Коллектив авторов - Зеленый луч

Они вышли из темных дверей на свет. Аллея впереди была пустынна и длинна.

Он с тревогой вглядывался в эту даль и спрашивал у Нее:

– Ты знаешь, что мы найдем там?

А Она рассказывала Ему о домах, похожих на дворцы, с комнатами просторными и светлыми, где кремовые занавеси наполняются ветром из огромных окон, о садах со старыми яблонями, переполненными последними плодами, о белокаменных храмах с высокими колокольнями. Он верил и не верил Ей. Но аллея вдали была наполнена светом, и листва деревьев была изумрудно прозрачна.

А потом была река. Как они миновали ее? Она не могла припомнить моста под своими ногами, но и лодки Она тоже не помнила. Как же они оказались на другом берегу?

За рекою был сад. Виноградные лозы густо оплетали вешала, и маленькие птицы садились на кончики Ее пальцев, когда Она поднимала руку.

– Мы сошли с ума? – спрашивал Он Ее. Он все не мог поверить.

Она не отвечала. Она закидывала голову и глядела в белесое чистое небо.

– Мы умерли?

Но Она не хотела разделить Его тревоги:

– А разве это так плохо?

Птицы, крошечные, как бабочки, и такие же яркие, взлетали с Ее рук, и в зеленом сумраке Она не видела Его лица. Она совершенно не знала Его, но и не нуждалась в этом. Да и имели ли здесь значение Его черты или Его объятия? Любовь переполняла Ее сердце уже совсем не по-земному, и уже одного Его присутствия было довольно, потребность прикосновений и ласк оставила Ее навсегда. Навсегда?

– Смотри, – говорила Она Ему, указывая вдоль тропинки, – это наш дом. Идем в него.

Они подходили к светло оштукатуренному маленькому дому в глубине сада. И тут впервые что-то кольнуло Ее в сердце. Там, за домом, за садом, за оплетенным вьюном забором таился Другой мир. Но другой мир всегда существует, и Она отгоняла от себя сомнения.

Они поднялись по ступенькам к двери. Маленькая пустая прихожая встретила их, как встречает нас пустынный перекресток, и три двери, как три дороги, вели из нее. В одну дверь вошли они из чудесного сада, другая вела вглубь дома, она была закрыта и заперта. А третья, распахнутая настежь, вела на мрачные городские окраины.

Она вышла на крыльцо, все еще пытаясь сохранить в себе изначальный восторг.

– Я помню этот город, – говорила Она. – Я жила в нем когда-то. Нам будет здесь хорошо, – но сама уже не верила в то, что говорит.

Одинокие бесстрастные люди бродили среди покосившихся почерневших построек. Молодая женщина спускалась по наружной лесенке вдоль неоштукатуренной кирпичной стены. Она оступилась вдруг – и замерла на мгновение, словно остановился кадр. И как в прокрученной назад пленке, тело ее выровнялось, и она продолжала спускаться дальше.

«Здесь я не смогу даже оступиться. Я не смогу даже выброситься из окна».

Почему Она подумала об этом? Ведь их дом – вот он, за Ее спиной – одноэтажный, из окна, выходящего в сад, невозможно выброситься! Или этот дом – он уже позади, непоправимо позади?.. Но третья – запертая! – дверь?..

А к их крыльцу подходила между тем женщина, которая – как захотелось в это поверить! – вот сейчас должна была объяснить все и всех успокоить. Ну, хорошо, пусть не успокоить, но утишить растущую тревогу и тоску…

– Здравствуйте, – сказала Она женщине, ловя себя на мысли, что здоровья не может быть в мире, населенном тенями. И та, словно подтверждая этот нехитрый вывод, ответила со снисходительной полуулыбкой:

– День добрый.

Надо ли было придавать значение изначальному смыслу этих слов? Неужели все-таки День, и он бывает здесь «добрым»? Мучительно захотелось надежды, хоть отсвета ее – и для себя, и для Того, кто стоял за Ее спиной. Он был Ее последней – еще наполовину земной – болью. И, борясь с неуместным теперь смущением, спросила:

– Расскажите нам, как здесь?

Женщина, все с той же полуулыбкой, чуть наклонила голову:

– Ну, что тебе сказать?

Жизнь и Смерть перестали уже быть двумя полюсами, двумя противоположностями. Как в полиграфии, два цвета наложились друг на друга, придавая Бытию объем и глубину. Впереди выстроилась длинная череда переходов, и в каждом последующем мы расставались с частью наших привычных ощущений и приобретали новые. Земля уходила из-под ног не сразу.

Она оглядывала мир, в котором им предстояло теперь жить, испытывая уже иные, незнакомые страсти и страдания, и из которого им тоже предстояло потом уйти. Путь этот был вовсе уж неведом, и конца ему, должно быть, не было.

Дальше тайна Первой Смерти не открылась мне.

1996 г.

Дом был запущен и странен. Он был стар, штукатурка обсыпалась, была покрыта разводами плесени, дождевыми потеками. Вросший в землю фундамент оплели сорняки, паутина висела на оконных рамах и дверных косяках. Какое-то животное бродило в сухих зарослях неподалеку, где-то в доме слышался плеск воды.