Михаил Айзенберг - Скажешь зима

сколько бы ни шумели
ветхие их шинели
легкие их медали

___

мы и сами саами
деревянные сани
присылайте за нами
становясь деревами
жили яму копали
прирастали корнями
никуда не попали

просто жили и жили
обмирали со страху
ничего не решили
сколько б ни лепетаху

___

Бабочка в саду
глаз откроет карий.
Вспыхнет на лету
жизнь без нареканий.

Бабочки из грязи в князи,
серые в полоску,
собираясь восвояси,
выпьют на дорожку
темную окрошку.

Подсластите им цикорий
сахарным эфиром.
Всех полувоздушных тварей
за глазок их синий, карий
отпускайте с миром,
чтоб земля не охладела
к маленькому риску.

Только я на это дело
не давал подписку –
черной сажей щеки мазать,
издалека, как неясыть,
говорить свое угу
через не могу.

Лучше следить за тучами; их вращенье
на высоте собирает все больше смысла.
Все получает новое назначенье,
кем неизвестно, но прежнее ненавистно.

Все поменялось, но кто отдает приказы,
если земля тверда, как дорожный камень,
облачных капельниц выплаканы запасы,
нет для тебя оттуда лечебных капель.

Летом необъявленные ливни,
а зимой секретные заимки.
Мы-то знаем, что не так наивны
эти наспех сделанные снимки.

Глубина, лишенная обзора,
черточки одни, ни силуэта,
как частицы сложного узора
в оспинах рассеянного света.

Такая ночь не тихий свет из спален,
а маленькие злые огоньки
на воздухе, покуда не развален
на мелкие и острые куски.

И мы не спим. Мы заняты. Нас нету.
Мы под водой стоим на дне реки.