Владимир Поселягин - Комсомолец. Осназовец. Коммандос (сборник)

Залив три канистры, я подхватил две и поспешил к схрону со «Шторьхом». Там все было в порядке. Я специально все осмотрел в округе, после этого оставил полные и взял другие, пустые канистры из салона и вернулся к машине. Так за шесть ходок я все перетаскал к самолету, даже заправил его с помощью насоса. Красота: хоть и медленно, но качай ручку, и топливо поступает в баки. Цивилизация! Хорошо, что канистр теперь шесть было, примерно литров семьдесят я в баки закачал и сто двадцать по канистрам, какая-то мелочь осталась в бочке.

Потом я вернулся к грузовику и отогнал его подальше, сведя с дороги вглубь леса, пока тот мордой не уперся в очередное дерево. Бегом вернувшись, я посмотрел на темнеющий небосклон и счастливо выдохнул:

– Успел.

Пока было время, я грузил в салон трофеи, держа под рукой автомат – мало ли… И, убрав маскировку, также убрал масксеть в салон. Проведя все приготовления, я запустил двигатель. Выкатить мне самолет из-под деревьев не удалось, сил не хватило, так что пришлось использовать мотор и винт – так сказать, то, что заставляло самолет двигаться и летать. Вперед толкать не назад, там враскачку это легче шло.

Уже достаточно стемнело, когда я дал газу и после недолгого разгона стал подниматься в ночное небо. Все, на этом киевская эпопея закончилась, следующий город, который я собирался посетить, был Луцк, в котором я провел несколько месяцев жизни после вселения в это тело. Можно сказать, родной город.

То, что поспешил со взлетом, я понял не сразу, а через два часа, на полпути, когда сообразил, что искать место для посадки ночью не очень хорошая идея. Более того, я потерял ориентиры и никак не мог сообразить, где лечу, только компас помогал мне.

– Надо было под утро вылетать, за пару часов до рассвета, – недовольно пробормотал я, поглядывая на расстеленную на коленях карту.

Летел я на пятисотметровой высоте, ночь позволяла это делать, и, включив внутреннее освещение – на потолке была лампочка, – пытался понять, где нахожусь. Внизу была полная темнота, дважды появлялись огни, но это были костры. Кто их развел, поди пойми. Еще виднелись огни какого-то города. То ли Житомира, то ли еще какого.

На самолете был прожектор, но он мог помочь только при непосредственной посадке, а не при поиске удобного места для нее. Доберусь до Волынской области и лесного массива, в котором я столько работал, там сориентируюсь, тем более могу с ходу назвать десяток полян, где можно нормально сесть, но до этого района еще нужно долететь, а я уже начал сомневаться, что мне это удастся. Как я уже говорил, нужно было вылетать под утро. Согласен, тоже в опыт, тем более вон уже понемногу набираюсь практики ночных полетов, до этого ночью я ни разу не летал, а это оказалось куда как сложнее. Не видно ничего, кроме приборов и луны, да и то последнюю могут скрыть облака.

Это, конечно, я сгущаю краски, в принципе, землю можно было разглядеть внизу, и речки серебрились, и населенные пункты виднелись. Поля были посветлее, рощи и леса потемнее, так что в принципе, летел нормально, не шутил в одном: я действительно заблудился и никак не мог понять, где нахожусь.

Когда впереди показался какой-то город, то я взял к нему, пытаясь понять, где оказался.

– Тьфу ты, черт, это же Новоград-Волынский, вон же колокольня характерная!

Потянув штурвал в сторону, я облетел город стороной, но там уже подняли тревогу. Зенитчикам не было известно о пролете тут самолета, значит, враг, и поднялись лучи двух прожекторов, но я уже стелился у земли, уходя в нужную сторону. Где я оказался и куда нужно было лететь, определиться стало не трудно.

От Киева до Луцка лететь было почти четыреста километров, как раз дальность «Шторьха», поэтому я решил заправиться, чтобы был запас. Ночное шоссе под днищем самолета было пусто, поэтому на глаз определив вполне ровный участок, я зашел против ветра и совершил посадку. Заглушив двигатель, я покинул салон и прислушался. Вроде было тихо, после этого я сбегал к обочине, что уже становилось традицией – помечать землю на месте очередной посадки, и, достав первую канистру и бензонасос, стал заправляться. Три с половиной канистры ушло, пока баки не были полны.

Убрав пустые канистры и бензонасос обратно в салон – нет, все-таки классная это штука! – запустил двигатели и после короткого разбега, поднявшись на стометровую высоту, развернулся и полетел в нужную сторону. Ветер был боковым.

Дальше я уже не терялся и, достигнув нужного лесного массива, пофиг, что до Луцка было почти три десятка километров, я нашел одну знакомую мне крохотную поляну в глубине леса и после первого круга пошел на посадку.

То, что в этот раз не повезло, понял, когда коснулся шасси поверхности земли. Проблемой оказалось то, что, похоже, я не первый пытался тут сесть. На поляне имелись обломки самолета, и именно в них я и врезался, снеся одну стойку и погнув другую. Скорость была крохотной, поэтому «Шторьх» уткнулся носом в землю, отчего винт моментально помялся и встал, мотор заглох, потянуло запахом горелого масла и разлитым бензином.

– Хорошо, что я пристегнут был, – прохрипел я, приходя в себя.

Отстегнувшись, я со стоном упал на штурвал и приборную панель. Откинув боковую дверцу, вывалился наружу и отполз в сторону, осматриваясь и ощупывая себя. Поляна имела привычный вид, да и у меня все было на месте. Кроме ушибов, ничего не заработал. С этим повезло, уже хорошо.

Мой самолет стоял почти вертикально, хвост торчал вверх. Осмотрев его, я встал на ноги и, немного пошатываясь, подошел ближе. После чего стал доставать из салона все вещи и складывать их в стороне, даже пулемет с крепления снял и боеприпас достал. Повозившись в вещах, я нашел свой сидор и, достав из него фонарик, потряс. Тот почему-то отказывался работать, однако после еще пары ударов вдруг загорелся.

– Посмотрим, с чем я там столкнулся. Вроде самолет был, хвостовое оперение четко рассмотрел, – пробормотал я и, повесив на плечо «МП», направился к обломкам в центре поляны.

После недолго изучения обломков я сделал такой вывод. При воздушном сражении, проходившем еще в сорок первом году, когда тут шли ожесточенные бои, пилот этого «мессера» был убит, он все еще находился в разбитой кабине, и неуправляемый истребитель, по странному стечению обстоятельств, врезался в землю именно на этой поляне. Вот непруха так непруха. Как я эти обломки не заметил, ума не приложу. Специально ведь круг делал, разглядывая поляну. Наверное, только по той причине, что луна не доставала сюда, и там, где находились обломки «мессера», была кромешная тьма.

Разобравшись с эти делом, я вернулся к своим вещам и перетаскал их к опушке и стал готовить лагерь. «Шторьх» уже не загорится, я его обесточил. Солнце еще не успело подняться, а я, накрывшись плащом, уже спал крепким молодецким сном.