Юрий Корчевский - В цель! Канонир из будущего

– Хочешь – и я буду звать так же.

– Обоза я два дня ждал; еще бы сидел, да ты удачно подвернулся, вот и решился я.

– Так ведь ты меня не знаешь, может я – тать.

– Не похож ты на татя. А одному ехать никак нельзя. Случись разбойники или еще какая напасть – спину прикроешь или другую помощь окажешь. В пути русские люди помогать друг другу должны, коли веру блюдут.

– Верно мыслишь.

– А ты чего в лекари подался? От нужды?

Я удивился:

– Почему же от нужды?

– Ну вот отец мой и дед торговлей промышляли, мне ремесло передали, с нужными людьми познакомили.

– Нравится мне это дело – людей лечить, здоровье возвращать. Можно сказать – по велению сердца.

– Вона как! И что – кормит ремесло?

– А ты загляни в мой мешок, дозволяю.

Ксандр перегнулся с облучка, дотянулся до мешка, развязал и залез в него рукою. Вытащив пригоршню золотых и серебряных монет, ахнул.

– Похоже, не тем я всю жизнь занимался.

Бросил деньги в мешок, завязал его.

– Чего же с собой такие деньжищи возишь? Пустил бы в дело!

– Хотел пустить, часть уже потратил. Дом каменный в Пскове строил, да вот до конца не успел.

– Погоди-ка, недалеко от постоялого двора дом из белого пиленого камня стоит. Стены и крыша есть, но без окон. Твой?

– Мой.

– Хорошие хоромы будут. Я уже смотрел на него – красив и ладен, глаз не отвести. Я уж думал про себя – повезло человеку. А ты вон со мной из Пскова уезжаешь. Стало быть – не такой ты и везучий.

– Ага, белая полоса в жизни, потом черная. Тестя убили – отомстил, потом жена выгнала. Точно – неудачник.

– Не унывай, не вешай носа. Уныние – грех.

Так мы и ехали до вечера, разговорами скрашивая дорогу. На ночь остановились на постоялом дворе.

Через три дня были в Великих Луках, а потом – Ржев, Можайск… К концу третьей седмицы мы въезжали в Москву. Ксандр сразу предупредил:

– Возьми свой мешок из саней и рот не разевай. В Москве народ шустрый – коня из-под тебя уведут, и не заметишь. Лучше бы ее вообще проехать, пока не вечер.

Так и сделали, хотя это было непросто. Улицы узкие, кривые, народом запружены. Но Ксандр дорогу знал, и часа через три мы уже выезжали из городских ворот.

По Владимирскому тракту почти непрерывно тянулись сани, ехали верховые. Такой же поток шел в Москву. Отстроилась Москва после пожаров, каменных домов много появилось, но и бревенчатых изб хватало. Новых, желтевших ошкуренными бревнами до следующего пожара.

Мы отъехали верст на пять – еще виднелись купола московских храмов, – как начало смеркаться. Вовремя подвернулся постоялый двор, где и заночевали.

Так, хоть и неспешно, но непрерывно двигаясь, к концу недели мы подъехали к Владимиру. Купец, завидев городские стены, встал во весь рост на облучке и заорал:

– Дома!

Мой Орлик от испуга аж в сторону шарахнулся, а Ксандров битюг только ушами запрядал и продолжал тянуть ровно. Наверное, дом чуял, конец дальнего пути.

Мы миновали городские ворота, где Ксандр заплатил мыто стражникам.

– Ну что, Ксандр, давай прощаться?

– Как «прощаться»? Не по-людски будет. Ко мне едем – покушаем домашнего, в баню сходим, а то я запаршивлю скоро, отоспимся. А там уж решай – что делать. Может, и я чем помогу.

Так и сделали.

Дом у Ксандра оказался хлебосольным. Жена встретила мужа радостно, меня – приветливо. Быстро собрала на стол, пока купец товары из саней в подклеть сносил. Слуга кинулся печь в бане топить, воду греть. Время провели за рассказами жене о путешествии, попутно подъедая угощение.

– Ты не налегай на еду, Юра. В баню сытым лучше не ходить. Вот помоемся, тогда и поесть от пуза можно, и выпить.

Вошел слуга, объявил:

– Банька готова!

Я достал из своей сумы чистое исподнее, и мы отправились в баню. Банька приятно удивила: чистый предбанник, парная, моечная. Везде выскобленные до желтизны полки, чистота, запах дерева. Пахло распаренными вениками. Ксандр щедро плеснул на каменку квасом, и нас окутало облако пара, вкусно пахнущего хлебом. Я и сам люблю русскую баню, но Ксандра перещеголять было невозможно. Он лежал на самой верхней полке и кричал:

– Поддай парку!

А у меня от жара аж волосы трещали, хотя на голове войлочная шапка была.

Я сдался первым – выскочил в моечную, ополоснулся теплой, а потом холодной водичкой и уселся в предбаннике. А тут на столе – холодный квас и холодное же пиво в запотевших горшках, рыбка вяленая и копченая.

Посидели, попробовали из обоих кувшинов, попотели, остыли, смыли в моечной пот – и в дом. Славно – в чистом белье, сам чистый до скрипа кожи, стол от яств ломится.

Мы ели и пили до полуночи, и еще сидели бы, да глаза слипаться начали. Заметил Ксандр, что носом я клюю, и проводил в спаленку. Эх, благодать!

И утром никто не будил, спал до полудня. В доме тишина – дети не кричат, слуги на цыпочках ходят, жена на кухне посудой не гремит – хозяин вернулся!