Юрий Корчевский - Самоход. «Прощай, Родина!»

Сталин не сам придумал штрафные подразделения – они существовали в армиях других стран. Например, Германия ввела их в 1936 году. У них существовала 36-я гренадерская дивизия СС «Дирлевангер», 999-й батальон вермахта для политических, получивших срок от 3 до 5 лет, и пятисотые батальоны – 500, 540, 550, 560 и 561 для военнослужащих, совершивших преступления во время военных действий.

Для Виктора переход из статуса боевого командира, самоходчика, в статус осужденного был шокирующим, он находился буквально в прострации.

В камере их держали недолго. Сформировав маршевую роту в 36 человек, отправили в теплушке к месту дислокации штрафбата. Везли, как заключенных – на окнах решетки, конвой. Через сутки высадили на глухом полустанке, построили в колонну и повели по грунтовке через лес.

Штрафбат располагался в землянках.

Конвой сдал личные дела штрафников в канцелярию. Вновь прибывших построили. На морозе пришлось стоять долго.

Наконец вышел комбат и представитель спецотдела. Они провели перекличку, а потом комбат обратился к присутствующим:

– Всем снять с петлиц знаки отличия. Здесь у всех одно звание – боец. Вышел за территорию батальона – расстрел, за неисполнение приказа командира в бою – расстрел. За трусость и мародерство – расстрел. Разойдись.

Командиры постоянного состава штрафбатов получали повышенное денежное довольствие, дополнительный паек и выслугу лет – месяц службы в штрафбате исчислялся в шесть месяцев.

Штрафные роты и батальоны бросали на самые напряженные и опасные участки фронта, зачастую – в лоб на пулеметы, без предварительной артподготовки. Потери личного состава были ужасающие. Оружие – винтовки – раздавались перед боем, ни пулеметов, ни гранат не было.

Все это Виктор и прибывшие с ним новички узнали в бревенчатом сарае, куда их поместили. Тут уже находились те, кто здесь пробыл неделю, месяц. Кто пробыл два – таких не нашлось.

Кормили неважно – не как военнослужащих, а по норме заключенных в лагерях.

Виктор познакомился с соседями по нарам. Слева находился, судя по выцветшим пятнам от ромбиков на петлице, комбриг, справа – капитан артиллерии. Петлицы на его форме были черные, со следами скрещенных пушечных стволов.

За что их осудили, никто из присутствующих не рассказывал, но в целом взвод, в который попал Виктор, ему понравился. Все фронтовики, мужики серьезные.

– Как в атаку бросят, любым путем надо добраться до немецких траншей, – сказал капитан. – Побежишь назад – свои же постреляют из пулеметов. А уж как ворвемся – кому повезет, хватайте у убитых немцев оружие – автоматы, гранаты. Тогда отобьемся.

– Приходилось уже в такую атаку ходить? – спросил Виктор.

– Да, два раза.

Капитан покрутил головой – нет ли в бараке кого из постоянного состава, завернул ватник и гимнастерку: за поясом у него торчал пистолет.

– У немца забрал. Выручил он меня. Если бы не этот пистолет, похоронили бы меня давно. Из-за угла траншеи немец выскочил – я первый успел шмальнуть. С винтовочкой, пока затвор передернешь, он из автомата из тебя сито сделает.

Виктору капитан понравился, мужик боевой, и он решил в бою держаться поближе к нему.

На следующее утро после жиденького чая с черным хлебом их погрузили на грузовики и повезли. Куда – никто не знал.

Высадили у деревни. С одного из грузовиков раздали винтовки и по две обоймы патронов.

– Выдвигаемся туда, – показал лейтенант, командир взвода из постоянного состава, направление, – по моей команде дружно поднимаемся – и в атаку. Отставших пристрелю лично. Задача – взять траншею, а лучше – занять вторую линию. Вас сменят обычные войска.

– Мин нет? – спросил бывший комбриг.

– Если и есть – разминируете, – ухмыльнулся лейтенант.

Вот сволочь! Он ведь подразумевал – разминируете собой, подорветесь. Немцы всегда минировали «нейтралку» перед своими траншеями. А еще там могла быть колючая проволока, спирали Бруно. Только был ли у штрафников выбор?

Шли по снегу цепочкой, след в след – так легче. Потом залегли. Виктор сколько ни смотрел, немецких траншей не увидел.

– Не крути башкой, я эти места знаю, – сказал капитан. – Немцы в километре от нас. Поле ровное, как стол, постреляют нас здесь, как куропаток. Хоть бы белые маскхалаты дали… – Капитан сплюнул.

Они залегли в снег. Холодно. Повезло тем, у кого тулупы были. Все прибыли в той форме, в какой их арестовали, и хуже всего пришлось тем, у кого на ногах были ботинки. В сапоги хотя бы снег не попадал, однако ноги отчаянно мерзли.

Сзади взлетела желтая ракета.

– Штрафники, в атаку – марш!

Лейтенант поднялся с пистолетом в руке.

Выставив вперед винтовки с примкнутыми штыками, штрафники побежали в сторону немецких позиций. Жиденькая цепочка осужденных растянулась на добрую сотню метров по фронту, и за каждым взводом бежал командир с пистолетом в руке.

Виктор обратил внимание, что взводный бежит только по следу штрафника, опасаясь противопехотной мины, и прикрывается фигурой осужденного.

Из немецких траншей довольно долго не стреляли. Наверное, немцы поверить не могли, что русские вот так, в лоб, без артподготовки, без поддержки танков – и на пулеметы… И только когда дистанция сократилась метров до двухсот, заработали пулеметы.

Виктор припал на одно колено и прижал винтовку к плечу. После бега по снегу сердце колотилось, он никак не мог отдышаться, и ствол винтовки ходил ходуном. Через несколько секунд успокоился, взял на мушку едва видимую каску пулеметчика и выстрелил.

Однако пулемет продолжал стрелять.

Виктор выругался и хомутиком прицела установил его на число «200». Впопыхах стрелял на постоянном, потому промазал.

В этот момент услышал, как сзади орет лейтенант:

– Вперед! Почему встал?

– Пулеметчика завалить надо.

Он прицелился еще раз и снова выстрелил.

Пулемет замолчал, но стреляли еще два.

Виктор побежал вперед. Истрачено два патрона, осталось восемь, а он к траншее еще даже и не приблизился.

Немецкие пехотинцы открыли автоматный огонь – раньше не видели смысла – из МР38/40, однако с расстояния в сто метров в человека попасть затруднительно.

Виктор догнал капитана.

– Гранат бы сейчас, механик! – прокричал тот.

Сзади хлопнула мина, и Виктор обернулся.

Взводный упал, выронив пистолет. Как ни берегся лейтенант, а от злого рока не ушел.

Немного левее Виктора несколько штрафников ворвались в траншею – оттуда слышались крики и громкий русский мат.

И немцы не выдержали. Штыковых атак они панически боялись, считая их жутким варварством. Немецкие пехотинцы стали разбегаться по траншее в стороны, а некоторые и вовсе выбирались и бежали ко второй линии траншей, метров за триста от первой. По ним не стреляли – у многих штрафников уже закончились патроны.