Алексей Романенко - Зеркало юности. Стихотворения

Это просто долгая зима,

Все мечты снегами застилая,

Тебя сводит медленно с ума.

И забыла ты, что в час восхода

Вновь сердец раздастся перезвон.

Может быть, любовь, как и природа,

Погружается зимой в тяжёлый сон.

Верь же – непременно пробужденье.

Схлынет наваждений пелена.

И оставь тревоги и сомненья:

Я с тобой. А впереди – весна!

Забытая бескрайняя свобода,

Конфликты самоосознанья…

Сквозь форму пробивается природа,

И за улыбкой прячутся стенанья.

И до безумья доводящий выбор:

Быть оголённым нервом или камнем.

Я кровь перчаткой с подбородка вытер

И прошептал: «Вы сами, а мы с вами».

Бог с нами. Высшая идея:

Творить добро, покуда хватит силы,

И устоять от соблазнений змея,

Быть честным от утробы до могилы.

Ночь – моя подруга. Звёздный небосклон

И луна немая провожают взглядом.

По лесной тропинке к той, в кого влюблён

Я иду с цветами из чужого сада.

На песчаный берег выйду, оглянусь,

Стану ждать её, наш назначен час.

Месяц напевает про глухую грусть.

Небо мне мигает мириадом глаз.

Из мутной воды возродится луна,

Туман разольётся дыханием ночи.

За час до восхода она так нежна.

И кровь застывает, и бьётся, рокочет.

На дне, в болотной глубине

Нас укрывает тина.

В сырой прозрачной тишине

Все звуки – ощутимы!

Пожар небьющихся сердец,

Мистические танцы…

Кричит петух, зари певец,

И нам пора прощаться.

Настанет ночь, и я вернусь.

Дождись!

– Иди, а я дождусь!

За таинственным лесом начнётся рассвет.

Он прогонит туман и тьма затаится.

Мы сохраним данный ночи обет.

Будет сердце гореть, неспособное биться.

Липкая тьма, адское пламя.

Время застыло, выхода нет.

Лижет лицо огонь языками,

Рвётся из глотки немыслимый бред.

Слева и справа – великие стены,

Стражи с секирами блюдут тишину.

Мёртвые рыцари на грязной арене

Бьются за право идти на войну.

Ветер, пронзающий серые души,

Гоняет клочья тумана во мгле.

Спит до поры вечный мрак всемогущий

В городе Солнца, погребённом в золе.

Снова и снова, волна за волною

Древнее небо пожирает огонь.

Пора. Я готовлюсь к последнему бою,

И, пришпорен, ярится мой чёрный конь.

Найду в подземке звёздный скальпель

И взрежу вены серым дням.

Крест-накрест – тайное распятье!

И волю дам ночным кострам!

Пылай, безудержная юность!

Вонзи свой меч в капусту лжи!

Я здесь, я рядом, будь спокоен,

Мой друг над пропастью во ржи.

Парнас истопчут наши кони,

Всё вскачь, уступом за уступ.

Ха-ха! Безумие – награда!

Гори, огонь холодных губ!

Пролейся, кровь невинных дней!

Раскрасить жизнь хочу тобою.

Поэзия! Я – твой адепт!

Я – твой солдат, готовый к бою!

Тюльпаны цветут и на ядерном поле,

Здесь их корни сильнее и краски сочней,

Чем у тех, что взращёны в комфортной неволе.

Дикий край и больной, но он лучше – родней!

Радиация выжгла всю степь, как пустыню,

Уничтожила всё, не тронув цветы.

Край родной никогда, ни за что не покину,

Где огнями алеют лепестки красоты.

Только здесь долгожданны дожди на заре,

И ночную прохладу ласкает туман.

Только здесь по весенней свежей поре

Разливается жаркий цветов океан.

В порыве чувств, в выси небес распятых,

Подобных ветру, солнцу и огню,

Из сердца вырванных в своём корню

(И без того в нарывах и стигматах!),

Расписанных неведомой рукой,

Сикстинской уподобленных капелле,

По небу скачущих, как те газели,

Что до поры в себе таит левкой,

Вознёсшихся ввысь нотою метала,

Дрожащих до тринадцатого балла,

Не обличённых в мысли и слова,

В порыве чувств, казалось бы, своих

Я жил, любя и веря только в них —

Исторгнутых в глубинах естества.

Исторгнутых в глубинах естества

(Среди других, я тоже в их числе —

Раскиданных, разбитых по земле)

Рассвета луч найдёт едва-едва.

Мы будем – и мы были! – одиноки

Как небо над безлюдною землёй,

Как холод Арктики, пустынный зной,

Как без вождя в лесу таёжном волки.

Других надежд, и дум, и чувств не зная,

Я думал – эта свора мне родная!

«Ничто нельзя менять!» – гудит молва.

Сбегая прочь от мира, в никуда,

Я вспомнил: «Как они, я был всегда

Так лёгок на поступки и слова».

Так лёгок на поступки и слова,

Так падок на обманчивые страсти,

Всегда, везде – слегка, во всём – отчасти,

Я гостем был чужого торжества!

Искал забвенья в роге изобилья,

Грехов, вина, земных утех алкал:

Испил разочарованный бокал

Людского льда и своего бессилья!

Метался меж предложенных границ,

Закованный в водовороте лиц…

Себе казался я святее святых,

А позже стало ясно (свет не мил!),

Что, как в лохмотьях, по миру ходил

В мечтах чужих, потрёпанных, измятых.

В мечтах чужих, потрёпанных, измятых,

Напичканных фальшивостью пустой,

Расправившихся с высшею Мечтой,

Я шёл туда, где алтари стоят их.

Я видел свет, но этот свет был – ложь!

И был мне знак, но этот знак – обман!

Я пил веселье, но тоской был пьян,

И в толпах шумных одинок был всё ж.

На жертвенник несбывшихся надежд

Я кинул пелену с кровавых вежд.

Вернувши дар прозрения и речи,

Мечту надев на душу, как кольчугу,

Я снова кинулся в страстную вьюгу,

Я мчался на обманчивые свечи.

Я мчался на обманчивые свечи,

Я полз, бежал, летел – не зная сам, —

К каким огням, кострам и маякам,

Но лишь туда, где свет надежды блещет.

Надломленный метаньями души,

Надорванный безумным боем сердца,

Я рвался вдаль, хотя мог отсидеться,

Но уши душат шорохи тиши.

О, выброситься б из окна Вселенной!

О, удавиться молнией мгновенной!

Калеки-мысли затухают сном,

Маньяка-разум настигает сыть…

Да к чёрту всё! Да в пасть! Хочу парить