миром всем супружеств!
На замок все отношенья,
Ждёт пусть Русь скуленье щенье,
На коленях для прощенья,
Диктовать потом чтоб волю,
И всучить рабыни долю,
Растерзать Русь на кусочки,
Чтоб история, ни строчки,
Впредь о ней не чирканула,
А к виску ей – дуло, дуло!
Потужил секунду Вышний,
От стыда зарделся вишней…
Припустился к кабинету,
Чтоб в журнале галку-мету
О проделанной работе,
Да во поте, да во поте,
И поставить в счастья вздохе:
Мол, дела со мной не плохи!
А у двери работяги
Растянули просьбы стяги,
Протянули Заявленье:
«Просим Вашего веленья,
Регулярно чтоб зарплата
Нам была, не как заплата,
А пиджак, с иголки сшитый,
Был чтоб шинник не забытый
Босса диким произволом,
Чтоб не бил по семьям колом»
И – о радость! – взял прошенье,
Начеркал на нём решенье:
«Местным клеркам разобраться!»
«Слава, миленький наш! Братцы,
Уж теперь к нам справедливость
Не проявит ввек сонливость,
Заживём, да в ус не дуя,
И зарплата уж – не дуля», —
Приложася смачно к ручке,
Были вмиг отсель в отлучке,
Резолюциею ткнули
В нос тем клеркам. Но им: «Дули!
Уж решенье наше было.»
Счастья сразу нету пыла…
В забастовке вновь голодной.
А зимой как быть холодной?
Не берут зарплату шиной,
Мол, издёвка над людиной…
Но в семье не без урода,
И средь стойкого народа
Вдруг нашлась одна бабуля,
Как в сердца их злая пуля,
Кучей шин взяла зарплату,
Понесла, пыхтевши, в хату,
Водрузив одну на шею,
Будто бусы: Хорошею!
Две других – в руках по штуке…
И усилий нету муки.
Имя древнее ей – Домна
(Вкруг смешок ходил нескромно…).
Принесла, вздохнула тяжко:
«А на кой они, бедняжки?..
Сыт не будешь от кругляшек,
Не наполнят супом чашек,
И прощай, медикаменты…»
И в такие вот моменты —
Вмиг! – в отчаянье и слёзы,
Ох, душе они занозы…
И припомнилося детство,
Живо всё его наследство:
«Дай-ка я их покатаю,
А потом поставлю с краю!»
И катнула, побежала,
Раскраснелась ало-ало,
Бегом вскачь потом обратно…
«Нет, в дому от них лишь пятна,
Оттирай потом и гнися…
А что если…» – Мысль вдруг лисья
Осенила разом бабку,
И она, схватив в охапку
Все три шины, мчит из хаты:
«Нате, милые ребяты,
Покатайте их снаружи,
Через ямы, через лужи,
Вот-то будет вам потеха,
Душ салют и звонкость смеха!»
Те и рады до макушки,
Благодарны все старушке,
Шины с визгом покатили,
Взбив клубы приличной пыли…
А потом, нос взвивши гордо,
Что, мол, выиграют твёрдо,
Дали вызов сей бабуле,
В беге что примчатся пулей,
Шины ручками кативши,
А она их, знамо, тише…
Не на ту братва напала,
Негасимого запала
Страсть от юности осталась,
И она, презрев усталость,
В марафон нестись согласна,
Стартовав, как лань, прекрасно —
Удивишься, рот разинешь —
Поделила ровно финиш,
Получивши уваженье,
Брать с неё пример – стремленье.
Но шепталася округа:
«Ну, того, видать, подруга…»
У виска ногтём крутила,
Пересудов уйма пыла…
Та ж, покрышки все отмывши,
Под свои припёрла ниши.
Каждый день так повторялось,
В том не вспыхивала жалость.
Позабудут пусть детишки
В играх сладости и пышки,
Всё равно их нищ родитель
Не внесёт в свою обитель:
Нет который срок зарплаты,
Диво-хлеб уж черстоватый.
На работу всё ходила,
Там всё мрачно и уныло,
И Бориски нету близко,
Он вдали, в стране английской,
Покупает там поместье,
Клуб футбольный, яхту – вместе.
Забастовщики здесь твёрдо
На своём стоят всё гордо,
Хмуры, в голоде чуть живы…
Так всегда: одним наживы,
Остальным – печаль, страданья,
Никакого состраданья
К судьбам их у власть имущих,
В перспективе ль, днях текущих…
Забастовщики сноровку
Проявили: «Голодовку!
Голодовку объявляем!»
Не ведёт власть глаза краем,
Хуже, вывод кажет гадок:
Мол, общественный порядок
Нарушают безобразно
И сидят, лентяи, праздно,
Мощь страны вон подрывая,
А она уж чуть живая,
Разродится ли с такими?
