Дмитрий Шидловский - Принцип воина

– В какой-то момент мне показалось, что великая тайна – это обман, – признался Антон. – Что ее нет.

– А ее и нет, – захихикал Сид. – Это пустота. Но лишь пустота может дать тебе нечто новое. И она открывает невиданное прежде. Чтобы услышать журчание ручья, надо перестать слушать горланящих над ним прачек. Великая тайна отнимает старое и обыденное, чтобы подарить новый сияющий мир. А не познавшим ее людям поступки мастеров кажутся парадоксальными.

– А почему Арис сказал, что мне можно посочувствовать?

– Потому что с новым видением уходят и иллюзии. Печально видеть все время несовершенство мира.

– То же мне говорил и учитель.

– Знать и прочувствовать – разные вещи, – покачал головой Сид. – Это ты скоро сам осознаешь. Подожди лишь несколько дней.

– Но что мне теперь делать? – нетерпеливо спросил Антон.

– Что хочешь. Живи своей жизнью. Великая тайна сама тебе подскажет правильное решение. Ну, а если ты ее не послушаешь, то проблемы будут опять же твои. Я сделал для тебя все, что мог.

– Спасибо тебе большое, – с чувством произнес Антон.

– И тебе спасибо, – эхом отозвался Сид. – Мне было бы горько, если бы ты не оправдал моих надежд.

Несколько минут они шли молча. Но когда впереди появился порт, Антон встрепенулся.

– Мы больше не увидимся?

– Как знать, – пожал плечами Сид. – Но даже если и встретимся, то наверняка нескоро.

– Но я ведь ничего не знаю о том, как должен вести себя recap, – заметил Антон.

– Делай что хочешь. Это и есть привилегия гесара. Тебя ограничивает лишь великая тайна.

– Но Арис говорил про какой-то кодекс чести гесаров, который превыше даже государственных законов, – возразил Антон. – Я же должен его знать.

Сид остановился и неожиданно согнулся в три погибели. Его душил смех.

– Айне, объясни ему, – выдавил он, наконец.

– Такие ссылки – любимый фокус Ариса, – снисходительно произнесла Айне. – Когда ему надо в чем-то убедить наместника или его слуг, он всегда ссылается на этот якобы существующий кодекс. А параграфы его придумывает тут же на месте.

– И никто не смеет ему перечить? – остолбенел Антон.

– Ты думаешь, многие готовы поссориться с Арисом? – лукаво усмехнулась Айне.

– А другие гесары?

– Если recap следует голосу великой тайны, то другой recap никогда не встанет у него на пути, – теперь в голосе Айне не звучало ни тени насмешки. – Он либо подтвердит сказанное, либо промолчит. Ты поймешь это вскоре.

– Значит, нет никакого кодекса чести гесаров? – спросил Антон.

– Есть, – ответил Сид. – Но каждый recap пишет его сам для себя. И следует ему, и ценит его превыше жизни. Но это его сокровенная тайна. Она не для чужих ушей. Это путь постижения великой тайны. И на нем мастер всегда одинок. Запомни это. Теперь ты навсегда остался один. Никто больше ничего не может тебе подсказать, приказать. Законы больше для тебя не писаны. Есть ты, твои мечи и великая тайна. Этим сказано все. А теперь иди. Я чувствую, что мы приблизились к воде. Бери любую лодку и плыви. И да пребудет с тобой великая тайна.

– Ступай, – поддержала его Айне. – Удачи тебе, recap. В моем доме ты всегда будешь желанным гостем. Да пребудет с тобой великая тайна.

Антон хотел что-то сказать в ответ, но вдруг почувствовал, что это совершенно не имеет смысла. Новые ощущения неожиданно наполнили все его существо. Он вдруг понял, что стоящие перед ним люди прекрасно знают все, что он может и хочет сказать. Он даже знал, что могут и хотят сказать они ему. Впервые в своей жизни Антон осознал полную бесполезность слов. Он низко поклонился, повернулся и заспешил к причалу, туда, где были привязаны лодки. Антон знал, что Айне и Сид смотрят ему вслед, но больше не оглянулся.

Дорога почти не запомнилась Антону. Все время в пути он пребывал в каком-то полубессознательном состоянии. Взгляд улавливал все детали, слух как никогда четко различал звуки, обоняние задолго до людского жилища подсказывало его близость, но все существо молодого воина было поглощено созерцанием своего внутреннего мира, где ворочались и вздымались некие новые ощущения, родившиеся во время боя со стражниками наместника.

Нет, это не было ни предвидение, ни обостренное чутье. Антон не знал, что ждет его и тех, кто ему дорог, в будущем. Но дорога словно сама выводила его то к пристанищу бродячих артистов, то к деревне, где радушные люди совершенно неожиданно (возможно, и для самих себя) предлагали странствующему гесару отдых, еду и кров. Опасность он ощущал лишь незадолго до ее возникновения, но этого было достаточно, чтобы успеть укрыться от патруля или свернуть с дороги, обходя притаившихся в засаде разбойников.

А иногда внутренний голос и вовсе не предупреждал его о возможной встрече. Но тогда и встретившиеся по пути люди не проявляли никакого интереса к одиноко бредущему гесару. Напали бы на него разбойники, слуги Леодра или стражники наместника, если бы столкнулись с ним на дороге? Вряд ли. Страх перед мечами гесаров в этом мире был велик у каждого, кто брал в руки оружие. Но сейчас Антон более всего хотел остаться наедине с собой и избегать любых, даже самых мимолетных встреч с посторонними людьми. И нечто внутри него словно специально отводило ненужные препятствия или предупреждало о них, как прежде предупреждало о выпадах противников за мгновение до их атак.

Новые ощущения не были ни предвидением, ни даром пророчества, не наполняли его какой-то невиданной силой и не дарили неуязвимости, но они удивительным образом принесли покой в душу Антона. Он не знал, что ждет его в будущем, не знал, что станется с Таней, не представлял, как развивались события после его ухода из замка и что произошло там после возвращения Рыбникова. Но он почему-то знал, что все в конечном итоге сложится хорошо и правильно. Правильно не в том смысле, что, как в народных сказках, все «хорошие» люди победят «плохих», а после будут жить долго и счастливо в богатстве и славе. Он знал, что такого не бывает, как знал, что вообще не существует «хороших» и «плохих» людей.

Сейчас он видел, ощущал, купался в некоем потоке энергий, из которых, как ему казалось, соткан весь мир, которые творят его ежеминутно и ежесекундно, производят все изменения в нем. И он чувствовал, что эти энергии, подобно воде, могут быть ласковыми и яростными, губительными и живительными, обжигающими и приятными, разрушающими и созидающими. Но он знал, что воля этих энергий превыше всего, что они идут из неких высших миров, чтобы поднять этот на более высокий уровень. И если уничтожают, то только то, что мешает их высшей задаче. И если создают, то только на благо всего живого. На благо в высшем понимании этого слова.