Вячеслав Коротин - Вторая попытка Колчака

Все четыре стодвухмиллиметровки эсминца дружно зарявкали в сторону «Мюнхена» с максимально возможным темпом. Вообще-то данная артсистема была одной из самых скорострельных в мире среди установок своего класса – до пятнадцати выстрелов в минуту. Но это, конечно, не в бою на качающейся палубе корабля, а на полигоне. Неприцельно. Но и в имеющейся ситуации каждые десять секунд распахивалось жерло зарядной каморы, из неё со звоном вылетала латунная гильза, заряжающий загонял в ствол новый унитарный патрон, замок с чавканьем закрывался, наводчик, не отрываясь от прицела, слегка доворачивал колесико…

– Огонь! Огонь! Огонь! – регулярно звучало у каждой пушки. И снаряды летели к цели. Минимум два из каждого ствола находились в полёте в любой момент времени. Эсминец в артиллерийском бою крыл крейсер. Пусть это и был самый лучший в мире эсминец, а крейсерок – так себе. Но действительно – на «Мюнхене» наблюдалось уже два пожара, отвечали на обстрел только три пушки из пяти стрелявших на борт, а «Новику» досталось пока только одно попадание.

Особый полудивизион тем временем исправно курочил своим огнём «Бремен». А там огневое преимущество русских было вообще почти двукратным – восемь стволов против пяти. Но первым в нокдаун отправился всё-таки «Сибирский стрелок» – на протяжении двух минут он схлопотал целых три попадания. И если два из них оказались не более чем неприятными, то третий снаряд с немецкого крейсера взломал борт ниже ватерлинии. Вода стала распространяться по машинному отделению, скорость стремительно упала, и русский миноносец вывалился из общего строя. Но немцам прилетало всё-таки больше. Оба лёгких крейсера Кайзермарине горели и достаточно вяло отвечали своим преследователям. Однако имели они значительно большую боевую устойчивость. Тем более, что на зюйд-весте нарисовался дымок. Дымок, быстро вырастающий в ДЫМ.

– Дым прямо по курсу! – рванул своим криком сигнальщик на «Новике».

– Понятно, – немедленно отреагировал на вновь поступившую информацию Палецкий. – Отсигналить остальным: «Прекратить преследование. Присоединиться к крейсерам. Следовать за мной!»

По поводу дыма на горизонте, стремительно превращающегося в БОЛЬШОЙ ДЫМ, на русских крейсерах тоже особых иллюзий не испытывали:

– Как минимум «Блюхер» торопится на помощь своим меньшим братьям, – Вяхирев опустил бинокль. – А может даже и «Фон-дер-Танн» или «Мольтке».

– Да уж, – не преминул встрять Колчак, – явно не пароход какой-нибудь решил полюбопытствовать…

– Это понятно, – кивнул адмирал. – Запросить о потерях, повреждениях и расходе боезапаса!

– Есть! – немедленно отозвался Пышнов.

Обратный доклад последовал минут через пять: убитых и раненых около двухсот человек на четырёх крейсерах, израсходовано почти шестьдесят процентов снарядов. Это приблизительно. Ибо во время боя вести точные подсчёты совсем не с руки.

Благо, что старания не пропали даром: «Фридрих Карл» уже прилегал на правый борт, и было понятно, что дальше морского дна ему отсюда уже не уйти. «Роон» прекратил перестрелку и устремился под защиту подходящего «большого брата». «Бремен» и «Мюнхен» поступили аналогично.

– И мы отходим, – мрачно промолвил Бахирев, наблюдая за ретирадой противника и разглядев в бинокль «Блюхера». – Боезапаса недостаточно, чтобы навязывать бой такому противнику.

– Это если нас ещё отпустят, Михаил Коронатович, – пессимистично заметил Пышнов.

– Не отпустят – у нас ещё есть чем огрызнуться. Но вряд ли они посмеют преследовать.

– Полностью согласен, – поддержал адмирала Колчак. – Им ещё своих из воды вылавливать. Да и силы у нас с немцами вполне сравнимые.

– Да уж, Александр Васильевич, – кивнул командующий эскадрой. – Совершенно точно подмечено. Не та сейчас ситуация для колбасников, чтобы нам бой навязывать.

Фрегаттен-капитан Эрдман был того же мнения: преследовать в одиночку четыре броненосных крейсера противника – верх самонадеянности. Пусть они и потрёпаны в предыдущем бою, пусть у них и неполный боезапас, но всё равно эти корабли представляют из себя грозную силу. К тому же с ними эсминцы во главе с этим чёртовым «Новиком» – можно нахвататься попаданий, а потом не суметь отбить торпедную атаку. Благо что удалось спасти «Роон» и лёгкие крейсера от уничтожения, а отряд контр-адмирала Беринга – от полного разгрома…

«Блюхер» не стал даже для очистки совести плеваться огнём вслед уходящим победителям: нужно было отобрать у пучины как можно больше жизней немецких моряков – некогда.

– А ведь подобной виктории не было со времён Синопа, а, господа? – весело посмотрел на окружающих его офицеров Бахирев. – Потопить артиллерией несколько крупных кораблей противника.

– Возможно, ничего ещё не кончилось, господа, но вряд ли состоится продолжение: если бы кто-нибудь шёл на перехват, то чёрта с два «Блюхер» остался бы на месте сражения – наверняка вцепился бы в след и наводил свои главные силы на нас. А вот немецкие подводные лодки впереди ожидать могут.

– Вряд ли, Александр Васильевич, – вяло отозвался адмирал. – Да, эти нырялки весьма удачно дебютировали в войне, не ожидал от них такой эффективности, признаю. Но, во-первых, считаю это просто везением, а во-вторых, скоро стемнеет, и обнаружить нас будет крайне затруднительно.

– До заката ещё час, – напряжённо буркнул Пышнов. – Плюс сумерки…

– Да перестаньте, Александр Михайлович! Вечно вы всё видите в чёрном цвете, – усмехнулся Вяхирев. – Прикажите лучше доставить нам на мостик коньячку с лимоном. Шампанское откроем за обедом, а пока всем нам стоит сбросить напряжение…

Прихлёбывая душистый шустовский, Колчак вполуха слушал, как адмиралу докладывают о потерях и повреждениях, – в общем, ничего серьёзного: два из четырёх крейсеров простоят недельку-другую в ремонте, «Адмиралу Макарову» требуется более серьёзное «лечение», около месяца, а «Паллада» почти не царапнута. Убитыми и ранеными около двух сотен человек. Так что действительно победа – немцы потеряли три корабля и, наверняка, более тысячи своих моряков, к тому же минные банки поставлены и, дай Бог, поставлены не даром, ещё кораблик-другой у кайзеровского флота отберём…

Достаточно быстро темнело, и всё менее вероятной становилась атака из-под воды, напряжение постепенно спадало. Действительно обошлось, и следующим утром отряд Бахирева бросил якоря на Ревельском рейде.

На следующий же день передовицы российских газет запестрели сообщениями о громкой победе Балтийского флота. И это пришлось весьма кстати: во-первых, русские моряки уже давненько не добивались решительных викторий над противником, и над ними дамокловым мечом нависал позор Цусимы, а во-вторых, обществу как никогда требовались позитивные сведенья с полей сражений. После разгрома армии Самсонова хоть и произошли уже две Галицийские битвы, хоть и имелись в них некоторые успехи, но были они достаточно невнятны. Но даже за них генерал Рузский получил аж два Георгиевских креста сразу – третьей и второй степени…