Будьте с мыслями благими!
Те ж сидят упорно кучкой,
Шинной брезгуя получкой.
Лишь штрейбрехерша-бабуля
На себя, как нитки шпуля,
Всё навъючивает шины
И несёт в жилья глубины,
Ими вся забита хата,
И в сарае тесновато,
Понавешалися вскоре
Да гирляндой на заборе,
А потом и вовсе выше —
На самой уж были крыше,
Сбоку дома – пирамидкой
Позавысилися прыткой…
Полисадник берегла лишь,
Пропитанья в нём ведь залежь:
Семь кустов растут картошки,
Чуть на грядочке – моркошки,
Что жуётся сладко, хрустко, —
В два ряда стоит капустка,
Лука грядка – он с горчинкой,
Тыква выпятилась спинкой,
И подсолнух в жёлтой кепке,
Свёкол десять, сладкой репки
Наберётся штук с десяток —
Вот и перечень не краток.
Обрамляли всё цветочки,
Изумляли всем глазочки…
Хватит на зиму внатяжку,
То на супик, то на кашку.
Доживу, мол, понемногу
До весны. Придёт к порогу,
И начнётся всё сначала,
Жизнь – в движенье! Нет причала.
Вот пришла она однажды
На работу, а там дважды
Повторялось в объявленье,
Прекратите, мол, стремленье
Лезть толпой чрез проходную,
Дал завод, мол, «отходную»,
Территория закрыта,
Сторожей – собак – здесь свита.
Почесали все затылки
Понагнулись, будто былки,
И походкою улитки
Разбрелись к себе, не прытки…
Налегке пошла и Домна.
Потрясение огромно,
Как подраненная птица.
Не защита и столица…
В этом строе всё ли ладно?
Всё в верхах да в СМИ – парадно,
На поверку, на яву же
Работягам в нём всё хуже,
Класс он вечно неимущий,
А хозяевам – все кущи
Рая, что себе создали
На Земле, родимой крале,
Обещая нищете же,
Что на небе, кущи те же,
Мол, во всём и квиты будем.
Класс богатых вечно блуден.
Подошла старушка к хате,
Оказавшись в жизни пате,
Не уселась на скамейку,
А взяла с водою лейку,
Полила с любовью грядки,
Чтобы были все в порядке,
И уселась на крылечке…
Шум вдруг чует! Пыль-колечки…
Присмотрелась: от болота,
В сушь куда лезть не охота,
Едет авто тихо-тихо…
Докаталось, видно, лихо,
Всё в болотной грязи-жиже…
Вот подъехало поближе,
Из неё водитель – пробкой!
И походкою торопкой
Тотчас двинулся к забору
И раздолье дал он взору
На висящие там шины…
«Эй, бабуся! Для машины
Не продашь ли сразу пару,
А то всыпало мне жару
То болото до отрыжки:
Вдрызг порвал я две покрышки,
Путешественник-повеса…
Влез туда какого беса?! —
Денег ей подносит пачку. —
Пожалей, бабуля, «тачку»!»
Та опешила от суммы:
«Ну какие тута думы?..
Я помочь, касатик, рада,
Помогать в беде ведь надо!»
И поставил их водила,
И машина укатила…
Тут настал сезон охоты.
Понаехалося – что ты! —
Тьма машин, да разных марок,
И охотник каждый ярок.
Не берёт их и одышка,
Тычут в птицу всё ружьишко…
А как ехать вспять настало,
Удивилися немало
Шин объёму бабки склада:
«Вот попутно бы и надо
Снять вон «лысую» резину,
Не застрять чтоб где в грязину». —
Продала им тут же Домна.
Дали денег ей не скромно.
Как уехали, взяв счёты,
Начала вести подсчёты:
То зарплата за два года!
А вкруг зависть у народа:
«Что продать? Лишь с огорода.
Много ль выручки с него-то,
Горсть монеточек всего-то…»
А тут в мире кризис шинный
Разразился, страх предлинный…
Шины стали дефицитом.
Бьёт водил судьба копытом:
Все колёса полысели,
И машины уж не в деле,
Ох, аварий стало много,
Как сурова ты, дорога!
Поразулись все колёса,
Автотранспорт стих и вросся
В гаражи все и стоянки,
Все не мчат, как обезьянки,
По дорожным всем лианам.
«Ох, же горе, ох, беда нам!..»
Но разнюхала разведка,
Нос её же чует метко,
Что в российской есть деревне
У старушки очень древней,
Шин запасец прешикарный,
Вид их всех весьма товарный.
И помчались к ней все пулей,
Будто роем пчёлы в улей!
И упали на колени,
Умоляли все без лени
И совали ей купюры…
Не возьмут их только дуры,
Вот и Домна аккуратно
Их брала. Ах, как приятно!
