Михаил Дулепа - Господин барон

Старик возмущенно выпрямился:

– Господин барон, в Гравштайне привидений нет! Я бы знал, будь это иначе! Мы не должны обманывать посетителей!

– В самом деле нет? Ничего, скоро появятся!

Кажется, он меня неправильно понял, слегка побледнев. Пришлось пояснить:

– Два-три десятка молодых людей да столько же туристов, плюс придуманная вами «репутация» – тут не то что привидения, тут драконы в подвалах заведутся!

– Кстати о молодых людях – несмотря на ремонт, у нас не так много подходящих мест для гостиницы, а ведь надо еще поселить и ваших пажей!

– Столько зданий и нет места? Что-нибудь перестроим по-быстрому. Кто по конкурсу не пройдет, тех припрячь можно, не хуже таджиков получится.

– Боюсь, господин барон, вы не можете перепланировать замок.

– Да? Почему же?

– Потому что по отношению к историческим объектам закон… – Старик осекся.

– Да-да? Продолжайте.

– Это очень нужный закон!

– Вот как? Дайте мне листок бумаги.

– Господин барон, не стоит этого делать!

– Дайте сюда.

Выхватив у него из рук папку с бумагами, я на первом попавшемся листе начеркал два абзаца, расписался.

– Вот. Первый абзац – это отмена старого закона, второй – новый закон на эту тему. Не забудьте поставить печать!

Фон Шнитце завис, печально глядя на мои каракули, я похлопал его по плечу.

– Молодежь Эскенланда с удовольствием ломает традиции! Так что начинайте думать, что будем перестраивать… пока я еще чего-нибудь не отменил!

Эх, а мне понравилось! Дома бы так – запрещает что-то закон, а ты его р-раз! – и переписал, вместо того чтобы нарушать. Прямо вижу, как все сто сорок миллионов ежедневно, по десять раз на дню, всю конституцию переписывают, ага. Нет уж, должно быть единовластие! И желательно, со мной во главе! М-да, что-то старичинушка совсем приуныл, поняв, какое чудовище пригрел в стенах замка. Надо как-то разговор переводить на более нейтральные темы.

– Эгельберт, все хотел спросить – мелодию на будильник кто мне ставил?

– Я, господин барон. Хотел, чтобы вы чувствовали себя как дома.

– Холодные стены, скрипучая неудобная кровать, люди, постоянно требующие от меня странного, виселица под окнами и пыточная неподалеку – в самом деле, чувствую себя как дома.

– Рад, что вам нравится, Александэр.

Я покосился на старика, но тот смотрел честными глазами. Нет, не издевается. Или очень хорошо скрывает.

– Ну ладно, а что происходит вокруг? Чем занимаются мои коллеги по тяжелой баронской доле?

А то я как-то упустил тот факт, что на полуострове правлю не только я, тут еще двенадцать собратьев по несчастью развлекаются. Управляющий начал выкладывать подробности.

Во-первых, наш герцог-неформал. Пацан сидел сейчас у себя и занимался какими-то ритуальными телодвижениями. Церемонию коронации, между прочим, тоже фон Шнитце готовит, и он же будет проводить ее как самый знающий традиции эск, но пока что шли приемы, разговоры, службы в центральном соборе и прочие очень важные, никому не нужные мероприятия.

Остальные бароны занимались каждый своим. Собственно, эсков среди них всего половина, остальные титулы были выкуплены иностранцами (тут я узнал, что в данный момент являюсь самым «долгоправящим» на острове бароном – двадцать три года, однако! Ближайший конкурент отставал на год и семь месяцев, что давало мне какие-то призрачные преимущества, типа права «Первым поднять кубок во здравие земли» или непонятное право «Блюсти закон по слову»).

Впрочем, чудили все примерно одинаково.

Один обязал всех подданных ежедневно три раза – утром, в полдень и на закате – хором петь неофициальный гимн Эскенланда, начинавшийся словами «Победили мы французов».

На мой неосторожный вопрос «Почему именно их?» старик тут же выдал историю многовековых попыток присоединить Эскенланд к этой прекрасной стране. Оказалось, что из всех соседей только Франции почему-то никогда не удавалось завоевать эсков. Это является поводом для сомнительной гордости местных, сложивших единственную победную песню, которую поют по любому поводу, потому что больше никаких побед за ними не числится. Видимо, этот барон большой патриот… или имеет что-то личное к французам.

Другой, как оказалось, сразу ввел право первой ночи, что я тут же прокомментировал с максимальной тактичностью:

– Вот дурак!

– О, Александэр, вы тоже могли бы возродить этот древний обычай. – Эгельберт намекающе приподнял бровь.

– Да не дай бог! Здесь же у половины баб скандинавские корни, а у оставшихся – немецкие!

– Господин барон! – Старик возмущенно выпрямился. – Женщины Эскенланда прекрасны своей особенной красотой, так что ваши намеки…

– Не о том мыслите, Эгельберт, – им если что-то положено, то хоть сдохни, а изволь сделать, характер такой. У меня никакого здоровья не хватит подобную обязанность исполнять. Помру на очередной «несчастной жертве» через месяц от истощения!

– О! В самом деле, я как-то не подумал.

– Так что молчим на эту тему!

– Ну, вы крепкий молодой мужчина, у вас есть определенные потребности…

– Фон Шницель, угадай, кого я заставлю меня подменять еженочно?!

– …с другой стороны, некоторые сомнительные традиции лучше оставить истории. Моя Эмма очень ревнива, может не понять, – последнее он произнес с интонациями законченного и счастливого своим положением подкаблучника.

Наконец, мы вышли на тот участок стены, с которого виднелась импровизированная полоса препятствий. Сейчас на ней проходили очередное испытание последние желающие стать моими оруженосцами.

Всем претендентам предлагали пройти платный экзамен. Осилившие его становились пажами и допускались к дальнейшему обучению – уже на оруженосца, лучшие из которых, в свою очередь, получали шанс (но не право, это оговаривалось!) стать рыцарями. В общем, большая связка морковок перед носом толпы осликов. Не бедных, надо заметить, осликов.

Вообще-то, при таком количестве желающих, я совершенно не собирался посвящать в рыцари каких-то левых людей. Им приставка к имени, а мне головная боль? Нет уж! Точно выяснив, что неблагородных отроков можно вполне законно оставить в оруженосцах на всю жизнь, я собирался честно сжульничать, выпихнув их с дипломами «почетных сквайров».

Я и сам-то не рыцарь, всего лишь барон, так и нечего тут лапать грязными руками золотую мечту детства. Тем более что вторая мечта – слетать на Луну – все еще недостижима.

Хотя надо проверить, вдруг я еще и владелец космического корабля? Жизнь – такая странная штука…

К тому же правителем я считаюсь по недоразумению, и через два месяца перестану им быть. Ну и зачем мне людская память о «том наглеце, что посмел встать на одну ступеньку с Их Коронованными Величествами и Их Избранными Превосходительствами»? Скромнее надо быть. Жаль, нельзя это сказать королям и президентам. Дикари-с, не поймут-с.