Пабло Неруда - Одинокая роза
Тут можно читать онлайн Пабло Неруда - Одинокая роза - бесплатно
полную версию книги (целиком) без сокращений.
Жанр: Поэзия, издательство Прогресс, год 1976.
Здесь Вы можете читать полную версию (весь текст)
онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть),
предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2,
найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации.
Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.
- Название:Одинокая роза
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Прогресс
- Год:1976
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Пабло Неруда - Одинокая роза краткое содержание
Одинокая роза - описание и краткое содержание, автор Пабло Неруда, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru
Одинокая роза - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Одинокая роза - читать книгу онлайн бесплатно, автор Пабло Неруда
Тёмная тема
↓
↑
Сбросить
Интервал:
↓
↑
Закладка:
Сделать
Лица, низвергнутые в самом центре,
разбитые, павшие, большие носы
врезались в известковый панцирь (гиганты —
на кого показывают, на никого?),
а рядом диковинная тропа гигантов:
здесь они разбивались и падали,
здесь они весом своим целуют
священный пепел, сюда они
вернулись к дожизненной магме, разбились,
покрылись океанским светом, изморосью,
вулканической пылью, а позже — всей этой
одинокостью центра земли, всей круглой
одинокостью всего всеобщего моря.
Так странно видеть признаки жизни
внутри кольца, смотреть, как падают
розовые злые лангусты в ящики
из рук рыбаков, смотреть, как они
опять погружают свои тела в воду,
атакуя норы своего угодья,
рядом старухи латают штаны,
истёртые бедностью, а за кружевом листьев —
цветок-девочка улыбается себе самой,
солнцу, звенящему полдню, церкви
отца Энглерта, чья могила тут же, —
да, улыбается, переполненная древним
счастьем, — маленькая поющая амфора.
Нас учили почитать церковь,
не кашлять, не плевать на паперти,
не стирать бельё на алтаре, —
чего уж там, жизнь сокрушает религии,
а этот остров, где обитал Бог Ветер, —
единственная живая и настоящая церковь.
Круговорот жизней, смерть и соитие,
а на острове Пасха, где всё — алтарь,
где всё — мастерская загадок,
женщина кормит грудью дитя
на уступах, по которым ступали боги.
Вот где жить! Но для нас ли это?
Пассажиры, обознавшиеся звездой,
мы потонули бы на этой суше,
как в океане, — в этом пространстве,
связавшем все дали, — в испытании покоем,
самом трудном для нас испытании.
Да, разочарованная родня, прежде, чем возвратиться
в загон, в улей печальных пчёл,
туристы, решившие возвратиться, соседи
по тёмной улице с домами, набитыми древностями
и помойными ведрами, заклятые братья
из номера тридцать три тысячи четыреста двадцать семь,
шестой этаж, квартира А, В или X,
что напротив склада «Астрокиса, Вильяме и K°»,
да, бедный мой брат, который — я сам,
теперь-то мы понимаем, что не останемся здесь
даже под страхом смерти, понимаем,
что весь этот блеск нам велик, что одиночество
жмёт, как матросский костюмчик
мальчику переростку,
слепит, как темнота, застлавшая день.
В общем-то, мы родились,
чтобы друг друга слушать, видеть, мерить
(кто выше прыгнет, кто больше заколачивает и т. д.),
чтобы не замечать друг друга (с ухмылкой), лгать,
договариваться, быть безразличными,
обедать вместе.
Но, чтобы никто не попрекал нас землёй, —
мы облачаемся в забывчивость,
отмахиваемся от воздушных видений,
и остаётся лишь привкус крови и пыли
на языке: мы сглатываем нашу память
с глотком вина или пива, далёкие от всего,
от того и этого, от матери, от земли нашей жизни.
