Максимилиан Уваров - Плач по мечте

Сейчас во всем мире были только они, ночь и долгий мучительный поцелуй…

Прохладная речная вода остудила их разгоряченные тела. Они лежали на траве и любовались черным звездным небом.

— Тем, о чем ты мечтаешь? — спросил Давид, повернувшись на бок и подперев щеку рукой.

— О мире во всем мире, — отшутился Артем.

— Я серьезно, — улыбнулся Давид и снял с его плеча длинную речную водоросль.

— Я хочу, чтобы это не кончалось. Я тут чувствую себя дома. Прошлая моя жизнь — тоскливый и серый сон. А здесь я дышу, я живу. Тут я чувствую себя нужным и чувствую, что меня любят, — Артем отвернулся от Давида и уставился в небо.

— Ты очень тут нужен. Мне нужен, — Давид тоже лег на спину и взял Артема за руку, — а знаешь, о чем мечтаю я?

— Ну-ка, — Артем повернул к нему голову.

— Я представляю себя, стоящим на сцене. Передо мной зал. Огромный такой зал, а в нем сотни зрителей. Я волнуюсь немного, но мне не страшно, потому что из сотни лиц зрителей я вижу только тебя и маму. Вы сидите в первом ряду и смотрите на меня. И вот гаснет свет, и я начинаю играть, — Давид прикрыл глаза и тихо запел какую-то песню. Его рука взмыла вверх и запорхала на фоне черного неба, выписывая на нем мелодию. Когда Давид замолчал, Артем тихо спросил.

— Что за песню ты пел?

— Это то, что у меня в голове. Я еще не написал эту музыку. Ты первый, кто ее услышал, — ответил Давид.

Его лицо было таким красивый и одухотворенным, и оно было так близко, что Артем, поддавшись нахлынувшим чувствам, погладил щеку Давида рукой.

Это стало их местом. Их маленькой тайной. Их убежищем от всего мира. После ужина под предлогом искупаться они шли в беседку и под покровом темноты наслаждались поцелуями. С каждым днем поцелуи становились все горячее. Давид тихо сопел, покусывая губы, и тянул рубашку Артема на себя так, что тонкая ткань трещала по швам. И с каждым днем им было все тяжелее унять возбуждение в холодной воде речки. Но оставшись наедине в своей комнате, они не решались дотронуться друг до друга. Несмотря на то, что от остальных жителей их отделяли стены, лежа на диване, они не позволяли себе любовных утех.

— Почему? — иногда спрашивал Давид. — Почему это неправильно?

— Мне трудно тебе объяснить, — говорил Артем, проводя рукой по крутым завиткам волос, — нас так воспитали. У всего должен быть результат. У любви результат — это рождение потомства.

— Разве в этом есть смысл любви? И разве есть смысл в чувствах? Любовь либо есть, либо ее нет. И ведь влюбленным нет дела до результата. Они просто любят, а не хотят продлить свой род? — Давид посмотрел на Артема с надеждой. — Ты же не думаешь про какой-то результат, когда рядом со мной?

— Ты наивный, Додь. Смешной и наивный, — Артем вздохнул. — Спроси прямо, что ты хочешь от меня услышать?

— Ты меня любишь? — Давид сжал кулаки и затаил дыхание.

— Люблю, — ответил Артем, — главное, чтобы про это никто не узнал. По-моему, статья за мужеложство уже есть в УК.

В последний день июля к вечеру поднялся сильный ветер, небо затянуло тучами, и оно прорвалось сильным ливнем. Капли воды забарабанили в тазиках и ведрах, расставленных по всему бараку. Яркие всполохи молний озаряли темноту комнаты. Давид лежал на диване, укрывшись одеялом под самый подбородок, и при каждом раскате грома испуганно вздрагивал и моргал.

— Ты чего, грозы боишься? — Артем смотрел на него с улыбкой.

— Мамину сестру, тетю Симу, молнией убило, когда она маленькой была. А еще я читал, как одна семья сгорела от шаровой молнии. Тут главное не шевелится, тогда молния тебя обойдет, — прошептал Давид.

— У нас на бараке громоотвод стоит, — успокаивал его Артем, — молния если и попадет в крышу, то уйдет под землю. Иди-ка лучше ко мне. А то, я смотрю, ты совсем перепугался.

Давид переполз поближе к Артему, положил ему голову на плечо и перекинул руку на его грудь.

— Я все хотел тебя спросить… Откуда у тебя это? — спросил Давид, крутя в пальцах монетку на веревочке.

— Это помять о моем друге. О твоем отце, — сказал Артем и поймал руку Давида.

— Это шекель. Еврейская монетка, — тонкие пальцы Давида переплелись в воздухе с пальцами Артема.

Артем обнял худую спину Давида, и тот уткнулся носом в его шею. В этот момент им показалась, что в них попала молния. По их телам прошел разряд тока, от чего сердце бешено застучалось. Артем прихватил волосы Давида и потянул вверх. Давид поднял лицо и его губы встретились с губами Артема.

Вспышки молний выхватывала из темноты их сплетенные тела. Они прижимались друг к другу, зажимая между напряженными животами свое желание, и им казалось, что сейчас они единый организм с одним огромным бьющимся сердцем.

Артем возбуждал каждый вздох, издаваемый Давидом. Тот жадно глотал воздух ртом, крепко сжимая руками шею Артема.

Давид крепко зажмурился и, сжав зубы, сдавленно застонал. Артем тяжело выдохнул и благодарно поцеловал чуть приоткрытые губы Давида.

— Сейчас бы в речке купнуться, — улыбнулся Давид, переводя дыхание.

— Ага… — Артем перелез через него на свое место и раскинулся звездой поверх одеяла, — еще бы выпить морса из смородины, тот, что мама приготовила.

Тела медленно остывали, а порывы холодного ветра, свистящего в щелях между досок, заставили ребят быстро юркнуть под одеяло. На этот раз Давид сам прижался к Артему, положил ему голову на плечо.

Вспышки молний и раскаты грома прекратились, но дождь не стихал. Он барабанил по дырявой крыше барака и проникал в щели между досок крыши.

Дверь в кладовку открылась. На пороге стояла взволнованная Роза. Она бросила взгляд на ребят, мирно спящих в обнимку на диване. В этот момент Давид закинул ногу на Артема и откинул одеяло. Роза тихо охнула и прикрыла дверь. Собравшись с силами, она снова открыла дверь и сказала громким шепотом:

— Артем! Тема! Проснись, сынок, — когда Артем заворочался и открыл глаза, она добавила: — Евочке плохо. Сбегай до больницы. Врачей позови.

Когда дверь закрылась, Артем повернул голову в сторону Давида, тихо чертыхнулся и накрыл его одеялом.

В больничном покое был полумрак. Пахло лекарствами и хлоркой. Артема встретил молодой врач и, выслушав причину его прихода, пошел поднимать бригаду скорой помощи.

У Евы оказался сердечный приступ. Осмотрев больную, врачи уложили ее на носилки и унесли в карту скорой помощи. После того, как врачи ушли, Артем направился было к выходу, но Роза его остановила.

— Артем, нужно поговорить, — серьезно сказала женщина.

— Мама Роза… — Артем мялся у двери. — Давай не будем. Ты все не так поняла.

— Что я не так поняла? — подняла брови женщина. — Додик совсем голый в обнимку с тобой в кровати может значить что-то другое?