Николай Шершуков - Вперёд, в Московию. Стихи и проза

Лишь встречаться с тобой,
ну а жить одному
и с работы домой
я иду, как в тюрьму.

Из её этажей
замечательный вид,
в одиночке моей
телевизор стоит.

Здесь тюремщиков нет,
но ключами звеня,
ты приходишь ко мне
среди белого дня.

Может мал или стар
гениальный твой шут,
пью я знойный нектар
принесённых минут.

Знаю, мукам моим
вдруг настанет конец, —
виновато с другим
ты пойдёшь под венец.

Живу и помню времена иные,
как заполняла мысли и дела.
Но от отца в страну шизофрения
ты в переходном возрасте ушла.

Судьба ли только в этом виновата,
но не поспоришь с генами пока.
Папулей был и папочкой когда то,
а ныне превратился в мудака.

Для ваших будущих детей
вы ж выбирайте матерей.

Как и он, готов был душу вынуть;
Да, не укорит меня Сергей:
Я желаю ей скорее сгинуть,
что б Земле вздохнуть без упырей.

Не боюсь кого-нибудь обидеть,
и врагов, ещё себе нажить;
Для того чтоб сильно ненавидеть,
– надо было сильно полюбить.

Край родной хиреет год от года:
Он давно и сильно заболел.
Я дефолта жду, как парохода;
Рубашонку свежую надел.

Снова нынче пусто на причале.
И скулит собака у ворот.
Что-то чайка в небе прокричала.
Ну, когда же будет пароход?

Любовь, главнейшая икона,
У всех народов, навсегда.
Любовь и брак в одном флаконе
– Взрывоопасная среда.

Но к жизни намертво прикован.
Ещё не спевший песнь свою,
Остался он разочарован
Стоять у бездны на краю.

Пред ней потупясь виновато,
Презрев ухмылочки людей,
Поэт, однако, не утратил
Религиозности своей

Православия звон,
Как чахотка во мне.
Был рождён и вскормлён
Я в быдластой стране.

Но, не клином Земля;
И, зову россиян
Зрить иные поля,
И других христиан

От века жизнь с иконой,
Иначе – смертный грех:
Россия это зона
Шаг в сторону – побег

Здесь выжили блатные
И, люди из ЧКа.
Но, впрочем, остальные
Не вымерли пока.

Здесь, горе атеисты
Ходили в смертный бой,
Портреты коммунистов
Подняв над головой.

«Идём не той дорогой,
Мы были тут уже», —
Всё ищут люди бога
Распятого в душе

Что будет дальше? Кабы знать.
Но, только власть нельзя терять.

На вас надежда и расчёт,
вперёд соколики, вперёд.

Порвать, взорвать любую нить.
Правдох убить и посадить.

Стеречь подходы у Кремля.
Здесь не помогут «Тополя»..

Была горазда наша рать
Кутить, губить и воровать.

Бог, отведи расплаты час:
убереги от гнева масс.

Не легко сей мир покинуть,
но, как феникс птица,
знаю надо, надо сгинуть,
чтобы возродиться.

Мы будто в лодке без кормы.
Дела хужее и хужей.

«Мы не рабы – рабы не мы»;
Россия – родина бомжей.

Удилище – не палка,
И здесь нужна сноровка:
Жизнь наша, как рыбалка, —
Не пропусти поклёвку

С красотою своей ты не справилась
На панель в 19-ть отправилась.

Удержать мы тебя не смогли
И, ни я, ни мои «Жигули».

Моего не оценишь ты гения
Ведь путаночка ты, от рождения.

Но в судьбине твоей мне ль потом
Доведётся быть светлым пятном.

Сколько мне доживать до последнего дня
Столько помнить, как ты не любила меня.

Кремль не победит её никак,
будто бы проталинку весной.
Крепнет голос Ксении Собчак
и звенит над сонною страной.

В темноте будильник провизжал.
В темноте вчера пришёл с работы;
Он неделю света не видал
И сегодня, чёрная суббота.

Земля из космоса, наверное, красива;
не стану спорить с теми, кто там был.
В свинарнике по имени Россия
я был рождён и жизнь свою прожил.

Алмазы в породе,
а люди – в народе!

Жизнь моя – космическая данность.
И, она равняется – судьбе.
В ней законна всякая случайность
Даже грубость глупая к тебе.

Человек взрослеет век от века,
Познавая то, что смерти – нет;
Если есть Судьба у человека
Значит, есть она и у планет.

Он в Кремле у нас, чекист,
Главный русский террорист.

А в стране, где он рождён
Гибнет за год миллион.

На экране каждый день
И позировать не лень.

Всё, о чём он ни соврёт
Тупо слушает народ:

«Я открою вам секрет
Чистим ржавчину с ракет.

Без воды и молока
Поживём ещё, пока.

Но державу нашу, мать
Не позволим обижать».

Пил он водку или квас
Пусть, сказал, боятся нас.

Не плечист, зато говнист
Президент наш, террорист.

Чекисты знают: я ничей;
Чего меня бояться.
А я, дружбан всех стукачей
Не захотел скрываться.

Один стукач мне помогал;
пускай из-за кокетства.
Другой взаймы всю жизнь давал
Он был мне другом детства.

Московия, Россия, Русь
Невежество забудет.
Судить державу не берусь
Европой, знаю, будет.

О том читаю между строк
Земли моей фатальной;
И юной и печальной,
Где каждый пятый – молоток
И, всякий, наковальня.

Человек лежит позорно грязный.
И ботинки разные на нём.
И, октябрь московский, безобразно
Поливает бедного дождём.

Человек то плачет, то хохочет;
Говорит о жизни и петле.
В Землю уходить ещё не хочет
Придавила жизнь его к земле.