Строгие профили отполированного кратера, треугольники
носов, лица из отвердевшего мёда,
безмолвные колокола, чьи гулы
улетели к морю, чтоб не вернуться, челюсти, взгляды
недвижного солнца, царство
большого безмолвья, вертикальные
развалины,
а я как новенький, снова тёмный,
снова сияю —
я прибыл сюда, чтобы блестеть, если удастся,
мне необходимо огнистое пространство
без прошлого, — это сверканье,
Океания, камень и ветер, —
чтобы трогать, видеть, снова строить,
чтобы на коленях испрашивать целомудрие у солнца,
чтобы докопаться жалкими исцарапанными руками
до сути, до судьбы.
Мы прибыли издалека к дали,
чтобы заглянуть в орбиты камня,
в погасшие глаза, которые всё ещё смотрят,
в огромные лица, готовые к вечности.
Как далеки мы от этой дали,
как далеки от этих суровых масок,
застывших в полном безмолвии, — мы уезжаем,
окутанные их презреньем, их пространством.
Зачем мы приехали на этот остров?
Возвращаясь, мы увозим с собою отсюда
не улыбку цветущих людей,
не мерцающие бёдра красавицы Атароа,
не дерзкие взгляды мальчуганов верхом на лошади,
а океаническую неприязнь, робкий вопрос
созвездий, скрививших презрительно губы.
Путешественник, путник, весьма довольный,
возвращается к своим колёсам,
к своим самолётам,
и — прощай, торжество тишины, — необходимо
тут же проститься со сквозным одиночеством
ветра, воды, каменистого чистого луга,
бежать сломя голову от соли,
от опасности,
от одинокого круга среди воды,
откуда пустые глаза моря,
позвонки и веки сумрачных статуй
язвили испуганного буржуа-горожанина,
остров Пасхи, не цепляйся, отстань,
слишком много света, ты далеко,
а сколько воды, камня!
Too much for me! Поехали!
Усталый сирота
толпы, Я,
измочаленное дитя бетона,
изгой переполненных ресторанов,
который вечно собирался уехать куда подальше,
я не знал, что делать на острове,
хотел (и не хотел) остаться (уехать),
мнительный гибрид, запутавшийся в себе самом,
я не нашёл здесь места: каменная прямизна,
бескрайний взор гранитной призмы
и округлое одиночество изгнали меня, нас —
мы откочевали со своей грустью в другое место,
вернулись к своим врождённым агониям,
к неуверенности стужи и зноя.
О башня света, печальная краса,
разбросавшая по морю статуи и ожерелья,
известковое око, значок обширной воды, крик
траурного буревестника, зуб моря, жених
ветреной Океании, о роза в розницу,
срезанная с розового куста,
разъятого водной толщей на архипелаги,
о естественная звезда, изумрудная диадема,
одинокая в своей одинокой династии,
всё ещё недостижимая, ускользающая,
пустынная,
словно капля, виноградина, море.
Как нечто вышедшее из воды, нагое, непобедимое,
как платиновое веко, хруст соли,
водоросль, дрожащая рыба, живое лезвие, —
я, от всех врозь, удаляюсь
от этого острова в розницу, уезжаю,
запахнувшись в свет,
и хотя принадлежу к стае,
к тем, кто прибывает и убывает стадами,
к обезличивающему туризму, ко множеству, —
я признаюсь в кровном родстве с этой кромкой,
вызванной к жизни зарёй Океании.
Мы спешим вернуться, нас ждут назначения,
брюзгливые публикации, горькие диспуты,
ферменты, войны, болезни, музыкальная каша,
которая нас осаждает, беспрерывно нам досаждает,
снова мы сплачиваемся в наши отряды,
хоть все единодушно и объявили нас мёртвыми, —
и вот мы снова здесь с нашей кривою улыбкой,
то есть раздражённые тем, что нас, возможно, забыли, —
а сами забыли, что там, на островке без пальм,
там, где выдалбливают носы из камня,
треугольники, вычерченные под открытым небом и солью,
там, на малюсеньком морском пупочке,
мы оставили самую крайнюю чистоту,
простор, оторопь островных содружеств,
которые поднимают свой голый камень, свою правду,
и никто не удосужится полюбить их, жить с ними,
и в этом есть и моя трусость, каюсь —
меня хватает лишь на невечные здания,
а в этой столице без стен,
сложенной из света, соли, камня и разума,
я, как и все, огляделся и в страхе бежал,
покинул чистую ясность мифа,
бежал от статуй, окружённых синим молчанием!..
