Редьярд Киплинг - Английская классическая эпиграмма

Если вправду глупость – набожности мать,
Руфа можно самым набожным назвать.

Я, гренадер, лежу в земле сырой.
Я простудился, выпив кружку пива.
Не пейте пива жаркою порой,
А пейте спирт – и будете вы живы!

Чтим память мы о доблестном служивом,
Хоть он убит не пулею, а пивом.

Сей вельможа с самого рожденья
Не меняет собственного мненья,
Ибо у вельможи изначала
Собственного мненья не бывало.

– Мой сын, смирению учитесь у овец!..
– Боюсь, что стричь меня вы будете, отец!

– Расскажите-ка мне, что вы видите, дети?
– Дурака, что попался религии в сети.

К восставшей Франции мошенники Европы [100] «К восставшей Франции мошенники Европы…» – Монархи Европы встретили буквально в штыки Великую французскую революцию и организовали против нее походы, но потерпели поражения, после которых иные из них стали заискивать перед победоносной Французской республикой, а затем империей, сделавшей некоторых из них своими вассалами.
Как звери отнеслись, а после – как холопы.

Вся ее жизнь эпиграммой была,
Тонкой, тугой, блестящей,
Сплетенной для ловли сердец без числа
Посредством петли скользящей.

Пока не женимся, сказать мы не сумеем,
Не склеены ли у жены колени клеем.

От дьявола и от царей земных
Мы получаем знатность и богатство,
И небеса благодарить за них,
По моему сужденью, – святотатство.

Я погребен у городской канавы водосточной,
Чтоб слезы лить могли друзья и днем и еженочно.

– Что оратору нужно? Хороший язык?
– Нет, – ответил оратор. – Хороший парик!
– А еще? – Не смутился почтенный старик
И ответил: – Опять же хороший парик.
– А еще? – Он задумался только на миг
И воскликнул: – Конечно, хороший парик!

– Что, маэстро, важнее всего в портретисте?
Он ответил: – Особые качества кисти.
– А еще? – Он, палитру старательно чистя,
Повторил: – Разумеется, качества кисти.
– А еще? – Становясь понемногу речистей,
Он воскликнул: – Высокое качество кисти!

Пусть обо мне ты распускаешь ложь,
Я над тобою не глумлюсь тайком.
Пусть сумасшедшим ты меня зовешь,
Тебя зову я только дураком.

Всю жизнь любовью пламенной сгорая,
Мечтал я в ад попасть, чтоб отдохнуть от рая.

Врагов прощает он, но в том беда,
Что не прощал он друга никогда.

Ты мне нанес, как друг, удар коварный сзади,
Ах, будь моим врагом, хоть дружбы ради!

О шкуре Альбиона алчно бредя,
На выделку ее, мы узнаем,
Парижские дельцы дают заем.
Эй, шкурники, а кто убьет медведя?

Когда заключил я в объятья подругу,
Мы наши сердца подарили друг другу.
Но чуя, сколь путь до венчанья тернист,
Я в страхе дрожал как осиновый лист.
Решающим было для участи нашей,
Что скажет ее досточтимый отец.
Бездушный старик меня вытолкал взашей.
Все кончилось только обменом сердец.

Не всякий лебедь должен петь,
Почуяв близость смерти,
Иному лучше помереть
До первых нот в концерте.

Георг наш Первый страшен был всегда нам;
Георг Второй не меньшим слыл тираном;
Всем досаждал, под стать Георгам этим,
И тот, кто был уже по счету Третьим.
Теперь мы в совершеннейшем восторге,
Что на Четвертом кончились Георги.

«С женой ты груб и бьешь ее притом.
Стыдись! Что может быть на свете гаже?» –
Корили Тома. И ответил Том:
«Моя супруга счастлива. Но даже
Будь жизнь ее одних невзгод полна,
Лить слезы не посмела бы она».

Ученый жениться решил, а друзья
Сказали: «Подумай о шаге таком:
Ты слишком умен, чтоб супруга твоя
Не сделала тотчас тебя дураком».