Виталий Храмов - Сегодня – позавчера

Мост в виде понтона поставили к первой смене караулов. Надо поспать. Пока всё двигается в нужную сторону, надо отдохнуть. Засыпая, слышал тихий разговор Кадета с немцем на родном языке Вилли. Хорошо, что стажируется. А то плохо без переводчика.

Поднялись ещё потемну. Завтрак. Утренний моцион. Вот после него ко мне подвели немца.

– Ну? – спросил я, жуя – времени мало.

– Я подумал над вашими вопросами.

– Ну?

– Я больше не боюсь смерти.

– И?

– Я – человек.

– Ой ли?

– Я даю слово, что не убегу.

Я молча смотрел на него. Он взгляда не прятал.

– Мне некуда бежать. К своим я не могу вернуться. Я не смогу заниматься тем, чем должен. Это несправедливая война.

– Да ты что? Справедливая.

– Для вас. Но и против своих я не могу пойти. Я не знаю, что делать.

– Всегда есть третий вариант. Их всегда больше двух. Тот, кто видит только «или – или», тот обречён. Но помогать тебе я не намерен. У меня своих проблем выше крыши. У каждого свой путь на Голгофу. И каждый сам несёт свой крест, если понимаешь, о чём я. Караул! Иди, кликни Антипа. Стой! Никак не привыкну.

Взял рацию:

– Финн. Это Медведь. Тут наш воспитанник созрел для следующей степени свободы. Для стреножной.

Немца связали по-другому. Он мог ходить, ухаживать за собой, но не мог бежать или сделать широкого шага и развести руки. Петли на верёвках сделали не тянущими.

– Тебе предоставлена некоторая степень свободы. Связан ты по большому счёту символически. Вот и воспринимай это как символ. Караульного к тебе не приставляю, но не отлучайся от моих людей дальше десяти шагов – сразу будем стрелять. Время такое, сам понимаешь. И мы не на Елисейских полях.

Аккуратно перевели через овраг по полосам понтона телеги, потом отдельно лошадей, потом перетолкали «Шевроле», грузовик («Опель», кстати, очень похож на нашу полуторку) и лишь затем БТР. Мост под ним прогнулся, начал разъезжаться, брёвна поползли в разные стороны. Жук-2 дал по газам и успел перескочить на другую сторону прежде, чем мост окончательно рухнул. Сапёры тут же растащили остатки моста в разные стороны.

– Молодцы! От лица командования, бойцов и себя лично объявляю вам благодарность, обещаю похлопотать о наградах.

– Командир, ты бы нам выделил тех блокнотов, карандашей и самопишущих ручек. И там я видел скрепки. И лента эта, самоклеющаяся. В нашем деле вещь незаменимая.

– Да, лента эта просто чудо. Столько направлений её применения может быть! Кадет, я позволил.

– Спасибо, командир.

– Всё! Стройся в колонну! Цигель! Ай-люлю! Пошли, братва, время – жизнь.

Разведка докладывала о вялой активности преследователей. Нарвавшись вчера на растяжки, они споро отошли и сидели тише воды.

– Ох, и неспроста это. Что-то они нам заготовили.

Выслал ещё дозоры. С колонной остались только раненые и водители авто и кобыл.

– Борода – Медведь, что думаешь?

– Чисто. Никто тут не ходил. Я с «лешими» отбегу до ветру, глазёнки полупить.

– Давай, но нежно.

Меня беспокоило и даже очень эта нерешительность немцев. Если они не восприняли всерьёз стукача, то зачем блокировали место пересечения жэдэ? Если поверили – почему не преследуют? Боятся мин и снайперов? Я вас умоляю – за артефакты из будущего и за носителя его, Будущего, и тысячи солдат не жалко. Ох и поспешил я, надо было пленных-то допросить.

Терзаемый сомнениями, решил отвлечься – проверить изложение Я-2. Как же он безграмотно пишет! А ещё какую-то высшую школу окончил.

