Валерия Чернованова - Мой (не)любимый дракон. Выбор алианы

Быть может, даже полюбит. Как полюбила Ледяного иномирянка.

Мысль, что ее воспитанница, возможно, будет править, пугала и одновременно наполняла сердце гордостью и восторгом. И тут – кто бы мог подумать! – Герхильд неожиданно выбирает другую.

Настоящий удар. Досада, вызванная поведением ледяного мага. Злость на мальчишку, что так обошелся с ее «воспитанницей»! И… тайное облегчение, что правда так и останется под семью замками и тальден никогда не узнает, что познакомился не с эсселин Сольвер, а с Анной Королевой.

Чужачкой.

Небольшое разочарование с лихвой окупилось посыпавшимися как из рога изобилия предложениями от самых именитых драконов империи и других королевств. Теперь о Фьярре мечтали все.

А она, Блодейна, мечтала только об одном: поскорее обнять свою девочку. Провести ритуал, пусть тот и состарит ее, уже немолодую морканту, на несколько лет. Не важно! Главное, вырвать Фьярру из этого чудовищного мира, где женщины не хранят свою чистоту для мужа. Ведут себя и одеваются как самые настоящие распутницы. Да еще и возводят себя на одну ступень с мужчинами. А мужчины вовсе и не мужчины, потому что позволяют им это с легкостью. Где жизнь – как сумасшедшие скачки, скачки на выживание. И Фьярра всегда будет в этом мире лишней.

Такой же, как Анна здесь. Чужачкой.

Никто не заметил исчезновения эссель Блодейны из тронного зала. Короткий разговор с иномирянкой и некоторое время на уединение, чтобы призвать душу Фьярры, а душу Анны отправить обратно.

Довольная и спокойная, морканта вернулась на праздник, радуясь, что все так удачно складывается. Чудесный день! А все последующие будут еще чудеснее, ведь к ней наконец вернется ее девочка.

И вдруг эта дрянь заявляется на брачный пир и во всеуслышание говорит о своем праве! Откуда только узнала о древнем законе, мерзавка! И не побоялась же…

Весь вечер Блодейна сходила с ума от страха. Что, если Анна заледенеет, и куда тогда возвращаться Фьярре? В мертвое тело? Тогда погибнут обе. Жаль, нельзя отозвать заклинание. Дождаться, пока не станет ясно, приняла она его силу или все-таки не сумела.

Оказавшись перед дверями, что вели в покои новобрачных, Блодейна потребовала пропустить ее к воспитаннице. На что стражники ответили сухим «не положено» и снова обратились в безмолвные статуи. Примчалась придворная сваха, заохала, заахала, напоминая, что в брачную ночь невеста принадлежит только мужу, и родственникам ари не пристало крутиться под дверями императорской спальни.

– Завтра увидите ее лучезарность, – подхватывая морканту под руку и отводя в сторону, обнадеживающе улыбнулась эссель Тьюлин.

«Или ее статую», – угрюмо добавила про себя Блодейна, борясь с желанием сбросить пухлую руку вездесущей свахи и стереть с лоснящихся губ приторную улыбку.

– Знаете же, такова традиция.

– Знаю, – мрачно обронила женщина.

Избавившись от неприятного ей прикосновения, оглянулась на двери, за которыми пряталась иномирянка, и, беззвучно выругавшись, отправилась обратно.

Оставалось надеяться, что первая ночь любви не закончится трауром и что Анна, отчаянно стремившаяся быть с ледяным магом, не решится во всем ему сознаться. Оставалось ждать и молиться Претемной Праматери, чтобы ошибка княжны Сольвер не превратилась в роковую.

Ни для Фьярры, ни для ее воспитательницы.

«Принять силу – убрать морканту. Принять силу – убрать морканту», – повторяла я про себя, словно мантру, пока Наира и другие служанки готовили новоиспеченную лучезарность к продолжению брачного ритуала.

К самой волнующей его части.

Пока они меня раздевали, купали, а потом снова одевали (в ночную рубашку, сплошь состоявшую из оборочек, кружавчиков и шелковых бантиков), я лихорадочно продумывала план по спасению своего будущего. Не хватало еще, чтобы Фьярра снова явилась на все готовенькое. Сначала под венец к Лешке, а теперь что, в императорские покои?

Фигушки.

Первого мужа, так уж и быть, я ей дарю. Пусть забирает, пользуется на здоровье. Пивко ему по вечерам таскает. А на второго даже не зарится! Мне, выражаясь словами поэта, такая корова самой нужна. Или там в конце стиха говорилось про скотину…

Скальде, конечно, не корова и уж тем более не скотина. Как выяснилось. Он мой любимый дракон. И в сложившихся обстоятельствах ключевое слово – мой!

Что же касается мамы с бабушкой… Цветов Арделии в Ледяном Логе – как сорняков. Я смогу хоть каждый день за родными подглядывать. Это, конечно, не одно и то же: быть с ними рядом и наблюдать на расстоянии. Но как говорится, на двух стульях не усидишь. Нужно было сделать выбор, и я выбрала Герхильда.

Оставалось всего ничего: по-быстрому спасти мужа от безумия, по-быстрому нейтрализовать ведьму-шантажистку, закинув ее в клетку Фарадея для магов. Надеюсь, Элла не ошиблась и такие в подземельях замка действительно имеются. А потом… исповедоваться, каяться, казниться и надеяться, что у тальдена от моих откровений не снесет крышу.

Если верить Блодейне, чего, конечно же, делать не стоило, у меня в запасе не более двух дней. Но вполне вероятно, что и того меньше. Вот переживу эту ночь и с утра пораньше огорошу его великолепие. Прежде чем Скальде покинет спальню, чтобы целый месяц в нее не возвращаться, попрошу о свадебном подарке – аресте морканты.

Взгляд соскользнул на широкое, обрамленное складками балдахина ложе, уже разобранное, и сердце застучало быстрее, что-то там вытанцовывая.

– Ваша лучезарность, заплетем волосы в косу?

Наира потянулась за лентой, белеющей на столике у зеркала, чтобы вплести ее в прическу, как будто не в кровать меня собирала, а на светский раут.

– Оставим распущенными, – легонько коснулась руки девушки, останавливая.

Вздрогнула, услышав за дверями знакомые шаги, тяжелые, быстрые, которые бы не спутала ни с какими другими.

Тальден еще не вошел, а я уже знала, что это он. Чувствовала его собой. Всем своим телом, каждым крошечным миллиметром кожи. По которой забегали мурашки, стоило моему мужчине отразиться в зеркальной глади. Он задержался на пороге. В темных штанах, легкой рубашке, с волосами, еще влажными, стянутыми в хвост. Воображение, опережая реальность, уже вовсю рисовало измятую постель и мужа, склоняющегося надо мной.

Страха, на удивление, не было. Я не боялась первой близости с любимым и вдруг поняла, что не боюсь и смерти. Странное чувство уверенности овладело мной: что Скальде ни за что не причинит мне боль.

Только не он.

– Можете идти, – отпустил служанок Герхильд.

И пока отпускал, смотрел на меня, а их, казалось, даже не замечал. Как будто отдавал приказ гобелену или вон тому затканному золотыми розочками креслу.