Юрий Корчевский - Самоход. «Прощай, Родина!»

Плохо было то, что батарея лишилась части снарядов и грузовика для их подвоза. Еще часть снарядов – осколочно-фугасных и бронебойных – хранилась в нише недалеко от пушек.

Бегство диверсантов имело последствия. Вернувшись к основной группе у перекрестка дорог, они связались по рации с передовыми частями вермахта и доложили координаты батареи и ополчения.

Около десяти часов утра издалека ударили немецкие гаубицы. Послышался нарастающий вой падающих снарядов, потом разрывы – кучно, сразу четыре рядком.

Стреляла одна батарея. Расчеты гаубицы работали слаженно, разрывы звучали каждые десять-двенадцать секунд.

У некоторых ополченцев сдали нервы: они заметались по траншее, выскочили на поверхность и были убиты. Страшно, кажется – после очередного взрыва обрушится стенка траншеи или окопа и тебя заживо погребет под массой земли. Но надо было пересилить себя, ведь только земля укроет от осколков.

Артналет продолжался минут десять, но разрушений он натворил много. Избы в деревне были разрушены все, в рядах ополченцев появились убитые и раненые. Один тягач «Комсомолец», получив повреждение двигателя и ходовой части, потерял способность передвигаться. Но пушка его была цела и сохранила способность стрелять, превратившись в неподвижную огневую точку.

Как обычно после налета, немцы начали атаку. Первыми заметили танки ополченцы и забили тревогу.

– Танки! – пронеслось над траншеями.

Теперь ополченцами командовал политрук.

Расчеты заняли боевые посты у орудий. Немцы, полагая, что пушки подавлены артогнем, шли широкой полосой. За ними в бронетранспортерах ехали пехотинцы.

Виктор поймал в прицеле T-III. Все наступающие танки были этой модели, и ЗИС-30 справлялась с ними легко.

Командир батареи приказа на то, чтобы открыть огонь, не отдавал, желая подпустить танки ближе, и Виктор в душе возмущался. Из пушки можно было поразить T-III с дистанции прямого выстрела, метров с восьмисот. Но танки были уже в полукилометре, и в прицеле хорошо были различимы кресты и запасные траки на лобовой броне.

– Огонь! – прозвучала долгожданная команда.

Виктор выстрелил в лоб корпуса и увидел попадание. Танк встал и задымился. Из его люков начали выбираться танкисты, но они не его цель.

Рядом горел еще один танк, подбитый второй самоходкой.

Но и противотанкисты обнаружили себя. В прицел Виктор видел, как T-III, остановившись, поворачивает башню, наводя орудие. Немцы стреляли с коротких остановок – так точнее.

– Готово! – закричал заряжающий, клацая затвором.

Виктор сразу выстрелил, целясь в башню. Счет шел на секунды – кто кого, и Виктор успел первым. Башню сорвало с корпуса мощным взрывом, из погона корпуса вверх взмыло пламя, видимо – снаряд попал в боезапас.

Один из танков выстрелил бронебойным снарядом и угодил в гусеницу и каток тягача. Самоходку сильно тряхнуло – удар снаряда был достаточно мощным. Тягач лишился хода, но орудие и расчет были целы, и пушка продолжила вести огонь.

Виктор обнаружил танк, стрелявший по пушке. После выстрела с остановки он вновь двинулся вперед и держал направление именно на самоходку. Ну да, не хотел подставлять борт, полагая, что лоб корпуса или башню пушки не пробить. Немцы не сталкивались с применением новых 57-миллиметровых пушек и считали, что русские ведут огонь из 45-миллиметровой пушки.

Виктор сильно разочаровал немецких танкистов. Он подвел марку прицела под нижний срез башни и выстрелил. Ничего не произошло, танк продолжал движение.

А заряжающий уже вбросил в казенник новый снаряд.

Виктор решил выстрелить еще раз – уже в лоб корпуса, но в этот момент танк задымил и встал. Ни один танкист из горящей машины не выбрался.

И вдруг командир орудия закричал:

– Влево доверни двадцать, влево! Мать твою, танк прет!

За поединком Виктор перестал следить за полем боя, и один из танков подошел совсем близко, дистанция была метров двести. Он почти непрерывно вел огонь из пулемета. Фонтанчики от пуль взбивали пыль на бруствере траншеи ополченцев и тянулись к пушке.

Танк на ходу раскачивало, и пулеметчик не мог точно прицелиться, хотя он явно целил по пушке.

Виктор стал быстро крутить штурвал горизонтальной наводки. Вот уже в прицеле виден крест на броне.

Танк и пушка выстрелили одновременно. T-III стрелял осколочно-фугасным снарядом и угодил в кабину тягача. Легкая, противопульная броня в 10 мм не выдержала попадания снаряда – ее разворотило.

Близкий взрыв оглушил, сбросил Виктора с сиденья наводчика на землю. Но железные части тягача и пушки приняли удар осколков на себя, и Виктор уцелел. Он не был ранен, но в ушах звенело, и он ничего не слышал.

Поднявшись на четвереньки, Виктор повернул голову. Танк, стрелявший в них, горел.

Сделав над собой усилие, Виктор поднялся и увидел – рядом с тягачом лежали тела расчета. Из всех номеров уцелел только он один.

Повернувшись всем корпусом, он увидел еще и то, что вторая самоходка была разбита. Батарея прекратила свое существование.

Он окинул взглядом поле боя. К траншеям ополчения прорвался один-единственный танк, и сейчас он утюжил окопы, давя бойцов. Вот из одного окопа вскинулась рука, и на моторное отделение танка упала, разбившись, бутылка с зажигательной смесью. Вспыхнул огонь.

Сначала танкисты не почувствовали пожара, но потом, во время разворота, двигатель заглох. Виктор этого не услышал, он увидел – гусеницы не вращаются, а из моторного отсека уже валит черный дым. Танк, многотонная железяка, в которой и гореть вроде бы нечему, сгорает за несколько минут. Немного промедли экипаж – и он сгорит вместе с машиной.

Люки распахнулись, и из танка стали выбираться танкисты. Но ополченцы не дали им спастись, прицельным огнем из винтовок они расстреляли всех.

Немецкая пехота, видя поражение танков и лишившись их поддержки, стала отступать. Из траншеи по ним не стреляли – слишком мало ополченцев осталось.

Понемногу звон в ушах прошел. Виктор озирался по сторонам, пытаясь понять, что ему делать. Пушки нет, расчет погиб… Идти в траншею? Или искать комбата? Жив ли он?

Покачиваясь, он направился к машине взвода управления – замаскированная, она стояла в лесу.

Комбат был здесь. С забинтованной головой, он сидел на подножке кабины и курил папиросу. Подняв голову на звук шагов, он увидел Виктора и удивился:

– Жив? А я уж подумал, что вся батарея полегла. Ты как?

– Контузило, отошел уже. Снарядом тягач и пушку разбило, думал – оглох.

Виктор уселся на землю – в голове была пустота.

Комбат встал с подножки:

– Пройду по позиции. Может быть, кто-нибудь из наших и остался жив…

Виктор так и остался сидеть. Сколько времени прошло, он не знал.