Виталий Храмов - Сегодня – позавчера

– Я слышал об этом приказе. Я ладно, коммунист, а ты с чего?

– А у меня петлицы – не видишь – НКВД. Нас они тоже в плен не берут. Да я и не собирался сдаваться. Просто – они соблюдают конвенции?

– Их надо допросить.

– Допрашивай.

– Я их забираю.

– Нет. Они ещё работу не закончили. А у меня – нет людей их заменить.

– Тебя ждёт трибунал, сдай оружие!

– Не ты мне его давал! Здесь на рассвете танки пойдут. Ты их будешь останавливать? Или ты танки от меня спасти хочешь? Или немцев спешишь вывести? Не переживай – обратно из России они не вернутся.

– Ты арестован, старшина! Бойцы – взять его!

– Майор – посмотри туда. Видишь, у сарая снайпер. Ты в его прицеле. А вон – видишь, из оврага стволы трофейных пулемётов торчат? Смотри – зенитка ствол опускает на твой грузовик. Не советую. Эти люди не хотят меня отдавать. Мы сами – НКВД! Понял? Мы – истребители! Мы – каратели! Мы – смертники и мы – ангелы смерти! Завтра – наш день! Не мешай! А немцев я тебе пришлю на рассвете, нам уже не до них будет.

– Это массовый саботаж! Я доложу вашему командованию!

– Доложи. Ё-комбат тебя пошлёт по весёлому, но не культурному адресу, а над ним начальник – Лаврентий Павлович Берия. Вот ему и пожалуйся. Он человек вежливый и культурный. Он матом ругаться не будет. Что не понял ещё, майор? Я же тебе сказал – мы – ангелы смерти, и ты нам не указ! Иди отсюда! Тут стреляют! Не мешай! Пришлёшь взвод сапёров – отдам немцев.

– Ложи-ись! – истошный крик бросил всех на землю. В небе просвистело, взрыв бухнул с той стороны полотна.

Особист, кипя от бешенства, сунул наган обратно в кобуру, пошёл к машине.

– Старшина, мы с тобой ещё встретимся!

– Дай-то бог, майор! Живи долго!

Я сел обратно у штабеля шпал. Смотрел, как полуторка с майором в кабине и двумя автоматчиками в кузове развернулась по широкой дуге, выехала на дорогу и поехала в тыл, к видневшейся на горизонте деревни – там был штаб дивизии.

– Ты зачем это сделал? – крикнул рухнувший рядом Степанов. – Отдал бы этих немцев, без них бы управились.

– А я всё думаю – и чего немец притих, не стреляет. Теперь на душе даже спокойней стало.

– Сюда мины не долетают. Только гаубицы добивают. А по площадям бить – расточительство. Нас с того берега не видно из-за высотки. А вот там, у моста – долбит постоянно. Ты мне зубы-то не заговаривай. Он теперь комбату кляузу на тебя накатает. Тому выхода не останется – пойдёшь под трибунал.

– Саш, отстань. Дай поспать. Спать хочется, сил нет. Это, наверное, от потери крови.

– Спи. А ребята – молодцы! Не ожидал, что они так – особиста все на мушку взяли. Эх! Загремим мы все вместе на Колыму!

– Напугал ежа голым обстоятельством. Кто воевать-то будет, если вся рота – на Колыму? Дальше фронта не пошлют. Больше пули – не дадут. Из меня одну уже выковырнули – значит, я у смерти уже в должниках. Отстань, дай покемарить. Иди лучше места для дзотов подбери. Шпалы готовы, пора ямы копать. И танк бы сюда перетащить. Зарыть его по башню в землю – долговременная бронированная огневая точка с круговым обстрелом получится. Вот, отсюда, где мы сидим – линия огня почти на километр в любую сторону.

Обстрел был хоть и долгим – почти час, но редким и не прицельным. Снаряды ложились с большим разбросом то тут, то там. Погибших нет, четверо ранены. Вечером Степанов смеялся:

– Это немцы нам окапываться помогали. Воронку только углубить и шпалами накрыть – блиндаж готов.

– А раненые – побочный эффект? Типа мозолей на руках?

– Получается так.

А как стемнело, Ё-комбат приказал мне лично отвезти пленных в штаб дивизии. Повёз. Взять с собой хотел только Мельника и Кадета, но пристроились попутчиками Школеров с тремя своими тыловиками и мешками. Их и поставили пленных вязать и охранять в дороге, вместе с Кадетом. Мельник, оказалось, разобрался с управлением трофейного здорового грузовика. В нём и поехали. Следом – полуторка с другой половиной пленных. По пути полуторку пропустили вперёд, чтобы случайно нас не обстреляли. Хотя Тарас и закрасил зелёной краской кресты и нарисовал корявые красные звёзды везде, где смог, но в темноте кто их разглядит? Стрелять будут не по звёздам, а по силуэту.

Три раза нас останавливали, Школеров сидел с краю, он и суетился, я всю дорогу продремал.

Не доезжая штаба, нас встретили дивизионные разведчики и забрали пленных. Но я с них стряс расписку в получении «пленных в количестве 31 штуки в приемлемом состоянии». Издеваются, юмористы. Меня вы садили у штаба, Школеров повёл колонну к дивизионным складам. Подошёл к часовому, представился, пропустил.

Штаб – это просто изба. Посреди комнаты – стол с картой, телефоны, лампа под потолком и на столе. Народу – не продохнуть. Все разом разговаривают, что-то кричат в трубки телефонов, суетятся. Я аккуратно, чтобы не задели раненую сторону, прошёл к столу. Сидящий у дверей сержант сквозь дремоту, проводил меня до стола стволом автомата. За столом склонились полковник с двумя орденами и подвязанной рукой, подполковник с тремя орденами и два майора, одного я знал – особист, но он что-то кричал в трубку, не видя меня. Я доложился.

– А, – полковник с интересом смотрел на меня, – так это ты тот самый Кузьмин?

Я пожал плечами. Тот ли я самый?

– Ты вел дозор перед батальоном и бесшумно обезвредил пост на лесопилке?

– Я командовал отрядом разведки батальона и приданными вашими разведчиками. Ребята хорошо сработали, пост удалось обезвредить без шума. Особо отличились старший лейтенант Семёнов и лейтенант Алёшин.

– Так. Ты предотвратил прорыв немцев и уничтожил командную группу батальона? И захватил при этом неповреждённым танк?

– Вы прямо геройства какие-то рассказываете. Не так всё было. Группа Малого, то есть сержанта Чивилёва, захватила дом, уничтожив в нём отделение немцев, и открыли из их пулемёта огонь, перекрыв улицу. Но и сами попали под обстрел. Я думал, там, за кустами, пулемёт, обошёл сбоку, кинул две гранаты. А оттуда – танк. Я не знал, что у них там планёрка была. Потом только ребята сказали, что там поленница из трупов.

– А как танк захватил?

– Я его не захватывал. Я его испугался и под ним спрятался. А потом им гранату в открытый люк сунул. Танк захватил сержант Мельников. И вел в нём бой, из его пушки и пулемёта расстреливал врага. Я в это время без сознания был – меня немец застрелил.

– Это как так?

– Вот, смотрите. Пулю сегодня вытащили. А немца этого боец Перунов в плен взял.

– Смотрите, какой скромный старшина. Он ни при чём. Все вокруг – герои, а он один – мимо проходил. Ты и немцев пленных не расстреливал.

– Это сделал я. Они работать не могли. Кормить их не за что. Навоз. Пусть теперь их родня хоронит. Остальные после этого работали, как стахановцы.