Геннадий Мещеряков - У Большой и Малой речек. Песни, принесенные ветром Заволжья

Еще раз повторяю тебе я,

Край не знаешь, поэтому врешь,

Посмотрел бы лучше, как спеет

Там, за балкой, озимая рожь.

Где увидел густую дубраву,

Где услышал лисицы свист?

Ведь не суслик она, право,

Все равно, что ты тракторист.

А как было бы это клёво,

И немалая польза была,

Вижу, ручку берешь снова —

И слова, и слова, и слова…,

Если снова о крае, щелкну

Точно в твой широченный лоб,

Да, и сам скоро замолкну,

Не пресытились люди чтоб.

Повторения есть, вижу,

Хоть пишу только правду одну,

Для меня нет земли ближе,

Чем степное Заволжье, клянусь.

То было вечером поздним,

Уже взошла на свод луна,

Откуда-то из преисподней

Ко мне явился Сатана.

На первый взгляд совсем обычный,

Напоминающий козла,

Быть может самый симпатичный

В подземном царстве тьмы и зла.

Давно такого не бывало,

Чтоб к человеку – Дьявол сам,

Пусть и внезапно из подвала

Поднялся, просто чудеса.

Он говорит мне: всё, достали,

Бандиты слева, справа вор,

В аду от вас уже устали,

Там вас двукратный перебор.

Когда берете вы чужое,

Не страшен вам ни черт, ни Бог,

Пойдем-ка, сходим в ад со мною,

Чтобы воочию ты смог

Увидеть, как сейчас пируют

В кавычках те, кто воровал.

А почему тебя беру я?

Ты кодекс Дьявола читал

И изучал Христа заветы,

А главное, сохранил

Частицы совести, за это,

Прежде всего, и выбран был.

Надеюсь, позже ты расскажешь

Другим о том, что видел сам,

И близких можешь встретить даже,

Не возражай, их много там.

Со стороны, во всем пригожий,

Рубаха парень, весельчак,

А бросишь на весы, похоже

И к нам ему нельзя никак.

Грехов мешок – гирь не хватает,

После него – лишь слезы лить,

Поэтому пора, считаю,

В аду десятый круг открыть.

А по-хорошему бы надо

Такое что-нибудь создать,

Чтоб ваше воровское стадо

Там скопом уничтожать.

Прости, немного возбудился,

Хоть Сатана, но злость берет,

Ад полон. Словно бы взбесился

Когда-то добрый ваш народ…

Пусть все твое услышат слово,

Возможно, поумерят пыл,

Не нужно нам такого лова,

Ведь в Преисподней нет могил.

И вот мы под землею где-то,

Огонь и крик со всех сторон,

Мрак, недостаточно света,

Непрекращающийся стон.

Шагаю вместе с Сатаною

Степенно и не спеша,

В котле, кипящем предо мною,

Вдруг, Колымовича душа

Взлетела и вопит истошно:

– Ты черту подскажи, пиит,

Что воровал я не нарочно

И в детстве не всегда был сыт.

Законным вором с разрешенья

Ивана палого я стал,

Нас парят, жарят с вдохновеньем,

А он, судачат, в рай попал.

Говорю ему: о рае

Дезинформация была,

На ложках, да, Иван играет,

На раскаленных до бела.

Кричит же так, кровь стынет в жилах,

Если сравнить с ним, ты поешь,

Недобро на земле вы жили,

В основе ваших действий ложь.

– Мы – черти, нам бы только гадость

Или злодейство совершить,

Когда вы воете, мы рады,

Не надо было так грешить, —

Воскликнул Сатана и ловко,

Что делать, видимо, привык,

Древес смолистых заготовку

Подбросил в огненный язык.

И снова рев, и снова стоны,

Чечетки на сковороде,

Губастых много из притонов,

Насильников полно везде.

А вот душителей свободы

И тех, кто отбирал права,

Оставшиеся у народа,

Пускают чаще на дрова.

В аду, конечно, нет курортов

И никаких поблажек нет,

У тех же, кто отмечен чертом

При появлении на свет,

Есть льгота, они сами могут

Вид наказаний выбирать,

Однако разницы немного,

Жар, кипяток – одно орать.

Я показал на Михаила,

Его все знают хорошо,

Визжал он так, что жалко было,

Но что визжал? Процесс пошел!

А прыгал как, повыше пара,

Подумаешь: над ним батут,

Если ему такая кара,

Что будет для другого тут.

Известный режиссер пытался

Всё в Преисподней похвалить,

Без крика в кипятке купался,

Норовясь его отпить.

Хвалебны на земле любили,

А под землей – не повезло,

Дровишек черти подложили

Еще в костер ему назло.

У другого, метр ростом,

В плечах – вершок, быть может, два,

И шеи не было просто,

Торчала только голова.

Да, из котла, откуда боле,

Хотя и должность занимал,

Не знал об отомщеньи что ли,

Когда чужое воровал?

А за дворцы на пляжах дальних

Насыпать соль могли в котел,

Ему бы в исповедальню

И лбом удариться о пол.

И хорошо, что в Преисподней

Привыкли по старике жить,

Без творчества – так удобней,

Мозгой не надо шевелить.

Да, да, мозгой, а не мозгами,

То есть извилиной, она

Всего одна между рогами,

Чуть креативней Сатана.

Он хмурится и произносит:

– Как смело рассуждаешь ты,

Когда не вслух. Если разносит,

Могу и закрутить болты.

Вот дам команду, и вприсядку

Запляшешь на сковороде.

Ладно, сказал так для порядка,

Он должен быть всегда, везде.

Ты думаешь, в раю все можно,

Законы действуют и там,

Допусти неосторожность,

Пройдись случайно по цветам,

Иль выскажи иное мненье

Архангелам наперекор,

Другое будет отношенье,

Такой почувствуешь укор,

Что осязать его ты станешь.

В раю смиренные нужны.

Хотя, возможно, и устанешь,

Рай – сон, надоедают сны.

А грешники поступают

В ад нескончаемой толпой,

Пока ребята успевают,

Они с мозгами, не с мозгой.

И скоро коррупционеров

Будут в реакторах палить,

За то, что без стыда и меры

Стали народное тащить.

Их предлагают водородом

В распыл, в небытие пускать,

И, правильно, таких уродов

Нигде не надо принимать.

В котлы бросать их надоело,

Научным должен быть подход,

От воровства так наболело,

Сам лавы бы налил им в рот.

Сатана не в шутку злился —

Готов был насадить на рог,

Я незаметно помолился

И этим лишь себя сберег.

Говорю ему: послушай,

Глава подземных темных сил,

Мне безразлично, если души

Воров ты пустишь на распыл.

Они к купаниям вашим

Привыкли наверняка,

И это день уже вчерашний,

Не все же грешникам скакать.

Смеются попросту над вами

Сидящие сейчас в котлах,

Все время, пользуясь дровами,

Вы поубавили их страх.

Вон, тот, горбатый, тоже скачет,

Гримасу скорчил, а под ней

Ехидную улыбку прячет,

Так что пора и посмелей

Использовать достиженья

Научные сегодня вам,

И надо, по моему мненью,

На атом заменить дрова.

– Согласен, будет очень славно,

Успеем каждому воздать, —

Толкнул меня в плечо черт главный,

И я упал в свою кровать.

Все тихо, лампу не включая,

В окошке лик луны торчал,

О том, что видел, вспоминая,

Я строчки эти написал.

Хотя переживал до жути: