Андрей Ерпылев - Личный счет. Миссия длиною в век

И вот сегодня во сне Саше привиделось, что он снимает с полки артефакт, делает с ним что-то и… И вот это самое «и» как раз и выветрилось напрочь из головы, как это сплошь и рядом бывает со снами. И это, и то, что именно сделал он с предметом. Осталось лишь впечатление какого-то бесконечного счастья, чистого и светлого, как в детстве, когда хочется смеяться неизвестно почему и полюбить разом весь мир… И весь день он не мог выбросить из головы этот сон. Уж очень он походил на подсказку.

Подсказками «отцы-основатели» – он сам, Липатов, Агафангел и Михалыч – называли случайные озарения, приходящие иногда во сне. Семецкий, правда, утверждал, что несколько раз получил подсказку будучи «в матинушку пьяным», но доказать это, естественно, не мог, да и намного ли алкогольный бред отличается от сна? А подсказки, как правило, были по делу, ох как по делу. Проснувшись, счастливчик вдруг осознавал, что знает, как и каким способом применить то или иное чудо Корабля, ранее считавшееся совершенно бесполезным. Причем сон-то сам к делу обычно совсем не относился – «показывали какую-то лабуду», как говорил бывший вертолетчик, но был до предела причудлив и малопонятен. Зато впечатывался в память в мельчайших подробностях, чего почти никогда не случается с обычными снами. Липатов, стремящийся подо все на свете подвести стройную теорию, утверждал, что таким образом Корабль пытается установить контакт со своими гостями. Ну, а поскольку логика у него совершенно нечеловеческая, то и образов отчетливых от него требовать нельзя. Впрочем, не важно, какие там образы – отчетливые или нет, если в результате их созерцания приходит ПОНИМАНИЕ. А понимание приходило качественное, надежное. Жалко, что были эти вещие сны редки и абсолютно бессистемны…

Вот и сейчас Саша надеялся, что непонятная игра с артефактом с Энигмы позволит ему узнать что-то важное, что стоит ему взять этот слиток металла в руки, что-то с ним эдакое сделать – само собой получится как, – и произойдет нечто значительное.

Только вот найти сам «музей» никак не удавалось. Раньше он редко запоминал дорогу – к чему, когда Корабль сам направляет человека туда, куда ему нужно, да и смысла нет в постоянно меняющихся интерьерах, – и вот теперь понятия не имел, куда его занесло. Вроде бы все вокруг было знакомое – не раз и не два исхоженное вдоль и поперек, ан нет – верной дороги все не было и не было. Не раз и не два он пытался повернуть назад и в результате забредал во все менее и менее знакомые помещения. Некоторые и помещениями-то назвать можно было с большой натяжкой – например, без пола, стен и потолка, как будто внезапно очутился в облаке. Свет, равномерный и со всех сторон, под ногами – нечто твердое, ровное, но его не видно – туман, плотный, как вата, поднимается до колен. А уж стен и потолка – подавно. Куда, спрашивается, идти?

Но он шел наугад и скоро оказывался в другом отсеке, набитом высоченными – верх терялся в полумраке – черными колоннами, теплыми, приятно бархатистыми на ощупь и заметно пульсирующими в такт пробегающим в их глубине неясным красноватым огням. По одним колоннам огни бежали вверх, по другим – вниз, и никакой системы в их движении не было. Разная скорость – иные пролетали пулей, иные, казалось, замерли неподвижно, перемещаясь едва заметно глазу, – разная интенсивность и частота мерцания. Причем порой верхние колонны попадались одна за другой, а порой почти исчезали, сменяясь исключительно нижними. И опять непонятно, куда идти, – ряды колонн, вырастающих из пола, уходили во все стороны, насколько хватало глаз.

Когда он понял, что тупо считает те, которые миновал, то понял, что очень и очень устал – часы показывали, что он блуждает уже больше десяти часов. Хотя можно ли доверять часам? В одном из залов он бросил на них взгляд и изумился тому, что стрелки быстро вращались, будто механизм сломался. А в другом – том, что предшествовал туманному залу, – видел, что часы стоят. В тумане они снова пошли, так что грешить на швейцарских часовщиков было нельзя. Виновато было что-то иное.

Саша долго стоял перед одной из колонн и не понимал, что с ней не то, пока не осознал, что она – единственная из виденных доселе – непроглядно черна. В ней вообще не было огней – ни быстрых, ни медленных. И вибрации не ощущалось никакой. Ощутив, как он устал, Александр, не чувствуя под собой ног, улегся прямо на пол рядом с молчаливой колонной и отрубился мгновенно, словно провалившись в черный омут, едва голова коснулась теплой, нежной, бархатистой, словно женское тело, подстилки…

И во сне он снова брал с полки серебристый артефакт, что-то там поворачивал замысловатым движением (будто и рук у него становилось на миг больше двух) и снова наполнялся детской, всепоглощающей радостью…

Проснулся он совершенно отдохнувшим, хотя часы-предатели не отпустили ему на сон и пятнадцати минут. Более того – он совсем не хотел ни есть, ни пить, да и естественные нужды его никак не беспокоили. И самое странное, что он совсем всему этому не удивился. Корабль есть Корабль.

Для порядка попробовав позвонить на пару-тройку номеров, он прекратил попытки – это ему не удавалось с того самого момента, как он почувствовал, что заблудился. Исчез куда-то золотистый портал за плечом, к которому он привык за эти годы, не отвечал на вопросы ротмистр… Оставшись в одиночестве, впору было впасть в панику, но хорошо отдохнувший за свою пятнадцатиминутную «ночь» Александр был совершенно спокоен. Он доверял Кораблю, который ни разу его не подвел с того момента, когда он впервые спустился в шурф, пробитый неизвестно кем и неизвестно когда, и ощутил под ногами небесно-голубую твердь люка, испещренного замысловатым чеканным узором.

Он верил ему.

И еще не оставляло ощущение радости, счастья, посетившего его тогда, во сне, и вернувшегося сейчас.

Саша отвел глаза от колонны-ориентира всего на миг, а когда глянул снова, то не смог отличить от других – по ней, как и по ним, бежала нескончаемая вереница тусклых огней.

– Значит, мне пора в путь, – заключил вслух путешественник и снова зашагал неведомо куда.

И новые залы, то обычные, скучно-казенные, то не похожие ни на что, сменяли друг друга. Несколько неприятных минут доставила прогулка с зажмуренными глазами, когда он очутился прямо посреди невообразимого сияния, лившегося со всех сторон. Резкий, будто от гигантского прожектора, он проникал сквозь опущенные веки, раздражая сетчатку, и еще долго после того, как сияние исчезло, сменившись привычным полусветом, перед глазами мельтешили зеленые пятна, похожие на «зайчики» от электросварки. Странно, но в заливаемом светом зале температура никак не изменилась – свет, несмотря на всю его интенсивность, был холодным.