Олег Ладыженский - Вполголоса

О гроза, гроза ночная, ты душе - блаженство рая,
Дашь ли вспыхнуть, умирая, догорающей свечой,

Дашь ли быть самим собою, дарованьем и мольбою,
Скромностью и похвальбою, жертвою и палачом?

Не встававший на колени - стану ль ждать чужих молений?
Не прощавший оскорблений - буду ль гордыми прощен?!

Тот, в чьем сердце - ад пустыни, в море бедствий не остынет,
Раскаленная гордыня служит сильному плащом.

Я любовью чернооких, упоеньем битв жестоких,
Солнцем, вставшим на востоке, безнадежно обольщен.

Только мне - влюбленный шепот, только мне - далекий топот,
Уходящей жизни опыт - только мне. Кому ж еще?!

Пусть враги стенают, ибо от Багдада до Магриба
Петь душе Абу-т-Тайиба, препоясанной мечом!

Величье владыки не в мервских шелках,
какие на каждом купце,
Не в злате, почившем в гробах-сундуках -
поэтам ли петь о скупце?!

Величье не в предках, чьей славе в веках
сиять заревым небосклоном,
И не в лизоблюдах, шутах-дураках,
с угодливостью на лице.

Достоинство сильных не в мощных руках -
в умении сдерживать силу,
Талант полководца не в многих полках,
а в сломанном вражьем крестце.

Орлы горделиво парят в облаках,
когтят круторогих архаров,
Но все же: где спрятан грядущий орел
в ничтожном и жалком птенце?!

Ужель обезьяна достойна хвалы,
достойна сидеть на престоле
За то, что пред стаей иных обезьян
она щеголяет в венце?

Да будь ты хоть шахом преклонных годов,
султаном племен и народов,-
Забудут о злобствующем глупце, забудут о подлеце.

Дождусь ли ответа, покуда живой:
величье - ты средство иль цель?
Подарок судьбы на пороге пути?
Посмертная слава в конце?

Я разучился оттачивать бейты. Господи,смилуйся
или убей ты!-
чаши допиты и песни допеты. Честно плачу.

Жил, как умел, а иначе не вышло. Знаю, что мелко,
гнусаво, чуть слышно,
знаю, что многие громче и выше!.. Не по плечу.

В горы лечу - рассыпаются горы; гордо хочу -
а выходит не гордо,
слово «люблю» - словно саблей по горлу.
Так не хочу.

Платим минутами, платим монетами,
в небе кровавыми платим планетами,-
нет меня, слышите?! Нет меня, нет меня…
Втуне кричу.

В глотке клокочет бессильное олово. Холодно.
Молотом звуки расколоты,
Тихо влачу покаянную голову в дар палачу.

Мчалась душа кобылицей степною, плакала осенью,
пела весною,-
где ты теперь?! Так порою ночною гасят свечу.

Бродим по миру тенями бесплотными,
бродим по крови, которую пролили,
жизнь моя, жизнь - богохульная проповедь!
Ныне молчу.

Купец, я прахом торговал; скупец, я нищим подавал,
глупец, я истиной блевал, валяясь под забором.

Я плохо понимал слова, но слышал, как растет трава,
и знал: толпа всегда права, себя считая Богом!

Боец, я смехом убивал; певец, я ухал, как сова,
я безъязыким подпевал, мыча стоустым хором,

Когда вставал девятый вал, вина я в чашку доливал
и родиною звал подвал, и каторгою - город.

Болит с похмелья голова, озноб забрался в рукава,
Всклокочена моя кровать безумной шевелюрой;

Мне дышится едва-едва, мне ангелы поют: «Вставай!»,
Но душу раю предавать боится бедный юрод.

Я пью - в раю, пою - в раю, стою у жизни на краю,
Отдав рассудок забытью, отдав сомненья вере;

О ангелы! - я вас убью, но душу грешную мою
Оставьте!.. Тишина. Уют. И день стучится в двери.

От пророков великих идей до пороков безликих
людей.
Ни минута, ни день - мишура, дребедень,
ныне, присно, всегда и везде.

От огня машрафийских мечей до похлебки
из тощих грачей.
Если спросят: «Ты чей?», отвечай: «Я ничей!» -
и целуй суку-жизнь горячей!

Глас вопиющего в пустыне
Мне вышел боком:
Я стал державой, стал святыней,
Я стану богом,
В смятеньи сердце, разум стынет,
Душа убога…
Прощайте, милые:
я - белый воск былых свечей!

От ученых, поэтов, бойцов, до копченых
под пиво рыбцов.
От героев-отцов до детей-подлецов -
Божий промысел, ты налицо!

Питьевая вода - это да! Труп в колодце нашли?
Ерунда!
Если спросят: «Куда?», отвечай: «В никуда!»;
это правда, и в этом беда.

Грядет предсказанный День Гнева,
Грядет День Страха:
Я стал землей, горами, небом,
Я стану прахом,
Сапфиром перстня, ломтем хлеба,
Купцом и пряхой…
Прощайте, милые:
И в Судный День мне нет суда!

Пусть мне олово в глотку вольют, пусть глаза
отдадут воронью -
Как умею, встаю, как умею, пою; как умею,
над вами смеюсь.

От начала прошлись до конца. Что за краем?
Спроси мертвеца.
Каторжанин и царь, блеск цепей и венца -
все бессмыслица.
Похоть скопца.

Пороги рая, двери ада,
Пути к спасенью -
Ликуй в гробах, немая падаль,
Жди воскресенья!
Я - злая стужа снегопада,
Я - день весенний…
Прощайте, милые:
Иду искать удел певца!

Где вода, как кровь из раны, там пути к Мазандерану;
где задумчиво и странно - там пути к Мазандерану,

где забыт аят Корана, где глумится вой бурана,
где кричат седые враны - там пути к Мазандерану.

Где, печатью Сулеймана властно взяты под охрану,
плачут джинны непрестанно - там пути к Мазандерану,

где бессильны все старанья на пороге умиранья
и последней филигранью отзовется мир за гранью,

где скала взамен айвана, и шакал взамен дивана,
где погибель пахлавану - там пути к Мазандерану.

Где вы, сильные? Пора нам в путь по городам
и странам,
где сшибаются ветра на перекрестке возле храма,

где большим, как слон, варанам в воздухе пустыни
пряном
мнится пиршество заране; где в седло наездник
прянет,

и взлетит петля аркана, и ударит рог тарана,
и взорвется поле брани… Встретимся в Мазандеране!

Ветер в кронах заплакал, берег темен и пуст.
Поднимается якорь, продолжается путь.