Юрий Корчевский - Пограничник против Абвера

Топливозаправщики на базе «ЗИС-5» вмещали пять тонн солярки – всего на шесть танков «Т-34», если под пробку бак заправлять.

Фронт на некоторое время замер. Войска пополнялись, сильно потрепанные отводились в тыл, на переформирование, а из тыла подтягивались резервы. Шла не очень заметная со стороны, но очень важная и нужная работа, и о ней в сводках Совинформбюро ничего не сообщалось.

Для отделов СМЕРШа, НКВД и войск по охране тыла наступили горячие дни. Население в бывших под оккупацией районах необходимо было проверить, профильтровать, выявить предателей, служивших гитлеровскому режиму, и их пособников. А еще, отступая, немцы оставили во многих населенных пунктах свою агентуру. Снабдили документами, легализовали под видом эвакуированных или насильно перемещенных. Поди проверь правильность документа, если он выдан до войны в Минске, который еще под немцами.

Войска по охране тыла проводили массовые зачистки лесных массивов, и каждая облава приводила к результатам. Арестовывали скрывающихся лиц: полицаев, дезертиров, преступников. Уходя, немцы оставляли полицаев на произвол судьбы – предателей одинаково не любили по обе стороны фронта. Они пользовались их услугами, но откровенно презирали.

В такие моменты здорово помогали партизаны – они в лицо и поименно знали всех отщепенцев. При фильтрации бывшие партизаны осматривали на построении всех и довольно часто выводили из строя опознанных сельских бургомистров или полицаев.

Но были и другие случаи, когда сельскими старостами становились по заданию партизан. Таких сразу освобождали и выдавали соответствующую справку.

Наступление уже остановилось, и фронт замер, когда подполковник вызвал Федора через посыльного.

– Садись, Казанцев! Думаю поручить тебе, прямо скажу, деликатное дело. Есть у меня подозрение, что у нас в отделе завелся «крот» [2] «Кротом» называли сотрудника спецслужбы, перевербованного противником. .

– Не может быть! – вырвалось у Федора.

Всех служивших в отделе – вплоть до автоматчиков – он знал лично, с некоторыми за столом сиживал. И ни один из них не вызывал у Федора сомнений. И вдруг – такое заявление! У него был легкий шок.

– Только вот знать об этом никому не надо. Докладывать о ходе выполнения задания будешь лично мне. Не подтвердится – только мы оба будем знать об этом. В противном случае пятно на отдел ляжет, не отмоемся.

– А почему я?

Федор понимал, что дело будет крайне сложное и, кроме возможных неприятностей, можно ничего не получить. А кому нужен геморрой?

– Ты уже не одно дело с блеском провел – я ведь за каждым наблюдаю. Большинство сотрудников не могут глубокий анализ событий или фактов провести, выводы должные извлечь. Опыта не хватает, грамоты оперативной. А тебе, как я мыслю, по плечу подобные задания.

– Сложно.

– Было бы просто, я бы лейтенанта Задорнова назначил.

– Мне бы с личными делами ваших сотрудников ознакомиться, да и с подозрениями заодно.

– Личные дела я уже сам дважды внимательно просматривал. Сам понимаешь, прежде чем в СМЕРШ попасть, каждый кандидат под лупой изучался – вплоть до третьего колена. Биографии у всех чистые, подкопаться не к чему. Кто на фронте повоевать успел, в строевых частях, кто прямиком из училища. Конечно, всем на сто процентов я доверять не могу. Вот, в твоем личном деле: «Выходил из окружения с личным составом заставы». А вдруг немцы успели тебя завербовать? И почти у каждого скользкие моменты есть. Казанцев, абсолютно чистых людей не бывает. Как-то же затесался в наши ряды «крот»?

Но для такой перевербовки необходимо найти у возможного фигуранта слабое место. У кого-то семья в оккупации, о чем стало известно немцам, кто-то в окружении попался, не устоял. Когда на расстрел ведут, не все выдерживают, а если еще и пытки, на которые немцы большие мастера?

– С какого времени подозрения возникли?

– Около трех-четырех месяцев. Четко сформулировать не могу, но ощущения есть. Вот возьмем, например, последний месяц: в одном из лесов под Невелем вышла в эфир радиостанция. Наши пеленгаторщики засекли ее. Сразу по тревоге две роты охраны войск тыла подняли. Лес окружили еще затемно, мышь не проскочит. Утром зачистку сделали. А ни радиста, ни рации нет.

– Да что же, радист – дурак? Он отстучал и сразу свернул рацию.

– Резонно… Один факт, конечно, еще ни о чем не говорит. Но есть и другие два. Старший лейтенант Пескарский агентурную группу разрабатывал в Демидово. А когда брать поехали, никого не оказалось, все трое смылись. Причем произошло это перед самым приездом группы захвата, еще чугунки в печи горячие были.

– Приказ от хозяев могли получить. В случае с радистом под Невелем связи с нашим отделом не прослеживаю.

– И крайний факт, хотелось бы думать, последний. Его на случайность не спишешь. Кто-то здесь, в отделе, тайком был в комнате шифровальщиков. Начальник определил. Ты его знаешь, капитан Иволгин. Он крайне осторожен с документацией, секретные бумаги всегда в железном ящике хранит. Ящик замкнут, под пластилиновой пломбой. Так вот, третьего дня он обнаружил, что документы лежат не в том порядке, в каком он их оставил.

– Пломба цела?

– Цела.

У каждого офицера, работавшего с секретной документацией, была своя латунная печать. Сейф или металлический ящик запирали на замок, а на щель между створками двери и корпуса накладывали кусок пластилина, на котором оттискивали печать. При малейшей попытке открыть сейф пластилиновая пломба нарушалась.

Нарушение порядка хранения документов в сейфе к делу не подошьешь. Офицер забыть мог; ведь все документы на месте, ни один не пропал. И это могло прокатить у кого угодно, но только не у Иволгина. Память у него была поистине феноменальная, иной раз мог диктовать на память целые листы шифрограмм. А там не слова, а группы цифр, и запомнить их может далеко не каждый. И если Иволгин говорит, что листы находились в сейфе не в том порядке, ему следовало верить.

Последний факт уже серьезно свидетельствовал о любопытстве со стороны некоторых лиц. Нет, совсем посторонним вход в отдел невозможен, у входа стоит караульный. Даже к шифровальщикам в кабинет доступ сотрудникам закрыт, а в случае необходимости свободно туда может зайти только начальник отдела. С сотрудниками общались через маленькое окно в двери или в кабинете офицера.

Федор был у шифровальщиков только один раз, с подполковником. И то при его появлении шифровальщики шустро убрали в сейфы свои таблицы и блокноты, даже при желании не сможешь прочитать ни строчки. Секретность в высшей степени.

Федор задумался.

– Версии есть?

– Пока никаких.

– Оставляю тебя в своем кабинете, вот личные дела всех сотрудников. – Подполковник хлопнул ладонью по стопке папок. – Даже автоматчики взвода здесь – мало ли? Офицеров проверяют тщательно, а бойцов поверхностно. «Не судим, комсомолец, из колхозников или рабочих» – вот и вся проверка. Двух часов тебе для ознакомления хватит? Не хотелось бы, чтобы кто-то из сотрудников заметил твой интерес к личным делам. Оставляю тебе ключ. Надо будет выйти, запрешь кабинет.