Гай Орловский - Небоскребы магов

– Может, не стоило отдавать всю добычу команде?

Я отмахнулся.

– Пусть. Это мелочи. Зато покупаем лояльность команды. Увидят, служить мне еще и выгодно. И всем расскаждут.

– Далеко смотришь, – заметил он. – Не представляю даже, на какую добычу нацелился.

– Это хорошо, – сказал я.

– Но догадываюсь, на мелочи размениваться не возжелаешь?

– Не для того мы все это затеяли, – отрезал я.

Он сказал с интересом:

– Ты с таким пафосом рассказываешь, что их проклятый король вероломно схватил нас и бросил в тюрьму… в самом деле веришь, что твой рассказ разойдется по королевству и там поднимут мятеж против такого правителя?

Я покачал головой.

– Нет, конечно. Это оправдываюсь за грабеж. Это вам никакие оправдания не нужны, просто грабите, и все!.. Потому что можете. А мне, как демократу, убивать и грабить так просто нельзя, нужны оправдания…

– А ты их, конечно, находишь, – сказал он с пониманием.

– Конечно, – ответил я с некоторым удивлением. – А нет, так придумываю сам. Я человек образованный и культурный, под что угодно могу подвести базу и что угодно объяснить и оправдать необходимостью или далеко идущими стратегическими целями гуманиста.

Он посмотрел несколько странно.

– Ты совсем другой. Даже не понимаю… то ли предельно подлый, то ли именно другой…

– Когда подлость становится массовой, – объяснил я, – она уже не подлость. Остается только закрепить законом, и вот тебе новый благополучный и демократичный мир. И по-своему справедливый. Понимаешь, когда подлые все, то подлых как бы и нет вовсе. Никто никому не верит, за всем следят юристы, всё только по договорам, подписанным и заверенным нотариусами.

Он спросил, морща лоб:

– Погоди-погоди… У нас разбойники те, кто прячется под мостом… или в лесу и грабит путников… А у вас… что, разбойники все-все?

– До единого, – ответил я честно. – Потому их как бы и нет. И разбоя нет, мы это называем другими именами. Например, удачным менеджментом.

Он посмотрел на меня несколько странно.

– Знаешь, Юджин… когда захочешь вернуться в свое королевство, возьми с собой, хорошо?

– У нас ад, – сказал я честно, – а тут рай и счастье.

– Я не настолько стар, – сказал он, – чтобы восхотелось рая. А пока молод, нужно пройти ад вдоль и поперек!.. Постой, что там темное на горизонте…

– Ад, – ответил я. – Приближается ад. В смысле, шторм.

Грегор прокричал:

– Двое на руль к Джонадеру! Привязаться, чтобы не смыло!.. Опустить парус, натянуть канаты…

Народ заметался, но, как мне показалось, уже без паники. То ли потому, что пережили первый шторм, то ли благодаря удачному пиратствованию, что добавило уверенности, но шторм налетел, корабль полез на высокую водяную гору, ветер пытался сорвать парус, но его как бы нет вовсе, лежит вместе с реей, придавленный ею, а Джонадер и двое гвардейцев держат руль, не давая ветру и волнам повернуть корабль боком.

Прошло не больше трех минут, шторм исчез, вообще это был не шторм, а шквал, опасный внезапностью, однако высокие борта не позволили затопить судно, а команда сработала на удивление четко.

Я сказал с чувством:

– Поздравляю… Поздравляю!.. На этот раз я почти не волновался. Мы уже свои на море.

Фицрой, как и остальные, чуточку ошалел оттого, что все получилось так чисто и великолепно, смотрел с уважением, но промолчал, зато Грегор спросил в лоб:

– Капитан… вы знали, что здесь… бывает такое часто?

– Это не часто, – сказал я подчеркнуто бодро. – Дальше будут еще свирепее! Потому и корабли придется строить полевиафанистее. Или полевиафаннее? Потом объясню. Я не что-то лохматое, что в мусорке роется… я – Улучшатель!.. Эй там, держать курс на базу!

Фицрой вскрикнул:

– Смотрите!..

В оранжевом небе неспешно плывут, как стая крупных рыб в прозрачной чистой воде, крупные птицы… вроде бы птицы, хотя за ними тянутся совсем не птичьи хвосты. Скорее ящерячьи, что неудивительно, птицы от ящериц, как мы от обезьян, потому у вас волосы, а у женщин ужимки, а у птиц на ногах рыбья чешуя…

– Химеры? – спросил Грегор.

– Драконы, – ответил Фицрой с сомнением и уточнил: – Недомерки.

– Порода такая?

– Ну да, как козы перед коровами…

Я тоже смотрел, как они летят, крыльями взмахивают медленно, неспешно, однако их вожак повернул голову на длинной шее и начал всматриваться в нашу сторону как-то нехорошо.

Фицрой сказал быстро:

– А если нападут?

Подошел Ваддингтон, похлопал по рукояти меча.

– Мы им нападем…

Вожак лег на левое крыло и красиво повернул в нашу сторону. Фицрой сказал тревожно:

– Не думаю, что спросят, в какой стороне Дронтария…

– Всем спрятаться, – велел я.

Фицрой сказал в недоумении:

– А где тут прятаться?

Он поднял с пола копье и бросил его Ваддингтону, а сам подхватил другое. Все вооружились и, выставив вверх острия, приготовились ждать нападения, если эти дуры настолько тупые, что ринутся на блестящие и видимые издали остро заточенные наконечники копий.

Птицы сделали круг над кораблем, постепенно снижаясь, затем вожак резко взмахнул левым крылом.

На солнце сверкнуло острие ножа, так мне показалось, я инстинктивно задержал дыхание, а блистающее лезвие понеслось к кораблю, донесся глухой стук.

Я увидел, что из борта торчит длинное маховое перо с коротким блестящим лезвием.

– Гарпии! – закричал я. – Берегитесь, эти твари мечут оперенные ножи!.. Не попадитесь!

Вслед за вожаком остальные чудовища умело заходили для атаки на корабль, резко взмахивали крыльями, и отточенные острия неслись в сторону корабля.

Я прицелился и, ухватив рукоять пистолета обеими руками, открыл стрельбу по двигающимся целям. Гарпии еще трижды сбросили стрелы, кто-то закричал от боли, а я стрелял и стрелял, наконец одна гарпия судорожно забила крыльями и рухнула в море, подняв столб брызг, а вторая ухитрилась с силой грохнуться на корму.

Фицрой прыгнул туда и двумя ударами меча отсек голову крылатой твари. Остальные гарпии, получив отпор, поднялись ввысь, долго выстраивались для полета, я понял, что некоторых все-таки ранил, а когда медленно и неуклюже ушли за пределы видимости, наши торопливо начали собирать воткнувшиеся в дерево перья, любая диковинка стоит бешеных денег.

Я подошел к Фицрою, он пинком перевернул гарпию навзничь, ничего особенного – размером со среднюю обезьяну, наполовину в перьях, наполовину в чешуе, даже без головы все еще царапает доски крепкими когтями.

Отделенная мечом Фицроя голова все еще щелкает оскаленной пастью, примерно такие у огромных летучих мышей, если, конечно, летучие мыши бывают таких размеров, хотя тогда их мышами звать как-то неуважительно, Карл Линней бы запротестовал.