Александр Галич - Когда я вернусь (Полное собрание стихов и песен)

Но оставь, художник, вымысел,
Нас в герои не крои,
Нам не знамя жребий вывесил,
Носовой платок в крови…

Славно, братцы, славно, братцы, славно, братцы-егеря!
Славно, братцы-егеря, рать любимая царя!
Ах, кивера да ментики, нерукотворный стяг!
И дело тут не в метрике, столетие – пустяк!
Столетие, столетие, столетие – пустяк…

Разобрали венки на веники,
На полчасика погрустнели…
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!

И терзали Шопена лабухи,
И торжественно шло прощанье…
Он не мылил петли в Елабуге.
И с ума не сходил в Сучане!

Даже киевские «письмэнники»
На поминки его поспели!..
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!

И не то, чтобы с чем-то за сорок,
Ровно семьдесят – возраст смертный,
И не просто какой-то пасынок,
Член Литфонда – усопший сметный!

Ах, осыпались лапы елочьи,
Отзвенели его метели…
До чего ж мы гордимся, сволочи,
Что он умер в своей постели!

«Мело, мело, по всей земле, во все пределы,
Свеча горела на столе, свеча горела…»

Нет, никая не свеча,
Горела люстра!
Очки на морде палача
Сверкали шустро!

А зал зевал, а зал скучал –
Мели, Емеля!
Ведь не в тюрьму, и не в Сучан,
Не к «высшей мере»!

И не к терновому венцу
Колесованьем,
А как поленом по лицу,
Голосованьем!

И кто-то, спьяну вопрошал:
«За что? Кого там?»
И кто-то жрал, и кто-то ржал
Над анекдотом…

Мы не забудем этот смех,
И эту скуку!
Мы поименно вспомним всех,
Кто поднял руку!

«Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку…»

Вот и смолкли клевета и споры,
Словно взят у вечности отгул…
А над гробом встали мародеры,
И несут почетный…
Ка-ра-ул!

В той злой тишине, в той неверной,
В тени разведенных мостов,
Ходила она по Шпалерной,
Моталась она у «Крестов».

Ей в тягость?
Да нет, ей не в тягость –
Привычно, как росчерк пера,
Вот если бы только не август,
Не чертова эта пора!

Таким же неверно-нелепым [11]
Был давний тот август, когда
Над черным бернгардтовским небом
Стрельнула, как птица, беда,

И разве не в августе снова,
В еще неотмеренный год,
Осудят мычанием слово,
Последнюю совесть – в расход!

Но это потом, а покуда
Которую ночь – над Невой,
Уже не надеясь на чудо,
А только бы знать, что живой!

И в сумраки вписана четко,
Как вписана в нашу судьбу,
По-царски небрежная челка,
Прилипшая к мокрому лбу.

О, шелест финских сосен,
Награда за труды,
Но вновь приходит осень –
Пора твоей беды!

И август, и как будто
Все то же, как тогда,
И врет мордастый Будда,
Что горе – не беда!

Но вьется, вьется челка
Колечками на лбу,
Уходит в ночь девчонка
Пытать свою судьбу.

Следят, следят из окон
За нею сотни глаз
А ей плевать, что поздно,
Что комендантский час.

По улице бессветной,
Под окрик патрулей,
Идет она бессмертной
Походкою своей.

На праздник и на плаху
Идет она, как ты!
По Пряжке, через Прагу –
Искать свои «Кресты»!

И пусть судачат вздорные соседи,
Пусть кто-то обругает не со зла,
Она домой вернется на рассвете
И никому ни слова – где была…

Но с мокрых пальцев облизнет чернила,
И скажет, примостившись в уголке:
«Прости, но мне бумаги не хватило,
Я на твоем пишу черновике…»

Той лютой порой, что неверной
В тени разведенных мостов
Моталась она по Шпалерной,
Ходила она у «Крестов»

Ей в тягость… Да нет ей не в тягость!
Привычно, как росчерк пера.
Вот если бы только не август,
Не чертова эта пора.

Когда-то, когда-то, когда-то
Такой же был август, когда
Над черной водою Кронштадта
Стрельнула, как птица, беда

И разве не в августе снова
В еще не отмеренный год
Осудят мычанием слово
И совесть отправят в расход.

Но это потом, а покуда
В которую ночь – над Невой,
Уже не надеясь на чудо,
А только бы знать, что живой!

И в сумерки вписана четко
Такая, как после, в строфу
Седая девчоночья челка
Прилипшая к мокрому лбу

Ай сени мои, сени,
Кленовы ворота,
На кой тебе спасенние –
Ты та или не та.

Без счета и без края
Пойдут пылить года
Такая – не такая,
А прежняя беда.

Коротенькая челка
Колечками на лбу
Ступай, гуляй девчонка,
Пытай свою судьбу

А ночь опять бессветна,
Разведены мосты.
Я знал, что ты бессмертна,
Что и другая – ты…

И все еще случится,
И снова, как теперь
Невзгода постучится
В незапертую дверь.

И будет ночь, и челка
И ветер, и мосты,
Ступай, гуляй, девчонка
Ищи свои «Кресты».

И не устав ни капельки как будто,
Задумчива, тиха и весела
Она придет, озябшая под утро
И никому ни слова, где была.

Но с мокрых пальцев облизнет чернила
И скажет, притулившись в уголке:
Прости, но мне бумаги не хватило,
Я на твоем пишу черновике.

В матершинном субботнем загуле шалманчика
Обезьянка спала на плече у шарманщика,
А когда просыпалась, глаза ее жуткие
Выражали почти человечью отчаянность,
А шарманка дудела про сопки манчжурские,
И Тамарка-буфетчица очень печалилась…