Юрий Корчевский - В цель! Канонир из будущего

По дороге изредка проезжали сани – сначала в город, потом обратно. Федьки не было. Я уже замерз в сапогах. Валенки бы сюда, так ведь в них не побегаешь.

Когда начало смеркаться, понял – сегодня ждать бесполезно. Я вернулся к коню, запрыгнул в седло. Орлик рванул сразу, без понуканий – согреться захотел. В пять минут мы долетели до города. И вовремя – стражники уж ворота закрывать хотели.

Орлик сам понесся по улице и чуть не привез меня к дому Дарьи, да я вовремя спохватился, дернул поводьями и повернул к постоялому двору.

Слуга принял коня, а я направился сразу в трапезную. Хотелось горяченького – супа или щей, винца, чаю или сбитня горячего. За день я здорово замерз. Не хватало только простыть – все дело сорву. Кашлянешь ненароком в засаде – и все, пиши – пропало, другое время и место выбирать придется.

Однако обошлось. Когда следующим днем слуга вывел Орлика, я попросил у него попону, которую и получил в пользование за мзду малую. Так-то оно лучше будет. Орлик у меня теперь единственный конь. Добрый трофей мне достался – резвый, сообразительный, такого беречь надо.

Я встал в засаде на то же место. Сам оделся потеплее, на коня попону набросил – чего животину морозить. Только за елкой устроился, слышу – сани полозьями скрипят. Выглянул осторожно из-за елки – едет! Федька едет, и один. Прямо повезло мне!

Когда сани поравнялись с елочкой, я выскочил в два прыжка на санный путь, выхватил из-за пояса пистолет и взвел курок.

– Стой, Федька. Вылазь из саней.

– Коли грабить решил, так у меня нет ничего, только туша свиная.

– Вылазь да не дергайся – враз пулей башку разнесу.

Федька отпустил вожжи, соскочил с облучка и повернулся лицом ко мне.

– А, старый знакомый. Так ты не только вор – по чужим саням лазить горазд, ты еще и грабить решил. Чем же я тебе не угодил?

– Сани мне твои не понравились – чужие у тебя сани.

– Конечно, я и спорить не буду. Купил я эти сани – чуть более седмицы тому. Это ведь не возбраняется – сани купить?

Федор вел себя спокойно, только глаза его мне не нравились – нагловатые, с ненавистью в глубине. И еще – было ощущение, что Федька время тянет, выбирая момент, когда можно будет напасть.

– Ты не балуй, ножик свой на сани положи и отойди – шагов на пять.

Федька скривился, распахнул тулуп, вытащил нож из ножен и, медленно положив его на сиденье облучка, отошел. Я взял нож в левую руку. А похож нож на боевой – лезвие широкое, сам тяжелый, ручка удобная. Таким воевать можно, не только свиней резать.

– Лошадь где?

– Так вот же она, в сани запряжена.

– Я про другую спрашиваю, что раньше в эти сани запряжена была.

– Откуда мне знать? Сани купил я, а лошадь в глаза не видел.

Федор откровенно ухмылялся. И у меня других улик нет, чтобы дожать его. Решил я его спровоцировать.

– У кого сани брал?

– Не знаю. На торгу купил – понравились, а продавца не знаю.

– Так и быть – езжай дальше, а за задержку прости.

Я положил его нож на облучок и пошел в ельник, весь обратившись в слух по дороге. Скрипнул снег под Федькиными ногами. Один шаг, второй, третий… Пора! Я резко обернулся и поднял руку с пистолетом. Вовремя! Федька уже взял нож и сделал замах, чтобы метнуть его мне в спину.

Я выстрелил ему в живот и сам упал в снег. Федька нож кинуть успел, да видимо, удар пули в живот сделал свое дело – нож в сторону пошел. Я поднялся, отряхнул от снега штанины и подошел к саням. Федька лежал рядом, прижав руки к животу.

– Зачем стрелял, тать?

– Если бы не успел, сам лежал бы сейчас с ножом в спине. Тестя моего ты убил – вот на этой дороге, только подальше. И сани эти – его. Лошадь где?

– Не брал.

– Ой, Федька! Не ври, не бери греха на душу. От пули в живот умирать долго будешь – день, а то и два мучиться придется. Перед смертью скажи правду – скоро ведь перед Всевышним предстанешь, там не соврешь, и улики там не нужны. Господь – он все видит.

– Продал я ту лошадь, в Пронино продал.

– Деньги где?

– Какие деньги – медяки одни! Разве это деньги?

– Тогда зачем Илью убил?

– Аристарх, сволочь, по пьяному делу хвастал, что с коптильни той купец денег много возит, вот я и позарился.

– Сволочь ты последняя, пес смердящий!

Я несколько раз пнул мясника ногой, потом пошел в лес, поискал и, с трудом найдя Федькин нож, вернулся к дороге. Увидел убийца нож в моей руке, понял, зачем я вернулся, и задергал ногами, пытаясь отползти. Да куда он отползет с развороченным брюхом? За ним тянулся кровавый след. Не жилец он. Добью его, добью, как и хотел – его же ножом! Я вонзил его нож, которым он убил Илью, ему же в сердце. Федька закатил глаза, дернулся и затих. Нож так и остался у него в груди.

Я обтер снегом руки. Мерзко было на душе, как будто змею убил. Да, я отомстил за Илью, до конца исполнив свой долг, но все равно привкус этой победы был горьким.

Я развернул на дороге лошадь и сани Федьки, шлепнул ее по крупу ладонью. Лошадка привычно затрусила в сторону дома. Чего ей тут стоять, мерзнуть попусту? Дорога не бойкая, этак она может простоять здесь до вечера.

Я подошел к Орлику, отвязал поводья, уселся в седло и выехал на дорогу.

Въехав в Псков, добрался до постоялого двора. Пусто было на душе. Долг исполнил, убийцу покарал – а что дальше? Исчезла цель, которая мною двигала в последние дни. События января были столь значимы и так разительно сказались на моей судьбе, что их требовалось осмыслить. Поездка в Москву, убийство Ильи, мое изгнание – надо называть вещи своими именами – из семьи, розыск и отмщение убийцы. Круговорот событий завертел меня, не было возможности даже передохнуть и осмыслить происходящее.

И вот теперь времени – вагон и маленькая тележка в придачу. С чего начал, к тому и пришел. Вновь один, нет дома и семьи, даже цели какой-то в жизни – и той нет. Я был просто раздавлен.

День я отлеживался в своей комнате, переосмысливал последние события, пытаясь понять, где и в чем я совершил ошибку, что сделал не так. Понятно, что сделанного не изменишь, но разобраться в причинах моих потерь хочется. Искал ошибку и не находил. В конце концов я плюнул на все, спустился в трапезную, заказал обильный ужин – ведь не ел вторые сутки, и изрядную выпивку. Как говорится, будет новый день – будет и новая пища. Не стоит предаваться унынию долгому, надо начать жить заново. Сейчас я бомж, но голова, руки, умение и инструменты при мне.

Ел я не спеша, попивая винцо и поглядывая по сторонам. Просто так, из интереса. По соседству в одиночестве трапезничал, судя по одежде, купец. Ел и пил он аппетитно – вероятно, здорово проголодался. Подкрепившись, он подмигнул мне.

– Чего пьешь в одиночку? Присоединяйся, двое – уже компания.

Я, переставив на его стол миски с едой и кувшин, пересел на лавку напротив него.