Виктор Каменских - Родимый зов

Так тихо в рабочем саду
Трепещет берёзовый лист.
Там скорбно на самом виду
Гранитный стоит обелиск.
И, каску сжимая в руке,
Суровым молчаньем объят,
Склонился в глубокой тоске
Над свежей могилой солдат.
А мрамор холодный хранит
Так много знакомых имён.
И слышится там из-под плит
Подземный загадочный звон.
Так воздух прозрачен и чист,
Небесною синью налит.
Дрожит и трепещется лист.
А сердце о павших болит.
Они сберегли тишину
Живущим в родимых краях.
И мир землякам, и весну
Несли, как детей на руках.
И, каску сжимая в руке,
Суровым молчаньем объят,
Склонился в глубокой тоске
Над свежей могилой солдат.

В мире нет тишины,
Силы зла затаились.
На расправу и ссору
Они точат ножи.
Не дадимся же, друг мой,
Разыгравшейся силе.
Крепкой дружбе и правде
Ты надёжно служи.
Озарило нас солнце
Светом мысли высокой.
И заря новой жизни
Нам будет сиять.
И родимое поле,
Эту речку с осокой
Нам с тобой подарила
Родина-мать.
Поле горячей
Полито кровью,
Потом солдатским
Пропахли вокруг ковыли.
Шли за Родину в бой
С отвагой и болью.
Не дадим её в жадные руки
Тёмным силам земли.
Будут всходы
И добрые злаки,
И задушат они
Ядовитого зла сорняки.
По-бойцовски мы выведем
Слякоть.
С нами честь и рабочая совесть,
А руки крепки.
Дорогая Отчизна
Подарила нам поле,
Где задумчивый пруд
Прячет грусть в камышах.
И от слова Россия,
От понятия воля,
Как на крыльях любви,
Воспарила душа.

Мой край медовый и зелёный,
Ты гол теперь, как жердь в стогу.
Твоих церквей не слышны звоны,
И смолкли песни на лугу.
Давно народ твой онемелый
Задоров глаз уж не искрил.
Он пил и спал и делал дело,
Как птица вольная без крыл.
Но сердцу не было покоя.
И волновало так всерьёз
Такое небо голубое
И лес в просветах меж берез.
Я знаю все его печали,
Как книгу жизни, наизусть.
Ему за труд немного дали,
Но не отняли веру в Русь.
Он сохранил нутро живое
С мечтой и болью пополам.
Он помнит время грозовое
И лечит в сердце старый шрам.
Он верит: с тёплыми ветрами
Вновь заиграет жизнь окрест.
Польются песни над лугами
Под колокольный благовест.

Не ждут меня дали заморские,
Я светлою родиной жив.
Милы мне просторы очёрские
И Камы широкий разлив.
Там вереск над белыми кашками
Прохладу и синь сторожит,
Овсяное поле с ромашками,
Поникнут, о чём-то грустит.
За облаком, в небе белеющем,
Глядит неуёмная даль,
А в сердце, от радости млеющем,
То лёгкая грусть, то печаль.
Какую мне думу подскажете,
Как в радости детской шаля,
Родные крестьянские пажити —
«Калиничевы» поля?
О пашни и речки окольные,
Где снашивал обувь до дыр!
Не вы ли в года мои школьные
Открыли поэзии мир?
Под лесом елово-осиновым
Всё тот же из моха покров.
Здесь всё миновавшее минуло
И всё начинается вновь.
Чужды мне пределы заморские.
Свои в нашей жизни пути.
Просторы прикамско-очёрские
Милы мне до боли в груди.

Детства мой домик убогий,
Нет к тебе больше дороги.
Поле раздольное-дремуче
Ветер причешет певучий.
Полюшко знает, как слёзоньки жгучи.
Поле заброшено, нище
Носит бурьян, как рубище.
Пусты теперь закрома,
Словно у нищей сума.
Как не свихнуться бедняжке с ума.
Помню цветы полевые,
Лес, что увидел впервые.
Всё, что любил я когда-то,
Сердцу тревожному свято.
Огненна нить грозового заката.
Полно, края дорогие!
Поле засеют другие.
Вырастят яро зерно.
Как мы ни жили грешно,
Выпьют за нас молодое вино.

