Михаил Дулепа - Господин барон

– От. Вле. Ки.

И чуть наклонил голову в сторону фон Кустхива.

От. Вле. Ки!

Женщина медленно опустила веки, постояла с закрытыми глазами, а потом – уважаю! – набрала в грудь воздуха и отчаянно, самозабвенно завизжала!

Зал был достаточно велик, но этот душераздирающий визг, заставивший подпрыгнуть и друзей, и врагов, понуждал действовать.

– Элиг, утихомирьте ее!

Громила двинулся к сосредоточенно визжавшей баронессе, на ходу замахиваясь, дю Шорей отвлекся, наставив оружие на возмущенно дернувшегося Эгельберта.

Дальше все происходило очень быстро – вот француз, подняв пистолет, что-то говорит дернувшемуся было Элепару, вот, получив пощечину, отлетает к стене баронесса, вот, собравшись с духом и заранее выпучив глаза, я переношу вес на здоровую ногу, подхватываю с каминной полки подсвечник, вот я шагаю, и от пятки до плеча меня пробивает вспышкой боли в ноге, но уже начавший разворачиваться дю Шорей опаздывает…

Удар!

Рука, держащая пистолет, приятно хрустнула, и я еще раз ударил, выбивая оружие.

Удар!

Снизу вверх, по худощавому интеллигентному лицу. Историк ухитрился чуть отшатнуться, но все равно, его отбросило в сторону и, запутавшись в собственных ногах, он шлепнулся на пол.

Выстрел!

И сразу многоголосый вопль!

Я обернулся – повод был дан, и тройка стариков повисла на правой руке фон Кустхива, выкручивая пистолет, обе дамы вцепились в левую, молодой барон натурально вгрызался ему в ногу над коленом – разъяренные эски рвали предателя, как стая волков неразумного быка. Точку поставил Элепар: за три прыжка с воплем «Motchi suk!», набрав необходимую скорость, он подпрыгнул и с лету боднул предателя лоб в лоб. Того отбросило к стене, а встать ему уже не дали, молотя всем, что попалось под руку, а то и просто пиная – без опыта, зато от души!

Я отвлекся всего на несколько секунд, но дю Шорей уже возился, пытаясь встать… нет, не встать – этот гад полз к валяющемуся у балконной двери пистолету!

Он полз, я хромал – скорость одна, да только у меня были союзники: Аск на четвереньках проскользнул мимо отчаянно заскулившего дю Шорея и не взял – вытолкнул оружие куда-то в сторону.

Мы встретились у балконной двери.

Оказывается, это не только в кино бывает – могучий удар снизу вверх, и жертва улетает сквозь стекло наружу. Ну да, у нас же разница в весе двойная, да и злой я чего-то. Из-за этой скотины у меня вместо мирного отпуска получился какой-то средневековый боевик!

Аккуратно открыв вторую створку дверей, прохромал наружу. Черт его знает, еще убежит – там во дворе полно его людей. Но живучий француз не обращал на меня внимания; упав животом на каменные перила, он замер, глядя вниз и не веря своим глазам. Я, встав рядом, хмыкнул. Не ожидал!

На площадь выходили люди в национальной одежде и с дубинками в руках. Много, очень много людей. Не десятки – сотни, тысячи, и дальше по улице виднелись еще, выходившие из машин и выныривающие из переулков, в странных шляпах, сливающиеся в один поток, под цокот деревянных башмаков, они шли к Эскенборгу. Над темным морем шляп и бархатных жилеток с белыми пятнами рубах развевались вымпелы моих рыцарей – сэр Ульфрик что-то деловито бубнил в мегафон, направляя идущих, а вокруг сэра Эррайна кучковались самые внушительные по объемам фигуры, видимо, мэры других городов. Горстка кустхивцев стояла с поднятыми руками в стороне, под присмотром полиции, впрочем, на них никто не обращал внимания.

Француз, дико озираясь, отшатнулся и попятился куда-то в сторону.

– Что, Оливье, не нравится? А как же милые вашему сердцу идеалы? Ну, там, типа свободного волеизъявления народа и прочей фигни?

Моего тона он почему-то не поддержал. С шипением выпрямившись, он оглянулся на выходящих за нами на балкон и явно очень злых баронов:

– Я законный правитель! Вы должны подчиняться!

– Объясните это им. – Я хромал к отступающему историку, не то, чтобы дать ему по морде, не то, чтобы скинуть вниз. Дю Шорей отступал, оглядываясь. – Кстати, с чего вы решили, что я неспособен сражаться?

– Меня поддержит великая страна!

– Эгельберт, ну-ка, что там в книгах сказано, к кому мы можем обратиться за помощью?

– Практически ко всей Европе, господин барон! Если помните, я рассказывал – нас рано или поздно завоевывали почти все.

– Ну как, дражайший. Потянет ваша прекрасная родина против всей Европы?

Заговорщик озирался совсем уж дико, слишком быстрым оказался переход от триумфа к падению. Пара подскочивших баронов неловко, но с энтузиазмом выкрутили дю Шорею руки, кинув на колени, но он, задрав голову заорал, пытаясь ужалить напоследок:

– Пусть не я, но все равно теперь по праву победителя правитель Эскенланда – чужак! Всегда! Всегда!

Нас прервал треск наконец рухнувшей двери:

– Норман! Где ты там ползаешь, здесь раненый!

– Бегу! Дэн, вниз живо, аптечку из машины неси!

– Эрди, помоги эту тушку оттащить. Сейчас, господин Эвальд, все будет в порядке.

Пажи мигом занялись делом. Моя школа! На балкон выглянули только Умник, восхищенно показавший большой палец, и Сато с мечом в руке. Методично оглядев все на предмет наличия противников, поклонился и исчез.

Аск стоял рядом, нахмурившись. Что, из уютных комнат замка не видно было тех, кем собирался править? Ладно, кулаками поработал, теперь придется языком.

– Эски! Слушайте меня! – Ульфрик продублировал команду в микрофон, и человеческое море внизу мгновенно стихло.

Так, и что я буду им говорить? Пришлось вдумчиво откашляться, опереться на перила и начать импровизировать:

– Я, Александр Могила фон Гравштайн, старший из баронов Эскенланда. Утром мне стало известно о готовящемся перевороте – барон фон Хюнедип обманом собрал совет и, угрожая, заставлял избрать его вождем нашего народа! Планы предателя сорваны!

Молчание, не то чтобы пугало, скорее озадачивало. Меня внимательно выслушали и приняли к сведению. Кажется, тут все знали, что теперь законный претендент я… Надо что-то с этим делать. Причем быстро, пока они сами до чего-нибудь не додумаются.

– Итак, поскольку из-за понесенных в сражениях за свободу нашей страны ранений, – пришлось демонстративно поднять окровавленную ногу, – я ослабел и лично сесть на трон не могу, то как старший из баронов передаю это право достойному. – Толпа внизу была непривычно молчалива, люди внимательно смотрели на нас. Мда, нехорошо получится, надо делать все, как надо. Только вот что именно – надо? Я снова поднял руку, дождавшись, пока за спиной все замолкнут, и начал: – Люди Эскенланда. Вы пришли сюда, взяв оружие, готовые отстаивать свою свободу. Предатель повержен, настало время решать, как мы будем жить дальше. Сейчас и здесь я спрашиваю вас – по сердцу ли вам этот претендент? – Обернувшись, я ухватил мальчишку за плечо и притянул. – Он эск старого, известного рода, и вера в то, что он будет править разумно и справедливо, не может быть оспорена.