Александр Решетников - В львиной шкуре. Продолжение-2 [СИ]

— Зачем бегать?

— А ты думаешь, они встанут и будут тебя дожидаться, побросав всё оружие? И ещё, — не дав Захару ответить, продолжил капитан, — как ты собрался небольшим полком противостоять конным сотням, если они вдруг атакую большим числом?.. Здесь у нас и оборона надёжная и позиция выгодная, которая позволяет безнаказанно стрелять по неприятелю… А там?

— Э-э… Простите, товарищ капитан, глупость сморозил, — стушевался Захар. — Это от радости…

— Не вижу особой радости, боец, — посерьёзнел капитан. — Погибли люди, как с их стороны, так и с нашей.

— Вы что же, басурман жалеете? — удивился витязь.

— Я жалею не басурман, как ты выразился, а людей. Эта война не нужна никому. Она приносит слишком много горя и страданий. У всех погибших остались родные и близкие. Матери потеряли своих сыновей, жёны мужей, дети остались сиротами…

— А нечего было идти на нашу землю! — с жаром выдохнул Захар.

— Я согласен с тобой, нечего было идти на нашу землю. Только нынешняя победа — это ещё не конец. Они сегодня потеряли примерно пять тысяч человек, но армия хана имеет ещё пятнадцать раз по столько же, если не больше, и все горят желанием отомстить!

— У Великого князя ратей не меньше! Пусть только сунутся…

— Во-первых: всё-таки меньше. Во-вторых: близится зима… Как только реки встанут, вся эта многотысячная орда сможет перейти их в любом месте. Сколько тогда на Руси появится вдов и сирот?

— Много, товарищ капитан, — погрустнел витязь. — Но для чего вы мне всё это говорите?

— Хочу, чтобы ты мне помог предотвратить эту беду.

— И как?! — удивился Захар.

— Ты ордынский язык ведь знаешь?

— Ну… Изъясняться могу.

— Это хорошо. Так вот, нужно мне, чтобы ты потихоньку освободил нескольких пленников, передал им одну вещицу и кое-что на словах…

— Зачем?

— Хочу замятню в Орде устроить, чтобы они не о войне помышляли, а начали грызться между собой…

— Хех! — улыбнулся Захар. — Это хорошее дело. Обязательно помогу.

— Что ж, прекрасно! Только ещё хочу спросить, ты мне веришь?

— Конечно, товарищ капитан! Зачем же спрашивать?

— Понимаешь, то, что ты будешь передавать ордынским пленникам, может показаться тебе предательством…

— Почему? — удивился Захар.

— Потому, что ради дела иногда приходится перед врагом заискивающе улыбаться и говорить вещи, которые он желает услышать.

— Если ради дела, то я скажу всё, что угодно!

— А сможешь сказать, что ты послух польского короля и хочешь передать для Великого хана хорошие вести?

— Как, польского короля? — растерялся Захар. — Он же союзник хана… А что, правда, вести от короля?

— По крайней мере, тебе нужно будет убедить пленников, что это — правда, — серьёзно ответил Кудрявцев, внимательно глядя на собеседника.

Поймав пристальный взгляд капитана, витязь понял, почему тот желал знать, верит ли он ему? Если бы не это предупреждение, то других мыслей, кроме предательства, в голову бы просто не пришло. О возможном нападении польских войск со стороны литовских земель знали все.

— А как же мне их убедить? — спросил Захар осипшим от волнения голосом, не в силах побороть сомнения до конца.

— Вещица там будет одна с печатью, это и должно послужить доказательством.

— И печать настоящая? — к сомнению добавилось удивление.

— К сожалению, настоящую печать польский король держит при себе. Но, думаю, в ордынском войске мало найдётся тех, кто отличит подделку…

— Товарищ капитан, а как вести от короля смогут устроить замятню? — продолжал допытываться Захар.

— Ты задаёшь слишком много вопросов, на которые я не имею права отвечать, — нахмурился Кудрявцев и поднялся со своего места. — Любой другой солдат из нашего полка выполнил бы поручение без лишних слов. Жаль только, никто из них не похож на польского посланника… А ты можешь быть свободен. Но если хоть одна душа узнает о нашем с тобой разговоре, берегись!

— Нет, нет! Я не отказываюсь! — Захар тоже порывисто поднялся со своего стула. — Просто трудно сразу поверить…

— Трудно? — перебил капитан. — Мы вместе шли через пустыню, плыли через море, вместе били немцев, сегодня сообща стояли против ордынцев, а ты мне — сомневаюсь… А я ведь считал тебя умным мужем, — с горечью в голосе закончил Кудрявцев.

— Простите, товарищ капитан. Я сделаю всё, что вы скажете.

Хмурое ночное небо роняло редкие снежинки. Холодный ветер, подобно горькому выпивохе, блуждал среди лагеря русичей и пел свою заунывную песню. И всё ему не спалось. То с пьяных глаз налетит на палатку, грозя её опрокинуть, то наступит в костёр, сминая пламя и поднимая сноп алых искр. Прячась от этого смутьяна, в одну из палаток прокрался русобородый мужчина. Зайдя вовнутрь, он достал из отворота однорядки масляную лампу и поводил ею по сторонам, желая хорошенько осмотреться. На полу, привязанные друг к другу, лежали три избитых ордынских воина. Тогда ночной визитёр опустил лампу на землю, достал нож и принялся освобождать пленников, получивших свои раны в результате допроса.

— Ты кто? — спросил ордынский сотник, морщась и потирая затёкшие кисти рук.

— Говори тише, — ответил неизвестный, после чего продолжил. — Я нахожусь в лагере урусов по приказу польского круля…

— А где он сам? — недоверчиво поглядел на него сотник.

Двое других лишь недовольно сопели, растирая свои конечности, желая быстрее восстановить в них кровообращение.

— Слушая меня внимательно, — русобородый наклонился к сотнику поближе. — Воины Московского князя перехватили гонца, который вёз твоему хану важное сообщение. Они поместили его отдельно, но мне удалось с ним переговорить, назвав секретное слово. Вот…

С этими словами неизвестный вынул из висящего на плече баула кованый сундучок размером с лошадиную голову. Его стенки и крышка были украшены замысловатой резьбой и инкрустированы латунью, а отверстие, куда вставлялся ключ, прикрывала свинцовая печать. Чтобы открыть сундучок, её пришлось бы сорвать.

— Здесь дары Великому хану от моего круля и послание… Вот ключ, — и русобородый протянул серебристую фигурку, висящую на кожаном шнурке. — Это я всё вытащил из шатра московского воеводы, пока глупый охранник отошёл помочиться, — продолжил он, гаденько улыбаясь.

— А где сам польский круль? — снова спросил сотник.

— Он через два дня с войском придёт сюда, чтобы ударить в спину этим шакалам! Я сейчас потихоньку выведу вас из лагеря, а вы должны успеть сообщить обо всём Великому хану.

— Пошли вместе с нами…

— Не могу.

— Почему?

— Мне нужно сломать их грохочущие самострелы…

— Да, да сломай их! — заговорили молчащие до этого ордынцы. — Эти порождения шайтана отняли много жизней у наших воинов.