Джованни Боккаччо - Фьезоланские нимфы

И там жила задумчиво, страдала
И не ходила, как всегда, кругом
И лишь с собой в уме воображала
Все Африко с сияющим лицом,
И так как в теле полном возрастала
Все время, постоянно, с каждым днем,
Одежды все без пояса носила
И к Синедеккье часто заходила.

И сердце начало расти так властно
За неродившееся существо
Любовью к Африко, такою страстной,
Что больше не желала б ничего,
Как быть лишь неразлучно с ним всечасно
В тот страшный день — паденья своего.
По нем она все время сокрушалась,
Его звала, слезами обливалась.

И в думе той не раз она ходила
На место, где была осквернена,
Там Африко застать все время мнила,
Пойти домой хотела с ним она.
Но не решалась — как-то стыдно было —
Явиться одинешенька-одна
К его избе; и все же приближалась
Туда не раз — и снова возвращалась.

Но тщетно разыскать его хотела:
Не знала, что отчаялся он в ней,
А телом так она уж пополнела,
Настолько стал младенец тяжелей,
Что для хожденья силы не имела.
И вот — все у пещеры у своей,
Уж не ища нигде, она стояла:
Вот-вот он подойдет — все ожидала.

И так-то к ней судьба благоволила:
В то место, где она когда-то свой
Грех приняла, туда не заходило
Все это время нимфы ни одной, —
А их тогда вокруг немало было;
Как удивила б их она собой —
С лицом худым от горя и заботы,
Забывшая недавние охоты!

Меж тем — что совершала зачастую —
Во Фьезоле Диана прибыла —
И радость по горам тогда живую
Весть о ее возврате разлила,
Встречали нимфы гостью дорогую,
Толпа их собиралась, весела,
На праздник прибывало много люду
Из ближних мест и дальних отовсюду.

Узнала все и Мензола без слова,
Явиться не хотела перед ней,
Чтобы не быть ей принятой сурово,
И думала: «Пойду — беды своей
Не скрою, я на это не готова,
И мука будет мне — всех мук больней».
И Синедеккья также отзывалась,
Чтобы не шла, а у себя скрывалась.

Как раз в один из этих дней случилось:
В своей пещере Мензола была —
Великой болью в теле затомилась.
Родов богиню громко призвала —
И тут младенцем — сыном — разрешилась.
Его с земли Люпина подняла
На шею к ней — рекла: «Еще свершилось
Великое событье», — и сокрылась.

Как ни безмерно то страданье было,
Что испытала Мензола, — впервой
Ее такая доля затомила, —
Взглянула только: родился такой
Прекрасный мальчик, что всю боль забыла»
Рубашечку старательной рукой
Ему надела, грудью напитала
И в этот день без счету целовала.

Ребенок был так мил красою чистой,
Так бел, что любоваться б без конца, —
С кудрявенькой головкой золотистой;
И так во всем напоминал отца:
Его ресницы, взгляд его лучистый
И самый очерк нежного лица —
Весь в Африко! За сходство то живое
Для Мензолы он был милее вдвое.

И нежностью такой к нему горела,
Глаз не могла, любуясь, оторвать.
Нести же к Синедеккье не хотела,
Чтоб от себя его не отдалять;
Казалось ей, как на него смотрела,
Что видит Африко. И с ним играть
Пыталась и ловить его уловки,
И гладила рукою по головке.

О Мензоле Диана вопрошала
Не раз ее подружек. Где она?
Ответ ближайших был, что не бывала
Давно в горах у них, что не видна
Нигде как будто, где всегда гуляла.
Иные говорили, что больна
Она, должно быть, оттого с другими
К ней не пришла подругами своими,

И раз ее найти расположилась
Диана — нимфа ей была мила —
И в обществе трех нимф туда пустилась,
Где бедная приют себе нашла.
К пещере тотчас же она явилась
И впереди других туда вошла
Уверенно; но нет ее. И стали
Подруги звать ее, втроем кричали.

Она ж неподалеку тут, в долине,
С ребеночком своим пришла к реке,
В тепле играя, радуясь о сыне;
Вдруг слышит, голоса невдалеке
Зовут, так громко, ясно, по-латыни.
Дивясь, глядит — Диана налегке
И с ней подруги. Сверху поспешают,
Но все еще ее не замечают.

Так Мензолу тогда ошеломило
Явление Дианы, что молчком,
Вся, вся со страху трепеща, укрыла
Дитя в кусту терновника густом,
Оставив одного; что силы было,
Взялась — куда глаза глядят, бегом,
Тайком, тайком вниз бережком пустилась,
Леском, леском неслышно устремилась.

Но скрыться не могла, как ни бежала:
Дианин взор беглянку настигал,
И тут она младенца услыхала,
Он плакал и пронзительно кричал;
Тогда Диана ей вослед сказала,
И громкий голос грозно грохотал:
«Напрасно, Мензола, уйти хлопочешь!
Ведь захочу — ручья не перескочишь.

Вот выстрелю. От стрел моих не скрыться,
Хоть, грешница-простушка, ты смела!»
Но Мензоле уж не остановиться —
По склону все бежала, как могла, —
Вот у ручья, вот переплыть стремится
Его скорей. Диана тут рекла
Такое слово — и реке велела,
Чтоб Мензолу та выпускать не смела.

Несчастная уж в воду погрузилась,
Вдруг чувствует, что ноги не идут —
И вот, как то Диане рассудилось,
Водою Мензола и стала тут.
И навсегда с рекой соединилось
То имя — и по ней кругом зовут
Везде ту реку Мензолой поныне.
Я рассказал вам, по какой причине.

Узрели нимфы, бывшие с Дианой,
Как обернулась Мензола водой
И вниз теперь течет рекой пространной,
С былой любовью к деве молодой
Воззвали, плача о сестре названной:
«О, что за грех владел твоей судьбой,
Что, бедная, несчастная подруга,
Бежишь водой, волна с волной, средь луга?»

Диана им в ответ: чтоб не рыдали,
Что казнь дана сурово по заслуге;
Что сами грех ее они видали,
Им мальчик плачем выдал грех подруги.
Потом велела, чтоб ребенка взяли
Из колкого терновника на луге.
Тут нимфы поспешили куст раздвинуть,
Взять на руки дитя, оттуда вынуть.

И нимфы от младенца в восхищенье,
Наперерыв прелестного ласкать
И утешать взялись в одном решенье —
Его в горах с собою удержать,
Но испросить робели позволенье.
Диана же его не медля взять
И к Синедеккье отнести велела
И, с ними в путь пойдя, взялась за дело.

Пришедши к Синедеккье, объяснила,
Как этого ребеночка нашла,
Где Мензола в кусточке положила
И грех сокрыть хотела — не смогла.
«Она уйти через долину мнила,
Да после уж не долго прожила:
Ее река насильно удержала,
Сама водой по нашей воле стала».