Александр Курзанцев - Завгар

– Обижаешь, командира, – насупленно прогудела одна из охранниц, – мы же не дуры озабоченные, мы с пониманием.

Разбившись на парочки, они начали одна за другой уходить в сторону леса. Словоохотливые девчонки по дороге забрасывали наложников вопросами, и, прислушавшись, я лишь улыбнулся.

– А помнишь, полмесяца назад ты у меня был? – говорила одна зардевшемуся как маков цвет пареньку. – Мне тогда понравилось. А тебе?

– Ну не бойся, – упрашивала другая, таща за руку другого парня, – там не страшно, да и я тебя не съем.

– Я с ним!

– Нет, я!

А это ещё две не поделили меж собой понравившегося наложника, оказавшегося моим бывшим товарищем Джаспером, и я, подойдя, предложил:

– Идите уж обе, Джаспер не против. Ты же не против? – внимательно посмотрел я на того, гипнотизируя взглядом. Медленно, сжавшись, как кролик перед удавом, тот кивнул, и я, заулыбавшись, подтвердил: – Ну вот!

– И всё равно так нечестно, – высказалась одна из девушек. – Всем по одному, а нам на двоих.

Не зная, что на это ответить, я рассеянно мазнул взглядом по окрестностям и вдруг увидел подбегающую к нам Семёнову.

– Не всем, – показав на нерешительно остановившуюся неподалёку сержану, замешкавшуюся от непривычной картинки совместных женско-мужских занятий, сказал девчатам. – Я вон тоже один на двоих.

Этого хватило, и конфликт оказался исчерпан.

Наконец последние скрылись в лесу, и на поляне остались только Марина, я и мнущаяся Илана, на которую майора посматривала с плохо скрываемой неприязнью.

– Давай к нам, – махнул я рукой, подзывая девушку, а затем, в упор посмотрев на Ржевскую, произнёс: – Я не прошу тебя любить её тоже. Прошу просто проявлять терпение.

Далее коротко ввёл в курс дела сержану, объяснив, что теперь мы занимаемся вместе. Майора же, чуть помедлив, резко отвернулась и, бросив:

– Хватит тут торчать, – побежала вперёд.

Филосовски пожав плечами, я пристроился вслед за ней, а уже за мной последовала Илана, замыкая колонну.

Я прекрасно понимал, что Марине сложно, очень сложно принять как данность всё сказанное мною. Она, как и Мирослава, была собственницей. И если относительно обычных наложников это не проявлялось, так как они казались ей этаким общим имуществом, то со мной ревность шла уже во все поля.

Но ничего, когда-нибудь да поймёт, что лучше синица в руке, чем дятел в одном месте, а потом и примет. Со временем. В розовых мечтах я, конечно, представлял себя лежащим в окружении всех трёх обнажённых дам, но вряд ли таким фантазиям суждено сбыться. Однако по очереди тоже выглядело неплохим вариантом.

А после тренировки, когда отвёл стонущих и устало дышащих наложников обратно в гарем, я, взяв за жабры завхозшу, направился к Мирославе, так как мы наконец подбили все остатки и пришла пора наносить ответный удар. По Лифариусу, конечно же. Потому что вывод по итогам ревизии напрашивался ровно один: кто-то реально оборзел в край.

Два дня спустя

– Сюда, господин.

Слуга, быстро окинув взглядом улицу, провёл кутающуюся в мешковатый балахон фигуру в глухой дворик, а затем и в один из подъездов.

Поднявшись на третий этаж, постучал в дверь.

– Хто там? – проскрипел старушечий голос.

– Матушка Аграфена, это я, Слава.

– Славик, мальчик…

Щёлкнул замок, и за приоткрывшейся дверью показалась древняя бабка, чья магия уже почти угасла, не в силах и дальше сдерживать неумолимо подбирающуюся старость. Лицо её было сморщенным как урюк, волосы – абсолютно седы, но взгляд, цепкий и живой, показывал, что маразм и возрастная деменция её ничуть не коснулись.

– Проходи, давненько не навещал старую. А это с тобой кто? Дружок поди?

– Нет, матушка, это господин Лифариус, фаворит боярыни Златолесской.

Бабка, прищурившись, заглянула под капюшон, кивнула сама себе и хмыкнула:

– Фаворит, значит. Нечастая птичка в наших краях. Вы проходите, проходите. Что на пороге стоять-то.

В тесной прихожей парень кое-как помог Лифариусу разоблачиться и провёл его вслед за женщиной на кухню.

– Присаживайтесь, сынки, я вас чаем угощу, хорошим. Не та туфта, из которой мы чифир варили, когда бабушка на зоне чалилась. Пейте-пейте, и вот, печенюшками угощайтесь.

Постаравшись не выказывать непростой старушке пренебрежения, фаворит принял из её рук керамическую чашку с потёртым рисунком, отхлебнул. Чуть было не скривился, так как вкус оказался далёк от чаёв, подаваемых в благородном доме, но сдержался. Бабуля хоть и производила на первый взгляд впечатление «божьего одуванчика», но нет-нет да и пробирала до костей колючим взглядом из-под седых неухоженных бровей.

К печенью Люфариус притрагиваться не рискнул, хотя слуга вполне спокойно их хрумкал.

Славик приходился хозяйке квартиры внучатым племянником, правда, виделся с той регулярно лишь в последнее время, так как женщина была частым гостем в местах не столь отдалённых, в общей сложности проведя по тюрьмам да каторгам с полсотни годиков. Лет десять назад она по состоянию здоровья от дел отошла, но авторитета не растеряла. По слухам, за советом к ней не чурались и другие матроны заглядывать.

– Ну рассказывайте, хлопцы, с чем ко мне пожаловали. Вижу же, что не просто с бабушкой за жизнь побалакать.

– Дело к тебе, матушка Аграфена, у господина Лифариуса, – кивнул слуга на фаворита.

– Дело, говоришь? Ну можно и за дело побазарить, чего нет-то. Авось подскажу. Только ты, внучек, сходи погуляй пока, нечего третьему в разговоре участвовать, лишний третий завсегда.

Резво поднявшись, Славик поклонился бабке и, ни слова не говоря, под её внимательным взглядом тут же засобирался на выход, прекрасно зная, что в устах воровки в законе «лишний» – синоним слова «покойник».

Дождавшись, когда шаги парня стихнут за дверью, мигом сбросившая всю напускную благообразность Аграфена тяжело навалилась на край стола, жалобно заскрипевшего под её весом, и спросила сурово, заставив Лифариуса поёжиться:

– Так с чем пришёл, фаворит?

Куда делось стариковское дребезжание? Голос женщины был твёрд и холоден, и её гость конкретно струхнул, лишь в последний момент удержавшись, чтобы не сбежать из квартиры от наводящей на него безотчётный ужас бабки. Только ненависть, что жгла его изнутри, к этому выскочке, который посмел не просто претендовать на внимание боярыни, но и покуситься на скромный личный гешефт фаворита, вылезя как из задницы с этой своей ревизией, удержала его на месте.

Собравшись с мыслями и постаравшись не дать петуха, Лифариус начал:

– Слышал я, что вы можете помочь в решении проблем.

– Смотря каких. Ты не юли, не люблю я этого. Прямо говори, чего хочешь.

На секунду замолчав, мужчина облизнул резко пересохшие губы, но затем, скрипнув зубами, ответил, вновь представив перед внутренним взором ненавистное лицо соперника: