Константин Калбазов - Кукловод. Князь

Та же самая история с обувью. Как это ни парадоксально звучит, но армейские запасы обуви на оставшихся досягаемыми складах уже закончились. Так что, хочешь сапоги, обращайся к сапожнику, и если тот не сильно загружен, то, может быть, через несколько дней ты получишь требуемое. Но зато, если не поскупишься на хорошего мастера, получишь обувь, которая сядет по ноге, как влитая, и ни о каких мозолях вспоминать не придется.

То, что правильно намотанная портянка – панацея от всех болячек, вообще-то сказки про белого бычка. Если у тебя нестандартная нога, никакая портянка не спасет. Будешь мучиться, в том числе и до кровавых мозолей, пока обувь не разносится.

Ну с обувью у него сейчас полный порядок. А вот с одеждой… С учетом предстоящего путешествия, он бы с удовольствием сменил свое одеяние хоть на армейскую форму. Все же на нем была слишком приличная одежда, подходящая больше для города. Да и эта ковбойская шляпа, жутко неудобная, или просто непривычная. Не суть важно. Ее бы он тоже сменил. Кстати, цены вполне приемлемые. «Стекляшка» два рубля, ХБ три, афганка пять, кепка пятьдесят копеек.

Хм. Вот только по его финансам он не может себе позволить даже ее. Об остальном говорить не приходится. Поэтому нечего и глазеть по сторонам. Шейранов вообще не любил праздного шатания по магазинам, с целью посмотреть, прицениться. В торговые заведения он приходил только с конкретной целью и, сделав покупку, тут же удалялся. Хм. Исключение являли собой только оружейные магазины, где он стремился осмотреть всё. Ну, любил он оружие, но не скупать же из-за этого целый арсенал. А в музеях никто тебе не даст подержать и пощупать даже «ППШ».

– Пожалуй, я возьму только патроны, – вздохнув, ответил Бекешев продавцу.

– Уверены? – Хозяин магазина явно уловил, как покупатель посматривает на отдел одежды.

– Нет, конечно. Но денег ни на что другое нет.

– Ясно. Тогда с вас два рубля сорок копеек.

Расплатившись, Бекешев вышел на улицу с четким осознанием того, что у него в кармане осталось маловато: только один рубль и пятьдесят пять копеек. Что он там подумал, обнаружив в кармане пять рублей? Что это не такие уж маленькие деньги по нынешним временам? Может, и так. Но это ведь зависит от твоих трат. Вот он, считай, и не купил ничего, а в карманах уже почти пусто.

Завернул в продовольственный магазин. Путешествовать ему двое суток. Он конечно, за день может пройти и побольше, чем среднестатистический пешеход. Но все одно – не лошадь, и шестьдесят километров за один переход ему не осилить. Так что продовольствие, как тут ни крути, потребуется. Хотя бы немного. На большее элементарно нет денег. Четыре банки тушенки по десять копеек да булка хлеба за копейку, вот и весь запас продовольствия.

После продуктового он направился в аптеку. В этом мире аптек в чистом виде не наблюдалось, они находились при больницах. Лекарства в любое время суток можно купить у дежурного фельдшера. Правда, с выбором тут не ахти, ну да лучше уж так, чем вообще никак. Хм. А еще цены. Н-да-а. Оставшихся денег Бекешеву хватило на пару индивидуальных перевязочных пакетов в прорезиненной упаковке.

Дорогая тут медицина. Реально дорогая. Не участвуй Шейранов в реалити-шоу, то развернулся бы тут так, что мама не горюй. Открыл бы в Георгиевске свою частную клинику, и к нему бы стекался народ со всех концов. Откуда такая уверенность? Так ведь не мог он обойти вниманием местную больницу, как говорится, родное заведение.

Больничка была невелика, всего-то четыре палаты. Две из них, мужская и женская, по пять коек, и две одиночные, так сказать, для ВИП-персон. Родильное отделение из двух палат, и опять из расчета пять и одно койко-мест. Операционная общая, здесь спасали от недугов и ран, здесь же давали жизнь новорожденным. И врач тут был один, на все руки мастер, при нем трое фельдшеров, три сестрички да завхоз, который так же сам управлялся со всем хозяйством.

Местной больнице только десять лет. Раньше тут заведовал старенький доктор, еще советских времен, стоматолог по специальности. За время своей деятельности успел кое-как подготовить фельдшеров да сына своего стоматологии обучить. У него сейчас свой кабинет на центральной улице. Бекешев проходил мимо, когда бродил по городу.

Пять лет назад старик преставился, и князь зазвал в город другого врача, этого самого Вербицкого, на которого в княжестве разве только не молятся. Ему, кстати, сорок лет. То есть как такового медицинского образования у него не было и в помине. Он родился, когда вся эта беда рухнула на землю. Ну и где бы он нашел не то что достойное, а хотя бы завалящее медицинское учебное заведение?

Но отзываются о нем исключительно хорошо. Фельдшерица говорит, что Василий Петрович был сыном врача, и тот научил его всему тому, что умел сам, плюс обширная практика. Ну и наверняка сыграла роль одаренность и любовь к своему делу. Ничем иным успехи доктора Шейранов объяснить не мог. Как, впрочем, не мог оценить и его профессионализм. Разве только с уверенностью заявить, что тот никак не дотянет до уровня самого Шейранова.

– Ну что, Юля? – оборвав разговор с Бекешевым, фельдшерица бросила тревожный взгляд на вбежавшую в подъезд больницы девушку, в белом халате.

– Анна Васильевна, он пьян в стельку. На ногах еле стоит и двух слов связать не может, – с отчаянием ответила девушка.

– Господи. Как не вовремя-то.

– Что же будет, Анна Васильевна?

– Что, что! Либо дождется Виталик, пока Василий Петрович протрезвеет, либо богу душу отдаст, – в сердцах скрежетнув зубами, ответила фельдшерица.

– Да как же так-то? – вдруг подал голос мужчина лет за тридцать.

Все это время он сидел в сторонке, на откидном стуле с деревянными спинкой, сиденьем и подлокотниками. В восьмидесятые такие частенько можно было встретить в присутственных местах, театрах или клубах. Вообще-то это наследие еще более ранних времен. Но в Союзе вообще все менялось очень медленно, как, например, вот такие жесткие сиденья на полумягкие образцы.

– Толик, ты уж извини, но пареньку твоему придется потерпеть, – виновато потупившись, вздохнула женщина.

– Значит, мой сын там помирает, а Вербицкий ханку жрет!

– Толик, Василий Петрович тоже человек. Ну откуда ему было знать, что беда приключится? Пригласили его на день рождения крестницы, ну и выпил он лишка. Нешто ты никогда не пил?

– Я-то пил! Я-то пил! Да кто скажет, что от моей пьянки человек помер?! Кто скажет, что по моей вине у кого колесо отвалилось и он сломал себе что-то?! Ах вы…

Что там «вы», Бекеш выяснять не стал. Просто вдруг некогда стало. Хрясь! И мужик, собиравшийся приласкать своим неслабым кулаком фельдшерицу, отлетел в сторону, как тряпичная кукла. А потом безвольной, аморфной массой стек по стене. Н-да. А в теле бандита силы-то, как в ломовой лошади.