Array Антология - За границами снов

Марина продолжала стоять спиной к воображаемому иностранцу. Без особых эмоций она рассказала о том, что однажды хотела завести кота, потом собаку, но обе эти попытки оказались напрасными. У отца аллергия буквально на все, кроме Варвары Михайловны, навещающей время от времени старого друга. Единственное, что ей было позволено сделать, – это высадить самоопыляющиеся огурцы на балконе по рекомендации той же Варвары Михайловны, с восторгом воспевающей экопродукты и приусадебный участок в 12 соток. Пару лет Марина Владимировна честно растила огурцы, а потом ей все это осточертело. Да и отец не любил ничего приготовленного ее руками. Вот она и посадила хлопчатник. А Владимир Лукич разницы не заметил.

«Вырастить и собрать хлопок – большое дело. Ему тепло нужно и много света. В Пакистане с этим сложно», – констатировал доктор Хан.

«А в московской квартире самое оно. Разряжает обстановку. Вместо кактуса», – иронизировала Марина Владимировна.

Ей почему-то захотелось съесть две большие ложки соли, и она напомнила себе о том, что случится в полдень следующего дня.

«Знаете что. Уходите, пожалуйста. Я вас очень прошу. При вас мне будет трудно это сделать», – со слезами в голосе попросила она.

«Что вы собираетесь делать?» – доктору стало невообразимо жалко маленькую женщину, ранимую и одинокую, да еще в такую непогоду.

«Вы, кажется, искали Нащокинский переулок. Так вот идите, куда шли. А мне пора навести здесь порядок», – она начала небрежно закидывать разбросанные вещи на этажерку, занимая себя делом повышенной важности. Требовательный голос отца напоминал, что пора ставить капельницу и готовить кашу. В этот момент Марина Владимировна как раз старалась воткнуть рассохшийся фотоальбом в дальний угол. Прямо ей в руки упал снимок, где она совсем еще девочкой вместе с мамой и папой гостила на даче лучшего друга отца – Иннокентия Петровича, женой которому приходилась Варвара Михайловна. Марина уже давно знала, что всю свою жизнь отец любит эту женщину, но глубокая преданность другу и слово офицера, даже после его смерти, не позволили Владимиру Лукичу признаться в чувствах. Марина была уверена, что Варвара Михайловна догадывалась об этом, и, возможно, это было взаимно. Однако именно сегодня со всеми тайнами «мадридского двора» будет покончено.

«Каша пригорела. Ешь, что дают», – приказным тоном сказала дочь, в мгновенье превратившаяся из тихой шизофренички в тюремного надсмотрщика. Отец покривился, но спорить не стал. Марина Владимировна готовила физраствор и капельницу. Владимир Лукич неторопливо ковырял ложкой в тарелке, наконец характер взял верх.

«Не то лекарство. В могилу отца загнать хочешь? Оставь. Варвара все сделает. Она все может, и каша у нее не горит», – отрапортовал мученик и зачем-то поплелся на балкон.

«И огурцы у нее не сохнут, и человек она золотой! Варвара Михайловна! Канонизируют ее потом, поди! Куда уж нам, криворуким. Наше дело маленькое – горшок подносить да уколы ставить, когда Варвара Михайловна на дежурстве!» – Марина Владимировна потеряла контроль и сейчас отчаянно кричала на пожилого скрюченного человека.

«Марина, веди себя достойно. Марина, сначала аспирантура, замуж выскочить успеешь. Марина, тебе 40, кому ты нужна, раньше думать надо было. Марина, ты криворукая! Огурцы у тебя не родятся, не то чтобы дети!» – последняя фраза далась особенно тяжело. Слова как-будто оловом сдавили грудь, прорываясь сквозь хрип и слезы.

«А сам-то. Сам-то ты кто? Ты свою Вареньку на алтарь поставил, а она, может, земной любви хочет, простой, человеческой. Души в тебе нет, как коробка пустая, запечатанный, и никогда не раскроешься. Никогда! Потому и огурцы не растут».

Старик ничего не ответил, но было видно, как трясутся его руки. Он сел на диван и прибавил громкость телевизора до критической отметки.

«А может, все к лучшему!? Может, лучше смотреть на коробку с подарком ВЕЧНО, чем развернуть и разочароваться! Прощай, папа! Варвара колет лучше…» – перекрикивая телевизионное шоу, Марина исполняла триумфальный монолог на авансцене балкона. Владимир Лукич сидел неподвижно.

Марина рванула балконную дверь. Она без промедления взобралась на перила, на этот раз отчетливо осознавая каждое свое действие. Впереди она увидела крыши малоэтажных домов и жизнеутверждающее граффити: «УМРИ ИЛИ БОРИСЬ» на единственной высотке среди прочих построек. Марина Владимировна обратила внимание на букву Р в третьем слове. Человек в белых одеждах занимал это место и сейчас, сильно жестикулируя, пытался что-то донести.

«Навязчивые видения – типичный синдром для депрессивных», – подумала Марина и отвела глаза. Она отпустила этажерку, служившую спасательным кругом долгое время, и распахнула обе руки.

Вот-вот и она уже была готова сойти с дистанции, но дверь отварилась и на балконе появилась Варвара Михайловна. Ее присутствие Марина всегда ощущала кожей.

«Мариночка, давай обнимемся. Это не отнимет много времени, и я пойду. Капельницу поставила, заснул», – Варвара Михайловна всегда умела найти точные слова. Нельзя было назвать ее красавицей: маленькая, полноватая, но украинка! Красотой украинских женщин восхищалась даже Марина Владимировна. Внешней привлекательности не уступал и голос Варвары Михайловны. Похожий на музыку горного ручья, он всегда действовал успокаивающе на окружающих.

Марина Владимировна осторожно спустилась и обняла папину любовь, которая все это время с пониманием и без лишних вопросов стояла с протянутыми руками навстречу заблудившейся.

«Он любит вас всю жизнь, вы знали?»

«Знала».

«Почему не съедетесь? Холодно сегодня», – за окном все еще лил дождь, но понижение температуры Марина заметила только сейчас.

«Тогда ему некого будет любить, понимаешь?» – Варвара Михайловна по-матерински гладила Марину по голове.

«Не понимаю».

«Поймешь. Потом поймешь. Ты мне зонтик одолжи до завтра, мой ветром унесло. Дождь не прекращается. Возьму?» – Варвара Михайловна никогда не задерживалась надолго.

«Конечно, берите. А лучше оставайтесь, я на кухне постелю», – голос Марины звучал монотонно, как погружающий в транс кобыз шамана.

«Пойду. И ты иди, отдохнуть тебе нужно», – Варвара Михайловна отстранилась и по-доброму улыбнулась.

«Спасибо, Варвара Михайловна. Я тут еще немножко побуду, приберу». Варвара кивнула и удалилась.

Уже не такой суровый, но все-таки гром отзвуком проникал в балконную коробку. Марина Владимировна тихо расставляла пережитки прошлой жизни по местам. На сердце у нее потеплело, и мысли о линчевателях из 9 Б растворялись вместе с промокшим скомканным эссе, брошенным в угол, где стоял хлопчатник.

«Нужно придумать новое место для шкатулки с секретом, чтобы потом не забыть, куда спрятала», – думала она, не находя подходящего хранилища сберегательной банке.