В сундуки утрамбовала…
Места нету, места мало!
А однажды иностранец
Денег дал ей целый ранец.
Присмотрелась к ним бабуля:
«Аферист ты! Шин те – дуля!
Все они позеленели…
Плесень, что ли, в буйном деле?»
Иностранца отстранила,
Оглядев его немило…
Тот ворчал: «Какая цаца…
Власть я русский жаловаться!»
И пошёл он в отделенье
МВД: «Неуваженье
К доллар, лучшая валюта!
Почему та бабка люто
Посмотрел на Президента,
В шею в два меня момента?..
Покупай имею право!
Есть на бабка сей управа,
Как у вас э… проработка?»
Возмущеньем пышит глотка!
Приволок он к Домне стража,
Не унявши буйства ража…
– Эх, ты, старая, чего ты
Придала нам столь работы?
Отпусти, не мучь беднягу!
«Нет! Костьми за правду лягу.
Мне ль дефектных надо денег?»
И берётся уж за веник,
Чтобы выгнать афериста,
Чтобы стало в доме чисто.
«Но ведь деньги их такие!
Их возможности лихие.
Всем известная валюта.
Ты ж в неведенье обута,
И пристало б извиниться…» —
В масть поддакнули все лица,
Ждали что своей покупки.
Домна, скрючивши вон губки,
Дать расписку повелела
Полицейскому. «Не дело
Ты затеяла, всё ж ясно…»
«Ну, тогда вы здесь напрасно…»
«Дай, дай, дай! – тут иностранец,
Аж окутался в багрянец, —
Я тебе давай за это
Тоже множество монета», —
И даёт он стражу пачку,
Тот в момент вступает в скачку,
И расписка вмиг готова,
Подпись – чётко и бедово.
«Ну вот дело так другое…»
Отоварила изгоя.
Но валюту не бесцельно
Отложила всё ж раздельно,
Чтоб рубли не заразила.
И торговля снова – мило…
В это время уж Бориску
Ищут страны все по списку,
Да по нюху Интерпола —
Хороша его в том школа.
Не волнуется Бориска,
Интерпол совсем хоть близко:
В мощь Британии вложенье
Сделал веское. Слеженья
Вот за ним её и нету.
Любит Англия монету!
Привечает все отбросы,
Что Россию под откосы
Тщатся вывозом валюты
Вон столкнуть, к ней яро люты.
Чище стали мы без сора.
Из России вон, псов свора!
Мы начнём бюджет с иголки,
Им завалим все-все полки,
Возродим стране фигуру,
Не к последнему уж туру
Победителей медали
Мы вручим России-крале!
Было б лишь людей единство,
Чтоб неравенство, как свинство,
Социальное исчезло,
Уваженье взвивши трезво.
Справедливости дорогу!
А пока, задравши ногу,
Унижает неимущих,
К равноправию зовущих.
Сирота-завод Бориски
Издаёт уж смерти писки:
Пыль на всё на метр насела,
Ржа металл жуёт пресмело,
Крыша напрочь вся промокла,
И разбиты ветром окна…
Как-то выбралася Домна
На общественное лоно,
Посетила проходную.
Видит запись там такую:
«Продаётся!» Ну, и опись…
И Главы Управы подпись.
«Что, бабуcя, может, купишь,
Али денег тоже – кукиш?» —
Двое ей рекут с бутылкой,
Засмеялись с речи пылкой…
Домну это враз задело:
«А что, – мыслит, – это дело!
Я имею то по праву». —
И бегом примчась в Управу,
Получила разрешенье,
А к нему и добавленье —
Лист Лицензии с печатью.
Приколовши крепко к платью,
Возвратилася к заводу.
А уж там полно народу…
Слух всех разом взбудоражил,
Глух с рожденья был кто даже.
Вид завода был прегадок…
Принялася за порядок.
И глазели все снаружи,
Кто на кочке, а кто в луже,
Речи искрились ехидно…
Домне было не обидно,
Мыла, тёрла с вдохновеньем,
С высочайшим сил всех рвеньем…
Жалко стало понемногу
Всем её, и на подмогу
Уж пришли, и закипело
В их руках благое дело!
И отмылися станочки,
Будто были все в отмочке,
Крышу, окна залатали.
Но вопрос: а что же дале?
Домна всех переписала,
А нашлося их немало,
Специальность указавши.
«Должность! Должности чти наши». —
Указала тоже это.
И на стенах кабинета
Должностные были списки
И оклады всех – в приписке.
Спели «Ухнем!..» дружно хором,
И во времени прескором
Запустили производство,
Ощутив вновь благородство.
Потеплели к Домне души.
Как цыплятки жмутся к клуше,
Так завод весь к ней стремится,
Называючи «Царицей».
