Яросвет Самовидец - Серпантин счастья

© Яросвет Самовидец, 2017

© Интернациональный Союз писателей, 2017

Яросвет Самовидец – литератор, астролог, космоэнергетик, автор более десятка изданных книг, среди которых сборники моностихов, афоризмов и рассказов, популярные книги по астрологии и эзотерике: «Сотой песчинкой чудес», «От Абсолюта до Я», «Азбука и хаос свободного стиха», «Словарь свободного стиха», «Несколько словечек о человечке», «Гномы и Женщина», «Астродиагностика: сила и здоровье знаков зодиака», «Дао Дэ Цзин для знаков Зодиака», «О взаимоотношениях мужчины и женщины», «Астрология символов», «Медитации по знакам Зодиака». Участник международных конгрессов по астрологии, трансперсональной психологии и адвайта-веданте. Читал лекции и проводил семинары в духовно-культурных центрах Москвы: «Атма», ДК «Меридиан», «Путь к себе», «Помоги себе сам» и других. Выступает в телепередачах на каналах ТВЦ, Рен-Тв, Домашний, консультирует в сети книжных магазинов «Читай-город». Глубоко изучает связь духовной мудрости, научного знания и художественного творчества. Успешно применяет в своих консультациях и сеансах словесные формулы, мантры, позволяющие решать различные психологические и материальные проблемы.

Однажды такой искушённый в лирической эстетике творец как В. Брюсов воскликнул в письме к П. Перцову: «Отдельно взятый стих прекрасен!». «Серпантин счастья»… Это название очередного сборника моностихов Яросвета Самовидца. Серпантин – нечто прихотливое, подвижное, закручивающее формы и соединяющее смыслы в праздничной истине творческого счастья.

Достоверных сведений об античных или средневековых корнях моностихов нет. Известно, что в моностихах пробовали себя ещё на рубеже XVIII–XIX вв. Г. Р. Державин, Н. М. Карамзин, граф Хвостов, однако их произведения ограничивались рамками жанрового канона эпитафии: «Покойся, милый прах, до радостного утра» (Н. М. Карамзин).

А вот моностих Г. Аполлинера «Поющий» (1914) является документально подтверждённым началом «однострочных» экспериментов многих поэтов: французских (Блез Сандрар, Жак Шарпентро), английских (Р. Ходжсон), американских (Ч. Резинкофф), румынских (И. Пиллат) и других. Из итальянских сочинителей первым начал создавать моностихи Джузеппе Унгаретти. Он автор франкоязычного сборника «Война» («La guerre»), вышедшего в 1919 г. в Париже тиражом 80 экземпляров, и книги на итальянском языке «Allegria di Naufragi» (1919). В американской поэзии пионер моностиха – Айвор Уинтерс. Вскоре после возвращения из Франции, он выпустил сборник «Тень сороки» («The Magpie’s Shadow», 1922) из 28 моностихов. Первая «страница» в истории румынского моностиха – Ион Пиллат, начавший свой творческий путь во Франции и в 1936 г. выпустивший книгу «Стихотворения в одну строку» («Роете intr’un vers»), объединившую 116 моностихов.

Откликнулась на форму моностиха и русская поэзия. Вспомним, что ещё в 1894 г. старший символист В. Брюсов опубликовал своё знаменитое и сразу ставшее скандальным одностишие «О закрой свои бледные ноги!». На протяжении XX века на моностих откликались многие поэты. Достаточно назвать «Блокнот однострочий» П. Грушко, «Смерть Искусству: Пятнадцать (15) поэм» В. Гнедова, опыты С. Вермела, Вс. Шманкевича, Ст. Окушко, А. Гатова, В. Кубанева, В. Маркова, А. Александронченко, Л. Озерова, К. Ковальджи, И. Жданова, Е. Бунимовича, Г. Айги, И. Дудинского, Р. Чернавиной, «Книгу Алфавит» В. Эрля. И в наше время форма продолжает развиваться у В. Вишневского, М. Анкудинова, А. Верницкого, Аси Шнейдерман, Р. Плюты и других.

Моностихи книги «Серпантин счастья» сложно классифицировать. Тем не менее, обобщая, можно выделить частотные группы с точки зрения содержания (тематической группы), доминирующего изобразительно-выразительного приёма, звучания, грамматической структуры и метрической организации. «Конструктивный принцип познаётся не в максимуме условий, дающих его, а в минимуме», – писал литературовед Ю. Тынянов.

I. Основные тематические группы сборника – «Природа», «Человек», «Культура».

Взгляд автора на природу, окружающий мир – очень наглядный, предметный, выхватывающий самое главное: «Кальян тумана», «Луна скользкая, как змея», «Гадина-дождь», «Рогатая гроза», «Расстелить простор», «Долины выструганы солнцем», «Болтливое болото», «Лысые выселки», «Туман залёг у изголовья дороги», «Красный карандаш заката», «Красный карандаш разукрашивал альбом небосклона». Автор может возвращаться к одним и тем же образам, варьируя их, как бы закручивая спиралью, серпантином.

Человек открывается в одностишиях через его эмоции, чувства, устремления: «В тумане грёз опускал глаза», «Глотал солёную радость», «За бренностью готов шагнуть в бессмертье».

В область художественного осмысления автора входит и мир культуры, мир античных и религиозных образов. «Ласкал локоны Лакоона и смотрел, как они тают во сне». «Заревые архангелы весть несли на крыльях своих», «Ангелок в панталонах», «Паршивые архангелы». Образы мировой культуры смело вплетаются в канву моностиха. Так создаются своеобразные культурологические этюды, обогащающие поэтику жанра.

II. Изобразительно-выразительные приёмы (по доминирующему художественному средству).

Метафоричность и символизация – любимые приёмы автора, тяготеющего к поиску обобщений. Яркие примеры – метафоры и символы времени: «Наматывать на колесо власы истории», «Время спровоцировано часами», «Загон времени», «Жужжание времён», «Жужжание будущего», «Соткана из времени шапочка седых волос». Образы времени бесконечно варьируются, и метафоры могут наслаиваться друг на друга, обогащая смысл одностиший: «Сверло работы скверной будни мне сверлит». Образ времени здесь помогает трагедизации повседневного.

Нередко в центре внимания Яросвета оказывается деталь-символ как основа психологической зарисовки: «Каждая следующая новая слеза – спектакль», «Кнопочка счастья». Чаще всего метафорическую нагрузку берут на себя существительные. Ключевой образ становится философским символом, вбирая в себя целый класс жизненных явлений: «Буковка печали в книге бытия».

Символизации способствует и такой излюбленный приём автора, как «опредмеченность». Опредмечиваться могут и эмоции, и чувства, и состояния, и весь непредметный мир в целом: «Слёзы сдал в утиль», «Отросток тоски», «В кабинку грусть затолкать», «Бархат печали», «Накрахмаленность мыслей», «Мнения тина», «Изюминка мудрости», «Душа – растрёпанная подушка», «А ко рту прирос вопрос, как папироса», «Селёдка отчаяния», «Поднятая молотом тревоги», «Говорливая похлёбка скорби». Для поэта нет ничего невозможного. Любая бытовая подробность, попавшая в поле его зрения, может стать поэтической: «Воскреснул рукомойник». Многие моностихи разворачиваются в целые сюжеты: «Жизнь загорожена скорбной стеной стенокардии». Происходит эпатирование читателей через непривычные ракурсы, апокалиптические мотивы («Все стояли и слушали мёртвую природу»).