Читать дальше
разбитые, павшие, большие носы
врезались в известковый панцирь (гиганты —
на кого показывают, на никого?),
а рядом диковинная тропа гигантов:
здесь они разбивались и падали,
здесь они весом своим целуют
священный пепел, сюда они
вернулись к дожизненной магме, разбились,
покрылись океанским светом, изморосью,
вулканической пылью, а позже — всей этой
одинокостью центра земли, всей круглой
одинокостью всего всеобщего моря.
Так странно видеть признаки жизни
внутри кольца, смотреть, как падают
розовые злые лангусты в ящики
из рук рыбаков, смотреть, как они
опять погружают свои тела в воду,
атакуя норы своего угодья,
рядом старухи латают штаны,
истёртые бедностью, а за кружевом листьев —
цветок-девочка улыбается себе самой,
солнцу, звенящему полдню, церкви
отца Энглерта, чья могила тут же, —
да, улыбается, переполненная древним
счастьем, — маленькая поющая амфора.
IX. Люди
не кашлять, не плевать на паперти,
не стирать бельё на алтаре, —
чего уж там, жизнь сокрушает религии,
а этот остров, где обитал Бог Ветер, —
единственная живая и настоящая церковь.
Круговорот жизней, смерть и соитие,
а на острове Пасха, где всё — алтарь,
где всё — мастерская загадок,
женщина кормит грудью дитя
на уступах, по которым ступали боги.
Вот где жить! Но для нас ли это?
Пассажиры, обознавшиеся звездой,
мы потонули бы на этой суше,
как в океане, — в этом пространстве,
связавшем все дали, — в испытании покоем,
самом трудном для нас испытании.
X. Люди
в загон, в улей печальных пчёл,
туристы, решившие возвратиться, соседи
по тёмной улице с домами, набитыми древностями
и помойными ведрами, заклятые братья
из номера тридцать три тысячи четыреста двадцать семь,
шестой этаж, квартира А, В или X,
что напротив склада «Астрокиса, Вильяме и K°»,
да, бедный мой брат, который — я сам,
теперь-то мы понимаем, что не останемся здесь
даже под страхом смерти, понимаем,
что весь этот блеск нам велик, что одиночество
жмёт, как матросский костюмчик
мальчику переростку,
слепит, как темнота, застлавшая день.
XI. Люди
чтобы друг друга слушать, видеть, мерить
(кто выше прыгнет, кто больше заколачивает и т. д.),
чтобы не замечать друг друга (с ухмылкой), лгать,
договариваться, быть безразличными,
обедать вместе.
Но, чтобы никто не попрекал нас землёй, —
мы облачаемся в забывчивость,
отмахиваемся от воздушных видений,
и остаётся лишь привкус крови и пыли
на языке: мы сглатываем нашу память
с глотком вина или пива, далёкие от всего,
от того и этого, от матери, от земли нашей жизни.
XII. Остров
носов, лица из отвердевшего мёда,
безмолвные колокола, чьи гулы
улетели к морю, чтоб не вернуться, челюсти, взгляды
недвижного солнца, царство
большого безмолвья, вертикальные
развалины,
а я как новенький, снова тёмный,
снова сияю —
я прибыл сюда, чтобы блестеть, если удастся,
мне необходимо огнистое пространство
без прошлого, — это сверканье,
Океания, камень и ветер, —
чтобы трогать, видеть, снова строить,
чтобы на коленях испрашивать целомудрие у солнца,
чтобы докопаться жалкими исцарапанными руками
до сути, до судьбы.