Появилось в жизни счастье,
Ведь на равные всем части
Делит общие доходы,
Им не делаючи шкоды,
Эта самая «Царица»,
И последнею стремится
Получить себе зарплату,
Нет, не взмылясь жадно к злату,
Обеспеча всех сначала.
Если ж ей не доставало,
Значит, так руководила,
Что-то плохо, значит, было,
Надо сделать сразу вывод,
Подключить смышлёный привод.
В доме стал у всех достаток,
Поприбавилось ребяток,
Приобулись, приоделись,
И жаргона стихла ересь,
Возвели себе жилища,
В лютый холод в них жарища,
Сладко веет в зной прохлада,
И в искусстве есть отрада,
Все в кружках, на стадионе,
На природы чудном лоне,
Часты к морю их поездки:
Заслужили, труд их веский,
И в театрах представленья
Видеть – частое явленье,
Помощь вовремя давали,
Был кто в денежном провале.
В производстве быть смышлёным,
Не отстало-отдалённым, —
Всем обязанность присуща.
Жажда стала быть всем в гуще
Жизни общества и мира,
Чтоб не выглядеть всем сиро.
Вся продукция шла бойко,
И цена держалась стойко.
Не одна была попытка
Захватить завод их прытко,
Но преступнейшая свора
Вон неслась от их отпора!
И была своя дружина,
Чтоб не сунулась вражина
К ним ни днём, ни ночью тёмной,
Вместе массою огромной
Все попытки пресекали,
Вон гоня мерзавцев в дали
Летом, в грязь, зимой холодной!
Зваться стал завод «Народный».
И названье это в мире
На слуху у всех всё шире.
Стал богатым, именитым,
Не задрыпышем немытым.
А уж тут через годочек
Вдруг в Управу – дзинь! – звоночек:
«А исполнено ли чётко,
Если нет, то ждёт всех плётка,
Указанье по заводу?
Пояснили ли народу,
Бастовать что – это вредно,
Не одним, мол, вам, всем бедно,
Коль турнут вон с производства —
Строя дикого уродство —
Но везде так, мол, поверьте,
Виноваты в этом черти».
Дать ответ тут все спешили!
От усердья были в мыле:
«Всё-то выполнили точно,
Без задержки и сверхсрочно,
Поуняли забастовку,
Проявив свою сноровку,
И теперь всё чисто-гладко,
Жизнь, что сладкая помадка!
И во вверенном районе
Тихо стало, жирно ноне.
Был завод, был на контроле!
И по нашей только воле
Навели на нём порядок,
На усталость без оглядок,
Поизмучились, стараясь,
Чтоб сорвать протестов завязь.
Вы, при случае, отметьте
Все усилья наши эти!» —
В трубке что-то пробурчало…
Всем – как жёсткое мочало.
Но – о радость! – им намедни,
После томнейшей обедни,
Почтальон принёс посылку,
В ней записку, чудо-милку,
Что, мол, «…чтя стараний кучу,
Мер суровых строгих кручу
Для порядка наведенья,
Высылаем награжденья,
Прилагается мешочек…»
По Управе шепоточек:
– Радость! Радость-то какая… —
И от счастья все икая,
Понавешали на груди:
Позавидуйте-ка, люди!
На заводе то не знали —
Об Управе, про медали,
Шёл там цикл работы строгий,
Поспевай лишь, руки, ноги!
Коли делаешь всё честно,
То себе и всем прелестно.
Потому и шин премного,
И доход – горою стога.
Все районные затраты
Возмещал. Но в депутаты
Выдвигались от Управы,
Им хотелось много славы,
Привилегий положенья,
От афёр сумм приложенья,
Там и сям хоромы, замки,
Тьмы курортов тяжки лямки,
И под неба синим сводом
Любовались бы заходом
Солнца, труженика неба:
Может, West даст больше хлеба?!
А что, новая эпоха!
Говорит: беги, где плохо,
Вскачь туда, где есть достаток
И кус жизни пряно-сладок.
Сам теперь ты государство,
О себе лишь все мытарства,
К чёрту старые понятья,
Что все люди в мире братья,
Ввек работай на страну ты,
Без одежды и разутый,
Будешь нищенствовать только.
Что в стране такой нам толку?
Жить лишь можно на обмане,
Сразу будешь в высшем стане —
Вот возможности где кражи,
Души в стане этом – в саже…
Власть стоит на лжи опорах
На земных на всех просторах,
Зло создавши капитала,
Погубивший душ немало,
Миллионные могилы
Что вокруг… Ужели силы
И ума всех нет земного,
Строя чтоб иметь иного,
Без насилия, обмана,
Хищной, алчной кучки-клана?!
Надо всем собраться людям,
На Земле как жить, мол, будем?
Хватит кровь глотать другого!
Надо всё чтоб было ново.
