Михаил Ланцов - Хмурый Император. Том 3. Западная война

Они вышли и молча пошли по коридору. Прямо на небольшое, камерное заседание остатков семейного совета, куда Марию Федоровну не пригласили.

Император вошел в зал. Следом — Марта. И сразу на ней скрестились взгляды всех присутствующих. Очень холодные или откровенно злые. Преимущественно во всяком случае.

— Зачем ты привел сюда эту сифилитичку! — С нескрываемым раздражением спросил Петр Николаевич.

— Это наветы! Я проверил лично. Нет никакого сифилиса. — Произнес с невозмутимым видом Император, а Марта пошло улыбнулась, чтобы посильнее позлить присутствующих.

— Я ухожу! — Произнес Петр Николаевич, вскакивая.

— СИДЕТЬ! — Рявкнул Император, осаживая своего дядю. — Если ты выйдешь отсюда, то отправишься на исправительные работы. Пожизненно. Это ясно?

— Ваше Императорское Величество, — процедил он. — На основании чего? Вы ведь чтите законы.

— На основании измены.

— Но я не изменял!

— Серьезно? А мне кажется, что изменял. Сядь. Пришло время решать очень важные вопросы. И пока мы их не решим, никто отсюда не выйдет.

— Она точно должна присутствовать? — Осторожно спросил Александр Михайлович.

— Да. Как будущая Императрица.

— Вы серьезно? Это все похоже на какую-то безумную шутку… излишне затянувшуюся.

— Да нет. На шутку похоже то, что мы творили. Вы понимаете, что произошло? — Произнес Император и обрушился с жестокой критикой на своих родственников. Вдумчиво и со вкусом промывая кости.

Всеволод сидел тут же и молча слушал, лишь изредка и с любопытством посматривая на Марту. Ему уже успели сказать, что эта женщина — самая известная шлюха Франции. И он пытался понять, зачем его отец так поступил. Он внимательно слушал то, что тот говорил, вгоняя в краску то одного, то другого члена Августейшей фамилии. Не трогал и не касался только его… Всеволода. Рассказал, что это бабушка подстроила бегство старших братьев. И что он очень сильно пожалел, что послушал ее тогда и не привел приговор в исполнении на месте.

Но эта женщина…

Обида? Нет. Всеволод не был обижен. Бегство матери он тоже, как и отец, не понял. Почему он так быстро хочет жениться тоже не вызывало у него вопросов. Панама — важнейший геополитический узел. Его ценность едва ли не выше, чем у Суэцкого канала. И терять его было нельзя никак. Но почему шлюха? Причем такая известная. Почему не первая попавшаяся прохожая? Тут был какой-то подтекст. Какой-то смысл. Какая-то затея. Поэтому он и смотрел на Марту с любопытством, а не злостью или раздражением. Очередной ребус… очередная загадка…

Закончился этот семейный совет глубоко за полночь. Скорее под утро. Ближе к десяти вечера к нему присоединилась и Мария Федоровна, просто испепелявшая взглядом совершенно невозмутимую Марту. Но кроме взгляда ни словом, ни жестом не смевшая ее более оскорблять.

— Мы виновны все. И я, и вы. И, если действовать по справедливости, нас всех нужно казнить. Ну, разве что кроме детей, которые просто не успели измараться. Но, как вы понимаете, это глупо.

— И что ты предлагаешь? — Тихо спросила Мария Федоровна.

— Ты возвращаешь Ярослава и Святополка. — Она от этих слов вскинулась. — А ты, ты и ты, — указал он на сыновей покойного Михаила Николаевича, — едете в турне по Японии и Китаю. Ваша задача — провести переговоры и нащупать тех, с кем можно договариваться. Тех, кто обладает там реальной властью. Мы явно упустили это направление, понадеявшись на авось.

— Я… — попыталась возразить Мария Федоровна.

— Ты, мама, возвращаешь моих сыновей и прекращаешь заниматься всей этой фигней. Они виновны. Они будут наказаны. Но они нужны. И страдания одного — ничто по сравнению со страданиями многих. Даже если это твой внук. Даже если это ты сама. У тебя есть три дня. Иначе я начинаю их искать сам. И тогда те люди, что служили тебе и помогали тебе, умрут. Под пытками. На твоих глазах. А Ярослав и Святополк все равно вернуться. Это всего лишь вопрос времени. Все заготовки, которые они могут применить, мне известны. Им не выкрутиться. Им не убежать. Есть еще вопросы?

— Клеопатра. Я могу ее вернуть. — Тихо произнесла Мария Федоровна.

— Не нужно. Я сделал свой выбор.

— Пожалуйста. Сынок… Молю!

— Это мой выбор. Эта женщина молода и в целом здорова. И она в должной степени самоуверенна, чтобы не быть тобой подмятой. Ведь я не хочу, чтобы ты и ее загнала под каблук, как по обыкновению своему пытаешься поступить со всеми, кто меня окружает.

— Ты ее тоже коронуешь?

— Возможно. Но сына я короную совершенно точно. Как младшего соправителя. Выбор сделан и ему нужно погружаться в государственные дела. Ярослав и Святополк сами сделали все, для того, чтобы новым Императором стал он. — После чего он повернулся к сыну и строго на него посмотрел.

— Я понимаю, отец. И постараюсь тебя не подвести.

— Хорошо. Потому что нам предстоят очень большие и сложные дела. Не знаю, доживу я или нет, но Россию ждет новая война. Куда как страшнее той, что только что отгремела. И к ней нужно готовиться. Нам всем нужно готовиться. И не болтать! — Рявкнул он. — Хватит уже! Вы либо служите Империи, либо просто биологический мусор! Право рождения — это просто право. Только в ваших руках — реализовывать его или нет.

Он обвел их хмурым взглядом.

— Это последний шанс для всех нас. Потому что, если мы не справимся, наша династия потеряет власть и ее сменит другая. Вы понимаете? Мы все и так сделали достаточно для самоуничтожения. Теперь нужно попытаться выжить.

Александр Михайлович скосился на Марту, откровенно уставшую от столь долгих дебатов. Но она держалась. И старалась сохранять маску самодовольной скотины.

Разговор закончился.

Император отправился пить чай и что-то обсуждать со все еще раздраженным Петром Николаевичем, а Марта вышла на балкон… на свежий воздух. Там то к ней и подошел Александр Михайлович.

— Вы действительно не больны? — Спросил он, подходя со спины.

— Нет, если это имеет хоть какое-то значение, — ответила она, потирая виски. — Голова просто раскалывается. Что же у вас за семейка такая? Ники называл ее довольно странно.

— Ники? Вы называете его так?

— Он просил.

— А как он нашу семью назвал?

— Он сказал, что пойдет меня знакомить с семейкой Адамс. Но это ведь не ваша фамилия. С его слов это была шутка. Что-то вроде «безумной семьи» из какой-то книги.

— Безумной? Возможно.

— Вы ненавидите меня? Хотя… глупый вопрос. Конечно, ненавидите.

— Ваша предшественница жила полтора десятилетия в изоляции. Никто из правящих домов Европы не желал иметь с ней никаких дел. Боюсь, что вам будет сложнее. Намного сложнее. Может лучше уехать и самой отказаться от всего этого?

— Вот еще! Поверьте, в солдатском борделе намного хуже.