Евгений Красницкий - Отрок. Богам – божье, людям – людское

– Но разговоры старших, даже если услышишь…

– Я разрешаю… даже приказываю! Расскажешь все, что запомнил, а объяснение такое: мы теперь не просто мальчишки сопливые, а молодые воины, стоящие на защите Погорынья. Вежество, конечно же, нарушать нельзя… Но ты и видел, что я от обычаев пращуров ни на шаг не отступил, однако и себя тоже правильно понимать надо. Место наше среди народа погорынского стало уже иным, но не само по себе, а оттого, что мы на стезю воинскую встали и на первых шагах не обгадились. Честь, конечно, великая, но и плата за эту честь высока: пролитая кровь, отказ от добычи, возможный гнев воеводы, нелюбовь взрослых ратников. Понял?

– Так точно… то есть нет…

– Ну, хорошо, вспоминай: как разговор шел? Сначала меня как бы не замечали, а с Прокопием и Дорофеем говорили как с равными. Так?

– Ага! Но так же и должно по обычаю…

– Правильно: Треска, Брезг, Прокопий и Дорофей, а я отдельно. А потом: Треска, Брезг и я, а Прокопий и Дорофей отдельно. Почему?

– Ты как-то так устроил…

– Жизнь устроила, Елисей, жизнь! Я только дождался, когда это устройство явным сделается! Сначала для Трески и Брезга в горнице были четыре зрелых мужа и непонятные мальчишки, которые не по возрасту величаются. Но потом-то я и Дорофей Треске и Брезгу совершенно разные вещи сказали! Не заметил?

– Н-нет… Дорофей вроде бы ничего такого… – Елисей напрягся, припоминая. – Он старшим только про тебя рассказывал.

– Это уже потом! – Мишка демонстративно отмахнулся, как от совершенного пустяка. – Дорофей с самого начала Треску и Брезга напугал и обидел.

– Напугал? – Елисей непритворно удивился.

– Ну конечно! Ты сам подумай: если воины отбивают у ворога пленников, то, что с пленниками делается?

– Это, смотря, какие воины и какие пленники! Если своих отбивают… – Елисей замолчал и уставился на Мишку расширенными глазами. – Это что же, господин сотник, мы их… как куньевских могли?

– Похолопить? – Мишка взглянул Елисею в глаза и утвердительно кивнул. – Да, могли! И Дорофей их этим попрекнул! Не впрямую, намеком, но попрекнул. А они все поняли! И тут я им сказал, что имущество возвращаю.

– Значит, холопить не будем! – догадался Елисей.

– Да, правильно мыслишь, но дело не только в этом! Ты же сам сказал: «Если своих отбивают…» Вот так и получилось, что мы сразу же стали для Трески и Брезга своими, а Дорофей чужим! А еще я им объяснил, что делаю это не просто по доброй воле, а потому, что это моя обязанность – обязанность воеводы боярыни Гредиславы Всеславны. Ну, а с Прокопием и совсем все просто – ему-то я ничего про имущество не сказал! Треска с Брезгом уже успокоились – холопить не станут, достояние вернут – можно и о высоком побеседовать, а Прокопию-то не до того, вот он из разговора и выпал, даже мешать стал. Вот так все и получилось: выслушали, согласились и даже похвалили.

– Ловко!

– Не ловко, а тяжко! Ничего, Елисей, просто так не бывает, за все своя цена платится.

– Господин воевода осерчает?

– Это потом, а сейчас… как ты думаешь, чем сейчас урядники Яков, Филипп и Степан заняты? То есть Степана-то мы спать отправили, вместо него урядник Федор… ну, ты понял. Так чем они сейчас заняты?

– Ну… не знаю… ты им приказал что-то?

– А что бы ты им на моем месте приказал?

– Так ты сотник, а я…

– Пленники голодные, среди них могут быть раненые… – подсказал Мишка.

– Ага! Накормить, раненых обиходить!

– Верно. Этим сейчас младший урядник Федор со вторым десятком занимается и Дорофея к этому делу притянет. Притянет-притянет, не сомневайся! А почему я это приказал именно второму десятку?

Ответа на этот вопрос у Елисея, конечно, не было, но его выручило возвращение брата.

– Господин сотник, разреши доложить…

– Не надо! – Мишка махнул рукой, прерывая доклад. – Садись-ка лучше и послушай… начало разговора тебе брат перескажет. Так вот: почему я приказал позаботиться о пленных именно второму десятку? Они злы были, очень сильно злы, потому что у них троих отроков убили, да потом еще этот Клещ Никите лицо разбил. Я и дал им эту злость выплеснуть, когда велел Клеща казнить. А теперь пускай добром душу омоют – голодных накормят, раненым помогут. Понятно?

– Ага…

– Ну, если понятно, пошли дальше. Что я, по-твоему, должен был приказать Якову и Филиппу? Ну, давай, думай! Яков разведкой командует, значит, что?

– А-а! – нашелся Елизар. – Надо в округе пошарить, мало ли кто-то из ляхов уцелел и затаился!

– Верно, молодец!

– Рад стараться, гос…

– Отставить! – Мишка снова махнул рукой на Елизара. – Ну, надо же различать: когда по-строевому разговаривать, а когда обыденно. Я, кстати, теперь вас все время звать буду, когда понадобится, вот как сегодня, с кем-то важным потолковать. Вежество понимаете, собой благообразны… и вообще подходите.

Братья дружно потупились и зарумянились.

– Так, с Яковом разобрались. А Филипп? – Мишка выдержал паузу, но братья молчали. – На погосте постороннего народу полно, отроки с погостными ратниками друг на друга неласково смотрят, опять же ляхи добычи натащили…

– По погосту дозором ходить! – чуть не хором отозвались Елизар и Елисей.

– Верно! А что еще я им всем приказать должен был? Не догадываетесь? А кто тут сейчас слюнки глотает, на стол глядя?

– Покормить отроков… – догадались братья, а Елисей еще и добавил: – только в очередь, чтобы служба без перерыва шла… А… господин сотник, так это ж… голова лопнет все упомнить… и людей выбрать…

– А это, ребятки, моя плата за сотничество. Ну, так: пленники, ляхи, погостные… гм, вояки, наши отроки… еще что? Думайте, думайте! Поесть, кстати, тоже можете, только мед не трогать, вон квас есть…

Мишка сидел на берегу Случи, недалеко от стоянки отбитой у ляхов ладьи. Без доспеха, простоволосый, босой – пленник среди нескольких десятков других пленников… только вот не лежат в траве рядом с обычными пленниками взведенные самострелы. Опричники и пара десятков лесовиков (в основном женщины) изображали из себя захваченных ляхами жителей Погорынья, приведенных за какой-то надобностью на берег. Охрану представляли собой два пленных ляха – при оружии, но наконечники на копьях держались у них на честном слове, а крестовины мечей были накрепко привязаны к поясам. Поджидали вторую ляшскую ладью, спускавшуюся по течению к Княжьему погосту – о приближении её загодя известила разведка.

Дед Мишкины действия во время освобождения Княжьего погоста вроде бы одобрил, по крайней мере не обругал. Особенно в подробности вдаваться не стал и прокомментировал всего два момента: поединки с ляхами и разговор с лесовиками.