Коллективный будет гений —
Он спаситель поколений,
Стран, народов и Природы,
Будут строя-чуда роды!
Как завод родился шинный
Вновь под подвиг коллективный,
Дав достаток и отраду —
Лучше надо ли награду?
Было всех в том вдохновенье,
К счастью общее стремленье,
Потому и результаты
Их труда и не измяты,
И завода руководство
Не впадало в сумасбродство,
А проблемы, и немало,
С коллективом лишь решало.
И судьёй была всем Домна,
Мненье коей – разогромно.
Улыбались ей при встрече,
И на душах сразу легче…
Меж собой «Мамашей» звали.
За собой вела всех в дали
Благоденствия и счастья,
Принимаючи участье
В судьбах каждого отдельно,
Не жила от всех удельно,
Как и все, пчелой рабочей
Всё трудилась дни и ночи,
Коллектив в одно сплотила,
Потому он в деле – сила!
Город вкруг себя создавши,
Дорожил завод «Мамашей»,
Провожал её до хаты —
Охраняли, как солдаты,
Ей в дому чинили что-то,
Счастье, радость им – забота!
Был завод уже со славой,
И она текла уж лавой
Вдаль, за местные границы,
Вплоть до матушки-столицы.
«Что ж, – сказали там, – похвально,
Хоть и вылез самопально.
Бизнес есть и у окраин!
Знать, пронырливый хозяин,
Дал превратностя что фору.
Пригласить его на форум
Бизнесменов, на всеобщий,
Чтоб решили, как бы тощий
Для России нашей нежной
Возродить бюджет, хоть прежний?»
Собралась в дорогу Домна,
Приоделась чисто, скромно
И на транспорте наземном,
Водном, пешем и подземным
Добралась до чуда-зданья,
Где вёл бизнес заседанья,
Экстра – вкруг него машины…
Всё-то важные людины,
И в руках всегда мобильник,
В чёрных фраках… Как могильник.
При цепочках бриллиантных
И в манерах всех галантных,
Разговоры в кулуаре,
Дав раздолье дым-сигаре,
С животом огромным братство,
Прячут, что ль, в него богатство?
Средь них Домна – замухрышка,
Плюнь в неё, и вмиг ей крышка.
За уборщицу признали,
Приказали этой «крале»:
«Прибери и в урну брось-ка,
Распрестарая ты моська!»
Полетели вкруг окурки…
И надевши важны шкурки,
Вплыли в зал, уселись в кресла:
Ну, цари, хоть в руки жезла!
Извергали все с трибуны
Речи тёмные, заумны,
Но в конце одни итоги:
Снять, мол, с нас все-все налоги!
Злы проверки! Будто осы,
Жалят больно, взгляды косы…
Но работникам зарплаты
Всем хватает на заплаты.
Зря упрёки мечут в нас-то,
Кутим что на юге часто,
Деньги личные, затраты…
Вот и режем мы зарплаты —
Компенсировать расходы.
Мы ж с умом, а не уроды.
А именья, яхты, замки —
То престиж. Вот тянем лямки,
Чтоб Россею уважали,
В МВФ сидела б зале
И внимала умных дядей
Все уловки, денег ради,
Выполняла б их решенья,
Ради даже умиленья,
И была бы потаскухой,
Не слоном, а просто мухой.
Но зато какая слава!
Похвалы прекрасной лава,
Ровня, мол, всем этим дядям:
Может, с ней и рядом сядем…
Лучше б вспрыгнуть ей на спинку,
На послушную кобылку,
И в бока вонзая шпоры,
По земле скакать, чрез горы,
Наслаждаючись ездою,
Восхищаючись собою,
Разразясь зловредным смехом,
Чтоб Землёй пронёсся эхом!..
Много было всех оваций,
Чтоб страна дала дотаций,
Чтоб не впало производство
Да в плачевное уродство.
Сердцем чуяла уж Домна,
Что в делах их всё… скоромно.
Дали слово ей: иди ты!
И глаза всех – из орбиты
Вон полезли… Удивленье:
«Что за странное явленье?!
Как метлой мести, советы
Даст за пряники-конфеты,
Иль сушить как пряди феном?
Оскорбленье бизнесменам!
Мы сурьёзные ведь дяди,
Не для цирка здесь мы ради!»
Отвернулися с презреньем
С резким кресел всех скрипеньем…
Рассказала Домна просто,
Как завод добился роста:
Началося с веры чувства
И труда желанья – буйства,
И сознанья, что едины,
Значит, ввек непобедимы!
Описала и картины,
Как завод извёл руины.
Бизнесмены постепенно
Повернулися степенно
И заслушалися скоро…
«Коллектив всему опора, —
Продолжала Домна хлёстко. —
Коли в чём была загвоздка,
Ум его давал решенье.
Вот вперёд и продвиженье!