XIII. Люди
чтобы заглянуть в орбиты камня,
в погасшие глаза, которые всё ещё смотрят,
в огромные лица, готовые к вечности.
XIV. Люди
как далеки от этих суровых масок,
застывших в полном безмолвии, — мы уезжаем,
окутанные их презреньем, их пространством.
Зачем мы приехали на этот остров?
Возвращаясь, мы увозим с собою отсюда
не улыбку цветущих людей,
не мерцающие бёдра красавицы Атароа,
не дерзкие взгляды мальчуганов верхом на лошади,
а океаническую неприязнь, робкий вопрос
созвездий, скрививших презрительно губы.
XV. Люди
возвращается к своим колёсам,
к своим самолётам,
и — прощай, торжество тишины, — необходимо
тут же проститься со сквозным одиночеством
ветра, воды, каменистого чистого луга,
бежать сломя голову от соли,
от опасности,
от одинокого круга среди воды,
откуда пустые глаза моря,
позвонки и веки сумрачных статуй
язвили испуганного буржуа-горожанина,
остров Пасхи, не цепляйся, отстань,
слишком много света, ты далеко,
а сколько воды, камня!
Too much for me! Поехали!
XVI. Люди
толпы, Я,
измочаленное дитя бетона,
изгой переполненных ресторанов,
который вечно собирался уехать куда подальше,
я не знал, что делать на острове,
хотел (и не хотел) остаться (уехать),
мнительный гибрид, запутавшийся в себе самом,
я не нашёл здесь места: каменная прямизна,
бескрайний взор гранитной призмы
и округлое одиночество изгнали меня, нас —
мы откочевали со своей грустью в другое место,
вернулись к своим врождённым агониям,
к неуверенности стужи и зноя.
XVII. Остров
разбросавшая по морю статуи и ожерелья,
известковое око, значок обширной воды, крик
траурного буревестника, зуб моря, жених
ветреной Океании, о роза в розницу,
срезанная с розового куста,
разъятого водной толщей на архипелаги,
о естественная звезда, изумрудная диадема,
одинокая в своей одинокой династии,
всё ещё недостижимая, ускользающая,
пустынная,
словно капля, виноградина, море.
XVIII. Люди
как платиновое веко, хруст соли,
водоросль, дрожащая рыба, живое лезвие, —
я, от всех врозь, удаляюсь
от этого острова в розницу, уезжаю,
запахнувшись в свет,
и хотя принадлежу к стае,
к тем, кто прибывает и убывает стадами,
к обезличивающему туризму, ко множеству, —
я признаюсь в кровном родстве с этой кромкой,
вызванной к жизни зарёй Океании.
XIX. Люди
брюзгливые публикации, горькие диспуты,
ферменты, войны, болезни, музыкальная каша,
которая нас осаждает, беспрерывно нам досаждает,
снова мы сплачиваемся в наши отряды,
хоть все единодушно и объявили нас мёртвыми, —
и вот мы снова здесь с нашей кривою улыбкой,
то есть раздражённые тем, что нас, возможно, забыли, —
а сами забыли, что там, на островке без пальм,
там, где выдалбливают носы из камня,
треугольники, вычерченные под открытым небом и солью,
там, на малюсеньком морском пупочке,
мы оставили самую крайнюю чистоту,
простор, оторопь островных содружеств,
которые поднимают свой голый камень, свою правду,
и никто не удосужится полюбить их, жить с ними,
и в этом есть и моя трусость, каюсь —
меня хватает лишь на невечные здания,
а в этой столице без стен,
сложенной из света, соли, камня и разума,
я, как и все, огляделся и в страхе бежал,
покинул чистую ясность мифа,
бежал от статуй, окружённых синим молчанием!..
XX. Остров
Тёмная тема
↓
↑
Сбросить
Интервал:
↓
↑
Закладка:
Сделать
Похожие книги на "Одинокая роза", Пабло Неруда
Книги похожие на "Одинокая роза" читать онлайн бесплатно полные версии.