Деревня – списанная кляча
Стоит с оглоблей в бороне.
И уплыла её удача
Проезжим шляхом в стороне.
О сельский край, как ты унижен!
Дома как старые стога,
Под сводами сиротских хижин
Живёт лишь немощь и туга.
Рыдают ветры да вороны.
Дороги – месиво и хлябь.
Старушки там, как робинзоны,
Ждут свой спасительный корабль.
Выходят с палочками вяло.
У прошлогоднего жнивья
Ждут безнадежно и устало,
Когда вернутся сыновья.
В краю родимом и далёком
Среди заброшенных полей
Смешались слёзы хилых окон
Со слезами матерей.
В ночи вдруг ухнет, засмеётся,
Как леший, филин за стеной.
А в дно прогнившего колодца
Глядится месяц золотой.

Стали звонистей всплески речные,
Ивняки отряхнулись от мглы.
Показались опуски лесные,
Как серёжки у вербы белы.
В тень укрылись дороги извивы,
И яснеющий неба упёк
Бросил в луг, на кудрявые ивы
Расписной и узорчатый стёг.
Синь-туманом в ручьях зачадило.
Он плывёт в небеса, в синеву,
Будто кто-то всё машет кадилом
И кропит там росою траву.
Там посёлок ещё полусонный.
Но летят через речку и лес
Голоса и пасхальные зоны
От земли до лазурных небес.
Раздаётся: Христос наш воскресе!
Мир и благо живому всему!
И от сна все воспрянули веси,
Луг и вербы в пасхальном дыму.

Иногда, как в лёгкой дрёме,
Золотую вижу ткань:
Мой Урал в ржаной соломе,
Кукурузную Кубань.
Там в лесах густых, высоких
Щиплют хвою глухари,
На снегах горят глубоких
Зоревые янтари.
Здесь у леса на макушках
Прыснул зеленью листок,
И деревьям на опушках
Греет ноги солнцепёк.
Цикламен здесь и мимоза
Ловят солнышка лучи.
Там, как серьги на берёзах,
Зачернели косачи.
Там летят по снегу сани.
Под морозом крепче наст.
Здесь не горы на Кубани —
Расписной иконостас.
Нет здесь меди и топазов,
На полях не встретишь рожь.
Всё ж предгорный край Кавказа
Чем-то на Урал похож.

Плотины крутой лиственничная кладь
Надёжно скрепила прудовую гладь.
Узорны так блески янтарных полос,
И красные маки упали на плёс.
За куколем леса чащоба и темь,
А далее – город с названием Пермь.
Казанским ли трактом поедешь, пойдешь,
И ты обязательно в Пермь попадёшь.
Ходили за хлебом по торным путям:
Знакома дороженька этим лаптям.
А новое время – размах и разгон, —
Спрямили дороженьку, взяли в бетон.
Не скрипы обозные слушает плёс,
А бег и шуршанье машинных колёс.
По берегу пруда домишки в кругу.
Лесные холмы посгибались в дугу.
Милы так приметы родной стороны.
А зори, как в детстве, легки и ясны.
Надёжно хранит пруд прадедова кладь,
И красными маками стелется гладь.

Шорохи и тени,
Зелень да янтарь.
В лапах лес весенний
Держит хмурь и гарь.
В рудо-пегих тучах
Белое руно, —
Ветерок певучий
Высветил окно.
Берег речки зыбкий.
Не видать и дна:
Заиграет с рыбкой
Лучик, как блесна.
Вальдшнепы на тяге
Быстры и легки.
Старый лист в овраге
Словно меляки.
А в окне болота,
Где черна вода,
Утопить кого-то
Кличет дребезда.