Были, правда, и дебаты,
Получать как всем зарплаты,
Аж в цехах всем было душно…
И решили, что не скучно
Будет всем – вот вывод краток —
Весь коль прибыли остаток,
Ну, помимо нужд завода,
В долях равных для народа
Будет только выдаваться,
Не была средь них чтоб цаца».
«Ну, себе берёшь немало…» —
Кто-то с репликой из зала.
«Коллектива я частица,
Из-под носа не годится
Красть с труда его доходы,
Вмиг презренья будут роды.
Ну и что, что я хозяйка?
Сколь хочу, мол, столь и дай-ка
В ненасытные карманы,
А другим – зарплат туманы?
Где же будет справедливость?
Будет только лишь злобливость
И апатия к работе:
Что ж работать ради тёти?
Мне доход – их вдохновенье,
Вера в лучшее – явленье
И азарт, и темп великий,
И счастливейшие лики
От пришедшего сознанья —
В том взовьётся лишь старанье! —
Что хозяин – это сами,
С их умом и их руками,
И трудом не подневольным,
Апатичным, а сверхвольным.
Все решаются проблемы,
Коль за них возьмёмся все мы!
Да, средь вас мы исключенье.
Но народа уваженья
Нету к вам, уж мне поверьте,
Вам богатства дали черти,
Бизнесменами назнача
При разоре и раздаче
Всех богатств, что мощь народа
Добывала год от года,
Миру дав страну-Державу,
И её введя во Славу.
Вы богаты на обмане,
Идол ваш и бог – лишь many.
Он толкнул вас на сверженье
Строя, в мире уваженье
Получал что больше, больше
Тех, кто жил, живёт всех горше —
Классов нищих, неимущих,
Все богатства создающих.
Вы ж доход весь с них жуёте,
Грош лишь – тем, кто был во поте,
Да и тот без проволочки
Их обходит кошелёчки,
С их хозяевами даже
Вон летят в печальном раже,
Мусор будто, за ворота…
А всё то, что вам охота! —
Та же участь государства
И его печаль-мытарства.
Всё жульё – не патриоты,
Казнокрады лишь и моты,
Пожиратели чужого».
И заканчивая слово,
Дать ответ им всем велела,
А хорошее ли дело,
Что народные все массы
Нищеты лишь зрят гримасы?
Бизнесмены друг на друга
Посмотрели, мысля туго…
«Это их дефекты зренья,
Надо им всем, без сомненья,
Приобресть очки, чтоб тоном
Были розовым лишь. Стоны,
Бедность их исчезнут разом».
И погладя умный разум,
Гениально что сказали,
Все заржали оптом в зале!..
Домна форум, духу чуждый,
Вон покинула: «Что нужды
Им людей, что их всех ниже?
Им свои доходы ближе».
Шла она столицей чудной,
Шумной, труженицей, блудной,
Отдалась что без стесненья
Духу жизни, объявленья
Вдруг увидела повсюду,
Чтоб в глаза бросались люду:
«По трудящныхся желанью!
К людям, знамо, состраданью,
Всем тарифам быть не выше
Да высотки высшей крыши!»
Прилагался длинный список,
А к нему пятьсот дописок,
Только лишь для уточненья.
Головы пошло седенье
Домны с этого—то дива,
И она в ТЦ ходливо
Понаправила стопёшки…
Зря несли её вы, ножки.
Чтоб торговле шли навары,
На все-все она товары
Цены лихо повзвинтила,
Улыбаяся премило…
Все товары – экспонаты,
Что все люди – аты-баты! —
Мимо них, купить скупые:
К чёрту ль надо дорогие?!
Домне было потрясенье!
И сознанья помутненье
Повалило Домну на пол —
Так удар её вдруг схапал!
Прибежали санитары,
На носилочные тары
Чуть живую пошвыряли
И бегом куда-то в дали
Тихим шагом, не огромным,
По больничным по приёмным
Помытарствовали лично,
Но везде отказы зычно,
Нет местов, мол, всё забито,
Не возьмём старьё-корыто!
Да к тому ж иногородка…
Вдруг очнулась и так кротко:
«Сжальтесь, милы, отпустите
В театральную обитель…
Надо б духом возродиться,
Там и вылечит певица,
Ну и разные актёры —
Оптимизм вселять все скоры», —
И с носилок соскочила
И уж в кассе просит мило,
Дать один билетик в руки.
Участились сердца стуки,
Коль его узнала цену:
«Прочь! Не надо мне и сцену».
Закрывает кошелёчек…
Подскочил в один прыжочек
К ней вдруг молодец приличный
И рукой, должно, привычной,
Безо всякой шуры-муры,
Да и выхватил купюры,
Вон отбросив чудо этик,
И тотчас вручил билетик —
Сервис, годный преклоненью
И в хвалебных гимнах пенью!
