Андрей Величко - Фагоцит. Покой нам только снится [litres]

– Вить, как у тебя с деньгами? Говорят, космонавтам за полет очень неслабо отваливают.

– Мне выписали полторы тысячи, вот уж не знаю, слабо это или не очень. Возможно, потом еще премия будет, но это не факт. А тебе много надо? И что ты собрался покупать, если не секрет?

– Да понимаешь, я тут недавно на «Жигулях» проехался. Это же прямо какая-то сказка, а не машина! Руль можно хоть двумя пальчиками крутить, скорости как будто сами втыкаются. В ней тыщу километров за раз проехать – и захочешь, да не устанешь! Правда, задок у нее малость недогружен, но это у «копейки». Люди говорят, что у «двушки» с развесовкой лучше, да и барахла в нее поболее влезет. Вот только ее просто так не купишь, но тебе-то небось продадут. А на «Победу» уже и покупатель есть, Валера, который ваших замов по очереди возит.

– И много тебе надо?

– Штуку восемьсот.

Хм, подумал я. Насколько помнит Антонов, а он в семидесятом был уже студентом, рыночная цена «Победы» в отличном состоянии была уж всяко не меньше пяти с половиной тысяч, составляющих госцену «двушки». То есть это означает, что или дядя Миша хочет продать машину существенно дешевле, чем за нее могут дать, или острота автомобильного дефицита сейчас меньше, чем в прошлом Антонова. И то и другое смотрится, честно говоря, странновато.

На всякий случай я спросил:

– А не очень ли ты дешево отдаешь свою «Победу»?

– Ну… не задорого, конечно. Если постараться, можно было бы толкнуть рублей на четыреста дороже. Так ведь не абы кому она идет, а Валерке, он мне когда еще помогал ее делать.

Ага, подумал я, значит, все-таки дефицит сейчас немного меньше, чем был тогда, раз такие цены. И обнадежил тестя:

– Сегодня же озадачу Октябрину, чтобы узнала, как мне можно без очереди купить «двушку». Устроит?

– Конечно! Ты, Вить, не сомневайся – я еще до конца года все отдам.

– Лучше не спеши. Мало ли, вдруг когда-нибудь меня выгонят и из замов, и из космонавтов, я обнищаю, вот тогда эта твоя пара тысяч придется очень кстати.

– А если не обнищаешь?

– Тогда зачем мне будут нужны твои деньги? Внучкам чего-нибудь подаришь, когда вырастут.

Дело было в том, что этот полет завершил второй планируемый этап моей здешней жизни.

Первый был ясен и понятен – освоиться, присмотреться, что к чему, познакомиться с Ефремовым и не дать ему умереть слишком рано. Он выполнен и даже слегка перевыполнен, ведь неизвестный в прошлом Антонова роман «Чаша отравы» недавно вышел и стал и бестселлером, и жутким дефицитом. Его не то что на прилавках книжных магазинов не было – в библиотеках было и то не взять, все экземпляры на руках. Хорошо хоть автор нам подарил экземпляр, а то еще даже мне пришлось бы побегать, прежде чем достал бы. Да уж, книга получилась сильная, даже не ожидал. Семичастный, посмеиваясь, рассказал мне, что давний завистник Ефремова, Казанцев, прочитав «Чашу», на две недели впал в черную депрессию и даже попытался начать пить, но у него (не без помощи сотрудников комитета) не получилось. Видимо, Александр Петрович ясно почувствовал, что так ему не написать никогда.

Второй этап вытекал из первого – нужно было сделать карьеру и приобрести известность. Он практически завершился после полета, и пора приступать к третьему. То есть проникнуть во власть и начать самому влиять на политику руководства СССР не опосредованно, в качестве неофициального советника, а напрямую. Первый шаг уже сделан, меня, пока мы с Гагариным летали, выбрали в Верховный Совет (а кто бы сомневался?). Теперь на очереди вхождение в ЦК – для начала, естественно, кандидатом. Это будет потруднее, но Брежнев мне обещал твердо. Правда, только мне, Ефремову (вот радости-то у него будет) придется обождать.

– Одного тебя мы протолкнуть как-то сможем, – объяснил Леонид Ильич, – но сразу двоих – вряд ли. Зато такая попытка мгновенно приведет к консолидации всех наших противников. Хорошо хоть большинство в ЦК считает главным экстремистом Ефремова, а тебя – просто его подпевалой и клоуном на полставки.

Однако подъем на вершину чреват тем, что оттуда можно и неслабо сверзиться. И значит, нужно было заранее озаботиться тем, чтобы подобное развитие событий не очень катастрофично отразилось на семье. Отчасти поэтому, а не только из-за личных предпочтений я старался ограничить наш быт на уровне, не очень сильно превышающем средний по стране. Случись что со мной, и им будет не так высоко падать.

Именно из этих соображений я прикидывал, а не слетать ли Вере в космос. Да, это, конечно, риск. Но зато потом ее жизнь будет обеспечена независимо от того, что случится со мной. Или ну их на фиг, такие, блин, гарантии?

Через неделю после полета к нам в институт приехал Келдыш. И когда мы с ним зашли в спецкомнату, где ему предстояло увидеть макет новейшей ЭВМ (почти полностью из местных комплектующих), он спросил, как я отношусь к перспективе баллотироваться в член-корреспонденты.

– С сомнением, – ответил я. – Во-первых, какой же я ученый? Инженер, и все. А во-вторых, разве бывают двадцатидевятилетние членкоры?

– Еще как, – рассмеялся Келдыш. – Сергей Маргелян стал членом-корреспондентом в двадцать четыре года. Сейчас ему сорок один.

– Ого! А в какой области он трудится – небось, прошел по общественным наукам?

– И опять не угадали, он математик. Ну так как?

– Что уж тут поделаешь, пусть выдвигают.

– Спасибо, что согласились, – съехидничал Келдыш, – а в благодарность я вам кое-что расскажу. Вы же неоднократно спрашивали, чем интересны найденные в том кратере образцы? Так вот, некоторые из них у многих, в том числе и у меня, не вызывают сомнений в их искусственном происхождении. Сами собой такие сплавы образоваться не могли.

– И?

– Вы правильно догадались, нужна еще одна лунная экспедиция. Причем крайне желательно – пилотируемая. Ваши роботы, конечно, прекрасно годятся на роль народных любимцев, но как исследователи они не идеальны.

– Нам не потянуть. Неужели вы хотите привлечь американцев?

– Нет. И нам действительно не потянуть такую экспедицию, как у них. Но одиночную, то есть когда полетит всего один человек, мы сможем осилить, Челомей мне это подтвердил.

Вот гад, а мне ни полслова, подумал я. Ибо никаких сомнений в том, кого хотят в гордом одиночестве отправить на Луну, у меня не возникло. Хотя, конечно, на всякий случай надо потрепыхаться.

– А степень риска в таком полете он оценивал?

– Да. Она запредельная, почти сто процентов. Для любого космонавта, кроме вас.

– И чем же, по-вашему, я отличаюсь от прочих? Кроме габаритов и веса, да и то в худшую сторону.

– Тем, что вы лучше всех разбираетесь в бортовой электронике. Кроме того, у вас есть опыт успешно проведенной стыковки. Но главное – вы феномен.