Андрей Земляной - Стратег

– А, Кирилл Андреевич, хочу представить вам моего старинного знакомого Михаила Афанасьевича…

– Булгакова?

Кирилл даже слегка опешил от такого поворота. Булгаков, как он помнил, умер в сороковом от болезни почек, но тут писатель выглядел вполне здоровым, хоть и не цветущим. Конечно, в подготовленном Новиковым списке деятелей науки и культуры, которых стоит сохранить, значилось и имя автора одного из лучших мистических романов, но вот конкретные решения принимались не им, и о результатах никто в известность не ставил.

– Как ваш «Мастер и Маргарита»? – Кирилл, не напрягаясь, переставил массивное кресло поближе и сел.

– Хм… – Михаил Афанасьевич округлил глаза. – Я вроде кроме жены его никому не показывал.

– Мой друг утверждает, что рукописи не горят. – Кирилл покачал головой. – Кстати, я, наверное, могу поспособствовать изданию вашего романа. Замечательная вещь получилась. А как ваша болезнь?

– Да вот, после лечения в Швейцарии все нормализовалось. – Булгаков на мгновение замер, но потом, вдруг улыбнувшись каким-то своим мыслям, успокоился. – Кстати, не проясните? Мне по секрету сказали, что решение направить меня на лечение было принято там, – писатель качнул головой вверх, намекая на руководство СССР.

– Не в курсе. – Новиков пожал плечами. – Но в сущности, какая разница? Вы живы, здоровы и напишете еще много хороших книг. Только не лезьте глубоко в эзотерику. Там сам черт ногу сломит, а уж человек-то и подавно.

– Не скажите, Кирилл Андреевич. – Мессинг, оседлавший любимого конька, воздел палец вверх и поучительно заметил. – Есть в нашем мире вещи, увидеть которые может только тот, кто лезет в эту самую эзотерику.

– А смысл? – Новиков усмехнулся. – Загадок вокруг море. Та же письменность майя до сих пор не расшифрована, чего уж говорить о других загадках. А в основном люди лезут во всякие тайные знания, чтобы потешить свое чувство превосходства. Смотрите, граждане, какой я необычный. Совершенно точно знаю, что если есть в ком-то необычная сила или способность, которая необъяснима с точки зрения науки, то сидит такой человек тихо и особенно не выпендривается. Но мы говорим о мистике, а вот то, что так замечательно получается у вас, Михаил Афанасьевич, это мистерии и притчи. Я, боюсь, такого таланта и не припомню среди почивших и живых писателей.

– Спасибо. – Булгаков, которого нечасто хвалили, даже зарделся от удовольствия.

– Кстати, захотите написать что-то о мистерии современной войны, милости просим. Провезем по фронтам, может, даже за линией фронта побываете.

– Вы сейчас о спецназе? – Булгаков заинтересованно прищурился.

– Нет. То есть и о нем тоже. Но в основном о рабочем классе войны. Артиллеристах, танкистах, пехоте, летчиках и всех, кто обеспечивает работу этого огромного механизма. Понимаете, война – это всегда существование на грани. Жизни и смерти как минимум. На пределе сил и возможностей. И мистерии там, конечно же, больше, чем в мирной жизни. Знаете, когда обычный парень с помощью шомпола и саперной лопатки заставляет стрелять пушку со снятым затвором и прицелом, целясь через ствол, и при этом выбивает роту танков [93] Реальный случай на Курской дуге. – это, согласитесь, впечатляет. – Новиков достал из кармана визитницу и, вынув простую картонную визитку с телефоном, протянул ее литератору. – Как созреете, позвоните. Телефон прямой, так что вас сразу соединят с моим адъютантом, а его я предупрежу.

– Спасибо. – Булгаков кивнул и спрятал визитку в нагрудный карман пиджака.

Тем временем Дунаевский начал петь свои песни, и многие гости подпевали, причем так, словно давно это репетировали. После Дунаевского эстафету принял Покрасс, а отыграв «Прощальную комсомольскую», хитро взглянул в сторону Новикова.

– А вы, Кирилл Андреевич, все увиливаете? – Дунаевский шагнул вперед и сделал приглашающий жест. – Порадуйте нас чем-то новеньким.

Кирилл уважал Дунаевского за человеческие качества и редкий мелодический дар, поэтому не чинясь подошел к инструменту.

– Новеньким? – Кирилл задумался, а руки, словно сами, начали проигрыш.

– Удивили. – Покрасс покачал головой. – Такого от вас никто точно не ожидал.

– А текст написать можете? – Валентина Серова умоляюще посмотрела на Кирилла, и мгновенно сориентировавшийся Дунаевский уже подсунул блокнот и ручку.

– Да, конечно. Это скорее все же женская песня. Ну, для женского голоса.

Пока Кирилл писал слова, Дунаевский быстро набросал ноты, и Серовой отдали практически готовый к исполнению продукт.

– Занятно. – Тихо подошедший Булгаков внимательно посмотрел на Новикова. – Знаете, вдруг повеяло чем-то таким… Ну, словно кусок другого времени.

– Это не по моей части. – Новиков хмыкнул и подмигнул Булгакову. – Наше время здесь и сейчас. – И выдав короткий проигрыш, запел:

Сразу удалось поймать непростой ритм песни, и слушатели замерли, впитывая необычный размер.

– Просто чудесно! – Дунаевский восхищенно взмахнул руками. – Скоро вы, Кирилл Андреевич, нас совсем без работы оставите!

– Работы, Исаак Осипович, на всех хватит. Это я точно знаю.

Придя домой, в душную от раскаленных батарей квартиру, Михаил Афанасьевич машинально повесил пальто и, не снимая обуви, прошел на кухню, где налил себе полный стакан дешевого коньяку и залпом втянул в себя обжигающую жидкость.

Жена Булгакова, разбуженная шумом, вышла, зябко кутаясь в старенький пуховый платок, и удивленно посмотрела на мужа. Тот вообще не был склонен к употреблению спиртного, но вот так, ночью, в одиночестве…

– Миша, что-то случилось?

– Случилось? – Булгаков поднял мутноватые от алкоголя глаза. – Можно и так сказать. Я, Леночка, сегодня виделся с… даже не знаю, как его назвать. Будто Сам явился по мою душу.

– Воланд? [96] Воланд (Мефистофель) – персонаж поэмы Гете «Фауст» и романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». – ахнула Елена Сергеевна Булгакова.

– В моем пантеоне таких богов до сих пор не встречалось. – Писатель издал сдавленный смешок. – Понимаешь, душа моя, он будто сошел со старинных гравюр. Высок, строен, с широкими плечами, словно атлант, и невероятным взглядом синих глаз. И при этом в нем будто сконцентрирована вся первобытная ярость мира. Нет, он вежлив, обходителен и даже весьма обаятелен, но вот только это обаяние заряженного оружия. И как он двигается! Я видел сытого и довольного жизнью тигра, но не приведи Господь увидеть его голодным!