В зал втолкнул, чуть затемнённый…
Был он пуст, хоть и огромный,
И от зрителей не тесно,
Два иль три всего лишь кресла
Было занято, и Домна
Поуселась и уж томно
Приготовилась смотрети
Пьесы все три акта эти…
Первобытная община —
Первый акт. И в ней мужчина,
Три десятка жён в пещере…
(Это было в древней эре).
Акт второй: песок пречистый
Пляжа дивного, нудисты
Загорают вверх пупочком,
А потом и уж задочком…
И последний акт уж, третий,
Блажь он кажет всех столетий
В банях жарких, в банях русских,
Где, естественно, все гузки
С видом только обнажённым,
Где мужья (своим лишь!) жёнам
Трут мочалкой нежно спинки…
Охладить пар – кваса кринки.
Мизер стало посещений
В храм искусства. Завлечений
Вот и вспыхнула порнуха,
Пошлость режет больно ухо…
«Body art» вокруг проекты!
Обезумевшие секты.
Первый акт явил картину:
На плече несёт дубину
Питекантроп волосатый,
А за ним все – аты-баты! —
Тридцать жён нагих, как галька:
Повыщипывать не жалко
Шерсть им ради экстра-моды,
Чтоб явить себя в народы!
Домна им кричит надуто:
«Бабы! Спрячьте срамоту-то…»
Те в ответ ей повертели,
Показавши гибкость в теле.
И припёрся акт последний,
В нём такие же всё бредни,
Показали мужа, кралю…
«Да пошли вы к чёрту в баню!» —
Прокричала Домна громко,
Из театру, будто пробка,
Вон пульнувшись на просторы,
На вокзал, и вот уж вскоре
Вновь была в своей мил-хате,
Растянувшись на кровати…
Всё-то труженикам точно
Рассказала ярко, сочно,
Те, в реакции все пылки,
Почесали вскользь затылки…
А узнав, что в мире туго,
Тесно сгрудились друг к другу
И стоять решили твёрдо
За себя, прожить чтоб гордо!
То бишь, праведно, короче,
Труд исполня в темпе, чётче,
Зорко стан свой охраняя,
Дав отпор всем, нагоняя.
Налицо была отдача
От усилий. Как иначе?!
Производство шин взростало,
Дав дохода им немало,
Взвивши зависть конкурентов,
Их злобливых комплиментов…
Все на труд ходили к сроку,
В разгильдяйстве много ль проку?
Первой Домна чрез родную
Проходила проходную,
Не забросив в этом прыти,
И последней – при закрытье.
Но однажды – всем то диво! —
Нет и нет уж час «комдива»,
Звали как её украдкой…
«Что нам мучиться догадкой?
Надо ей навстречу выйти,
Ведь стара, ведь мало прыти,
Аккуратно взять под ручку…
Ну не даст за то нам взбучку!»
Но не встретя по пути-то, —
К хате быстро! Дверь открыта…
Что-то, взор, ты нас не ластишь:
Почему открыта настежь?..
Вкруг ни шороха, ни звука.
И в душе – тревога, мука…
Внутрь вошли и обомлели…
Взгляды с ужасом на теле
Окровавленном застыли…
Муть в глазах всех, будто пыли
Им швырнули подло горсти:
Вот пришли в печаль мы – гости…
Домна в крови алой луже…
Кто, когда и почему же
Сердце дивное из строя
Вывел, след свой гнусно скроя?
Ничего здесь не пропало.
Целью, знать, того шакала
Лишь убийство Домны было
С гнусным ненависти пылом.
Знать, кому-то всё ж мешала,
Вот и кровь струилась ало…
Хоронили всем заводом,
Всем и плакали народом,
И добавили в названье,
Как отличие и званье,
Сиротинушки-завода,
Ни пиар и ни как мода,
Имя Домны, их хозяйки,
Память как о ней во мраке,
В знак сердец к ней уваженья
И как клятва, и стремленье
Так работать, как велела,
Чтоб живым их было дело.
Из Управы вскоре кучей
Вдруг насели тёмной тучей,
По заводу заходили,
Занеся довольно пыли,
Меж собою всё шепчася,
И обратно в одночасье
На машинах улизнули
С быстротой летящей пули!
Появилось очень скоро
В СМИ районных, вдоль забора
Коротышка-сообщенье,
Что вступил, мол, во владенье
Сим заводом, коль нет Домны,
Расхозяйственник огромный —
Воля то аукциона
(Ну, опустим место оно,
Где он был и время тоже,
На задворках или в ложе,
Впопыхах или заране,
При согласии иль в брани —
То истории уж дело).
Но о нём глаголят смело.
Новый тот хозяин звался
«Господин Хапужкин Вася»
Он зарплату делом первым
Всем урезал, чтоб их нервам,
Будто волнам, вон взметнуться!
