Сергей Кротов - Москва-36

-Стой! Лицом к стене!- Голос конвоира прозвучал в замкнутом пространсте длинного узкого коридора как гром.

У левой стены обессиленно опираясь на нее лбом стоял арестант в мятой гимнастёрке без знаков различия и в синих галифе с тёмными потёками вдоль штанин. Под левым глазом знакомого лица наливался синевой крупный фингал. Скосив его на шум наших шагов, чуть вздрагивает и тихонько стонет. Миновав арестанта, Ежов резко на каблуках поворачивается и испытующе смотрит на меня. Повернув голову к Медведю, чуть не втыкаюсь в наркома.

-Сюда,- торжествующе командует Ежов и тянет на себя одну из дверей.

Та немедленно открывается и мы втроём оказываемся в небольшой комнате-допросной, судя по скромной обстановке: стол с вмонтированным электрическим звонком и два стула, все намертво прикрученные к полу болтами и тусклая лампочка под потолком. С одного из стульев поднимается бледнолицый в свете лампы лейтенант и равнодушно смотрит на меня почти бесцветными глазами.

-Садись, Чаганов,- нарком кивает на свободный стул напротив лейтенанта.- и ты, Федорчук тоже.

Ежов подходит к столу, встаёт между нами (наши глаза между мной сидящим и им стоящим- на одном уровне) и открывает картонную папку.

-Ты же понимаешь, Алексей,- как бы даже извиняющимся тоном, но с издевателькой ухмылкой произносит он.- начальник спецотдела- должность высокая, абы кого не назначишь. Тут всё семь раз проверить надо.

Ежов начинает неторопливо перелистывать страницы в уже довольно пухлом (моём?) деле, изредка бросая на меня короткие взгляды.

-Ты знаком с Медведем?- Чёрные глаза наркома упираются в мои.

-Лично- нет, видел как-то на демонстрации на Дворцовой площади.

-А вот...- Начинает с улыбкой Ежов (вдруг в допросную врывается раскрасневшийся Шапиро) и, выходя из себя от этого вторжения, кричит.- В чём дело? Я занят.

-От Поскрёбышева звонили... срочно... на Ближнюю дачу.- Голос секретаря прерывается шумными вдохами.

Ежов переводит вопросительно-недоверчивый взгляд на меня. Делаю лицо 'никаких комментариев'.

-Федорчук, покажешь ему показания Медведя,- быстро принимает решение он.- потом дашь ему бумагу, карандаш, пусть пишет объяснительную. Я скоро буду.

Хлопает дверь, оставляя нас с Федорчуком в допросной одних. Лейтенант морщится от громкого звука, затем переводит взгляд на мои петлицы, работа мысли отражается на его челе в виде дополнительной морщины.

-Пожалуйста, товарищ Чаганов, читайте.- Приняв решение Федорчук облегчённо вздыхает.

'Та-а-к... что тут у нас. Показания Медведя. Такой-сякой Ягода приказал оформить Чаганова сотрудником НКВД задним числом с ноября месяца. И это всё? Весь компромат? Зачем Медведь это сделал? Сознался начальник отдела кадров, что оформлял мне документы? Знал, что Ягоды нет в живых и захотел на него свалить свою вину. Может быть, так как судьба Ягоды- секрет полишинеля. Но зачем его было избивать? Тогда выходит что приказ отдал всё же Ягода, а Медведь упорствовал, не хотел признавать себя сообщником заговорщика. В любом случае, ко мне какие претензии? Я точно помню, комиссар Борисов предложил мне стать внештатным сотрудником Оперода для охраны товарища Кирова в ноябре 1934 года. Числа не помню, давно было. Или Ежов выстраивает цепочку Ягода- Медведь- Иван Иваныч (начальник отдела кадров)- Борисов- Чаганов. Трудновато будет без Борисова и Ягоды. А интересно, что ещё там в папке'?

Будто почувствовав мой интерес к другим документам в папке, Федорчук поспешно захлопывает её, завязывает тесёмки и выдаёт мне стопку листов писчей бумаги и химический карандаш.

-На чьё имя писать объяснительную?

-На имя товарища Ежова.- Лейтенант для верности кладёт руку на папку, не имеющую ни номера, ни каких-либо других пометок.

'Странно всё это. Нет номера- нет дела. Нет дела- этот лейтенант меня здесь удерживать не может'.

Поднимаюсь из-за стола и неспеша иду к двери.

-Пойду к себе там и напишу бумагу, стулья у вас тут очень неудобные, а я привык к своему креслу.- Бросаю через плечо оцепеневшему лейтенанту.

'Лучше инструктировать надо подчинённых'.

Федорчук выскакивает из допросной после меня, прижимая к груди свою папку, и бросается в другую сторону.

'К телефону или в уборную'?

Немного поплутав в хитросплетении коридоров (часть из них, ведущая, видимо, к камерам перегорожена железными решётчатыми переборками), никем не остановленный на посту, выхожу на воздух и вдыхаю полной грудью морозный воздух.

На лицо очередная попытка очередного руководителя силовиков подчинить себе.. и использовать в своих корыстных целях. В принципе, это закономерно. Было бы даже удивительно если таких попыток не было, ведь очень заманчиво иметь прямой выход на члена Политбюро и друга самого Сталина. С ними то ясно, а вот как мне защищаться? Самое простое, конечно, это пожаловаться Кирову, но тут надо учитывать как устроена власть в стране: ни Сталин, ни, тем более, Киров снять любого союзного наркома со своего поста не могут. Это привилегия ЦИК СССР, который безусловно выполнит такое решение Политбюро или ЦК если оно будет, так как при его голосовании оно должно быть поддержано большинством.

Причины для такого решения должны быть очень серьёзными, а не заурядный арест сотрудника НКВД районного масштаба. Да даже для ареста, например, Фриновского- своего заместителя, Ежову не надо получать санкцию секретаря ЦК Пятницкого, главы административно-политческого отдела, как в случае с военными, так как в своём наркомате он обладает большой свободой действий. Свобода действий наркомов ведёт как результат к повышенной личной ответственности за результаты своей работы, так что работа эта почётная, но и опасная. Помешать Ежову бросить меня в камеру сейчас никто не способен, хотя материал должен быть убедительным, так как Политбюро обладает неписанным правом затребовать к себе для проверки любое дело, которым заинтересуется.

'Поэтому и осторожничает Ежов, что материальчик у него на меня хиленький. Осторожничает, но бьёт исподтишка'... Открываю ключом массивную дубовую дверь своей приёмной (Катя работает до десяти) и поворачиваю выключатель света.

'Но и спускать ему тоже нельзя. На этой зыбкой стезе тихой войны не отвечать ударом на удар, значит признать своё поражение'.

-Секретариат товарища Кирова, Свешников слушает.

-Николай, здесь Чаганов.- С удовольствием откидываюсь в кожаном кресле.

-Алексей! Здравствуй, сколько лет, сколько зим.- Искренне обрадовался он.- Когда зайдёшь?

-За тем и звоню.- Улыбаюсь в трубку.- Когда Сергей Миронович сможет меня принять? -Так,...- в динамике слышится шуршание бумаги.- послезавтра в одиннадцать вечера не поздно будет?

-То, что надо.- Слышу приглушённую речь, звонки и звук печатной машинки.- Завтра поговорим. Спасибо, Николай.