– Слушай, а что на Юго-Западном фронте происходило?

– Бои.

– Ты не умничай, понятно, что не полонез. Какие города сдали?

– Липецк, Воронеж, Харьков, Курск, Орёл.

– А Елец? Мичуринск?

– И Елец. А что за Мичуринск? А, Козлов. Там станция узловая. Его тоже. Движение по железке было парализовано. Тамбов не стали брать. Ты мне фотографию верни.

– Какую?

– С женой и сыном.

– Не заслужил. Пиши давай. Что ж ты так безграмотен, Голум?

– Я не Голум, – он вдруг заплакал. Но я чувствовал лишь презрение.

– Ты зачем к немцам пошёл, падла?

– Они – единственная реальная сила, способная остановить амеров.

– Дурак ты, Голум, и не лечишься. Вспомни: англосаксы, ангийские саксонцы. А Саксония – в Германии. Они одного поля ягоды. Они не станут противостоять Саурону. Они сопротивлялись, чтобы выторговать более выгодные условия капитуляции.

– Откуда? Где ты читал Толкина? Он ещё не написал эту книгу.

– Я ему её рассказал, а он напишет, что тут непонятного. Как ты думаешь, почему одного из героев зовут русским именем Боромир – борющийся за мир?

Во я загнул! Аж сам охерел!

– А за кого? За жидо-коммунистов?

– Ещё скажи пятьсот мильёнов невинноубиенных. Про кровавых маньяков из ЧэКа, ГэПэУ, ЭНКаВэДэ.

– А что, не так? Всех нормальных командиров перед войной перестреляли, а сами только из-за спин, в своих…

Я рассмеялся:

– Очнись, дурень! Я – НКВД! Разве не видишь петлиц моих? И Кадет. И Антип, и Леший. Мы – отдельный истребительно-противотанковый батальон НКВД. Мы умирали и жгли танки там, где все остальные уже разбежались в ужасе. Я потерял девять из десяти ребят из своей роты. Ни один не убёг. Ни один не был убит в спину. Мы не позади, мы перед нашими войсками были. И есть. Они там, а мы здесь, не в нашем тылу, а в немецком. Тебе либерасты в уши дерьма налили, чтобы оправдать подлость своей измены, а ты и уши развесил. У тебя же оба деда где-то тут воюют. Они тоже кровавые маньяки?

– Надо было с Гитлером договориться…

– С Гитлером? – я замолчал, закурил, пыхтел молча. – С Гитлером, внуком Ротшильда по материнской линии, избирательную кампанию которого проплатили Ротшильды? Масоны, хозяева Федеральной Резервной Системы США? Хозяева США? Ты видел приказ Гитлера о комиссарах и коммунистах? А его план «Ост»? Очистки Восточной Европы от славян их физическим уничтожением?

– Это всё красная липа. Подделка.

– А за день до того, как мы тебя поймали, мы проходили пустой хутор, население которого было поголовно сожжено в сарае. Это тоже липа? И Капустин Яр – липа? Мне жаль тебя. Ты дурак, а это надолго. Поздно тебя учить Родину любить.

Я собрался уходить, но он зашипел, правда – Голум:

– Родину любить? За что? Деды израненные вернулись, а померли в нищете. Мою семью убили – кто-нибудь что-нибудь сделал? А когда родители сгорели, они даже дела не открыли. За отсутствием состава. Меня из дому выгнали. Сначала с работы вытурили с волчьим билетом, а потом и из дома. Я шесть месяцев в машине живу!

– Мне тебя жаль. Но Родина тут ни при чём. Родина и госструктуры иногда разные и часто даже враждебные друг другу субстанции. Надо было бороться с ублюдками, поставившими тебя в такую позу, но не Родина это с тобой сделала, а именно ублюдки. Родина – она как мать. Ты есть благодаря ней. И всё. И ты ей за это всегда должен и будешь должен. Кто не понимает этого – ублюдок.