И зарплатка смотрит куце…
Отменил он людям помощь:
«Это что ещё за овощ?
Уравниловку – на пику!
Всё теперь в мою копилку».
Штрафы ввёл за все огрехи,
И смутьянам «на орехи»
Щедрым был и за ворота
Вон швырял, кого охота,
Клин вбивал, щепил единство,
Оскорблял, вон впавши в свинство,
И на всех смотрел с презреньем
Да невидящим их зреньем,
Часто крыл сапожным матом…
А потом пропал куда-то,
Не простяся на прощанье.
Виден был на совещанье
Он в Управе очень важным,
От усердья с телом влажным…
В кабинет зашёл потом он,
Тишина где, а не гомон.
Дверь, потуже закрывайся!
«Господин Хапужкин Вася» —
Так на ней гласит табличка.
Барин он, не обезличка!
А доверенные лица,
На заводе чтоб трудиться,
Им оставлены с отъездом.
Посещал завод наездом,
Это ж личное именье,
Нужно тут контроля рвенье!
Как челнок он был отныне:
Заседал в Управе ныне,
Завтра целый день рабочий
На заводе пялил очи,
Был отменно сумасбродный,
Сбил название «Народный»
И что имени он Домны:
То крикливо, мол, он скромный.
А на следующие сутки —
Вновь в Управе все минутки.
Совершал он так гастроли
Всё в одной отменной роли,
Никакого измененья!
Ах, искусен, много рвенья,
В СМИ хвалебные заметки…
И вот нате! Вдруг он в клетке
Очутился вмиг судебной
На диете водно-хлебной:
Он в Управе положенье
Впряг в своё обогащенье,
Миллионные брал взятки,
Разбазаря без оглядки
Милки-Родины достаток —
Был искусен в том и хваток,
Уйма числилась имений,
Он строитель их был гений
На фундаменте Отчизны,
Заграницы не капризной,
И не тайной стал уж ноне
Мифчик об аукционе,
И так далее, в том роде…
Шепоток пошёл в народе:
«Вот завод бы взять вновь в руки,
Нищеты не знали б муки!»
Но ответ пришёл суровый:
Будет там хозяин новый!
От завода в руки малость —
Только вывеска осталась,
Что нашли они в отходах,
Поотмыли в многих водах
И на Домны дом прибили,
Сдувши с душ премного пыли.
Стал музеем он народным.
По минуточкам свободным
Оставлял свой отзыв каждый,
Как счастливым был однажды
Он под домниным началом,
И завод-де был причалом
И отрадой после бури,
Вихря злобствующих фурий,
Дал еду и дал одежду
И, что главное, надежду,
Счастье будет что в дальнейшем,
Да в агонию всем лешим.
Домом стал культуры, центром,
И к нему желанным ветром
Больше душ всё заносило,
Придавало чудо-силы
И крепило единенье.
Были чтенья здесь и пенье,
Демонстраций был началом,
Духа, бодрости запалом
И отрадою покоя,
Как ковчег в потоп для Ноя.
Но однажды звук вдруг резкий
Поголовно вызвал веский
Всех вопрос: куда стремится
Та «пожарка», будто птица,
Освещая фар свеченьем
Ночь, с безудержным стремленьем
Укротить огонь там где-то,
Наложить на буйство вето?
Все узнали моментально,
И то было всем печально,
Что сгорел дотла дом Домны,
Языки огня огромны
Вмиг строение слизали…
Да удержится слеза ли,
Не пролиться чтоб в печали?
Люди плакали, кричали!..
СМИ с утра, как по команде,
Вмиг явили: дом-де, в аде
Был огня из замыканья,
Он, ох, старый… Все старанья
Погасить и были тщетны,
Хоть усилия заметны,
Мы причины всех коллизий
Знаем лучше всех комиссий
(Было б только указанье).
Не вернёшь теперь уж зданье…
Да! При тщательном осмотре
Вкруг всего на страшном одре
Обнаружили канистру
С-под бензина. Может, искру
Та и враз воспламенила,
Уничтожив всё немило?
Скорбь на страшном пепелище…
«Слышь, товарищи! Нас тыщи.
Возродить имеем право
То, что дорого и слава
Нам теперь уже до гроба,
И недели два мы оба,
Выходными что рекутся,
Посвятим на дом не куций,
Будет лучше погорельца,
Нам знакомо это дельце!»
И как в горе муравьишки,
Коль разрушат их домишки,
Вновь спешат к восстановленью
Дружно их, не пыжась ленью,
Тащат, тащат всё былинки —
И вот вновь дома-картинки
Их стоят, как пирамиды!
И людей такие ж виды
Видит город в восхищенье:
Будет вновь стоять строенье!