Анатолий Дроздов - Непрощенные

– Хальт! – скомандовал немец и знаками показал ей, чтоб копала.

Люба поплевала на ладони и принялась за работу. Разметила контуры будущей могилы, аккуратно сняла слой дерна и углубилась в жирную землю. Остро отточенный штык лопаты резал корни, как бритва. Копая, она поглядывала по сторонам. До опушки шагов пятьдесят – добежать не успеет. И десяти шагов не пробежит. По другим сторонам – чистое поле. Выход один… Она искоса глянула на немца. Тот держался настороже, не выпуская винтовку из рук. Люба сделала вид, что увлечена работой. Копала она споро – дело привычное. Вскоре углубилась по щиколотку, затем – по колено. Видя, что приговоренная не делает попытки сбежать, конвойный расслабился и подошел. Порывшись в кармане, достал сигареты, закурил. Сигарету он держал в левой руке, винтовку – в правой. «Бить надо слева, – поняла Люба, – как только опустит руку…» Он должен подойти, заглянуть в яму. Это так естественно: посмотреть, достаточна ли глубина.

Чтоб не насторожить немца, Люба повернулась к конвоиру спиной, не выпуская, однако, из виду его тень. Солнце светило со стороны села, тень немца лежала как раз там, куда Люба бросала землю. Она работала лопатой и терпеливо ждала. Тень оставалась на месте. Неужели не подойдет? Тогда все напрасно.

Тень дрогнула и сдвинулась. За земляным бруствером исчезла голова, затем плечи немца. Пора!

Люба сбросила с лопаты землю и резко повернулась. Очищенный от краски штык описал в воздухе сверкающую дугу. В последнее мгновение немец отпрянул, но запоздал. Остро отточенная кромка лопатного штыка полоснула его по лицу и врезалась в плечо. Немец вскрикнул, выронил винтовку, попробовал отшатнуться, закрывая лицо руками. Но она уже выскочила из ямы. Вторым ударом Люба попала в кадык. Немец захрипел и схватился за горло. Алые струйки крови выскочили меж пальцев, капая на мундир.

Еще удар! Еще! В голову, в спину!

Отшвырнув лопату, Люба что есть сил рванула к лесу. Она летела, не чуя ног. Успеть, успеть, пока немец не очухался и не схватил винтовку. На таком расстоянии даже раненый не промахнется. Только успеть бы! Фашист наверняка уже целится…

Ощущая каждой клеточкой незащищенность своей спины и ежесекундно ожидая выстрела, Люба птицей пролетела до леса и вломилась в кустарник. Вскинув ладони перед лицом, чтоб защитить его от веток, она проломилась сквозь кусты и… угодила в чьи-то руки. Вскрикнув, Люба затрепыхалась, как птица в зубах у кошки, молотя ладонями направо и налево.

Ей что-то шептали, но она царапалась и лупила кулачками до тех пор, пока ее, бьющуюся в истерике, не вскинули в воздух и не прижали к земле.

– Тихо, девочка! Тихо, зайка! Свои же!

Ярость, колотившая Любу, схлынула.

– Кто? – спросила она недоверчиво.

– Свои!

Она замерла и глянула перед собой. Из-под рыжих бровей на нее смотрели василькового цвета глаза. Люба скользнула взглядом дальше, на шею в вороте серостальной гимнастерки и черные петлицы с эмалевыми треугольниками. Тело ее обмякло, из горла вырвался всхлип.

– Ну-ну. Не надо, девочка! Все путем! – сказали сверху и погладили ее по плечу. После чего руки разжались. Люба вскочила, отступила и разглядела незнакомца. Им оказался коренастый, дюжий танкист в кожаном шлеме. Рядом с ним обнаружился еще один: высокий, худощавый, с кубиками в петлице – младший лейтенант.

– Побудь здесь, хорошо? – предложил коренастый сержант.

Люба кивнула. Говорить она не могла.

– Присмотри за ней, Илья!

Лейтенант кивнул. Сержант снял с плеча кургузый автомат («Немецкий!» – определила Люба) и побежал к яме. «Куда? Зачем он это делает?» – удивилась Люба. Тем временем сержант добежал, остановился, глянул – и забросил автомат за спину. Наклонился и стал ворочать что-то тяжелое. Когда, наконец, распрямился, в руках у него была винтовка. Сержант вскинул ее к плечу, Люба сжалась и закрыла глаза. Ударил выстрел. Когда Люба открыла глаза, сержант забрасывал яму землей. Закончив, он повесил винтовку за спину рядом с автоматом и с лопатой в руках двинулся к лесу.

– А ты молодец! – сказал, представ перед Любой. – Прямо в сонную артерию. Кровищи – лужа. Пока дошел, кончился фашист.

– Зачем же стреляли? – удивилась Люба.

– Для маскировки. Немец вел тебя расстреливать, пусть думают, что исполнил. Не сразу хватятся, а как станут искать, найдут забросанную землей яму. Подумают: сделал дело и ушел. Яйко там, масло по дворам шарить. Раскапывать могилу не станут, тем более что лопату я снес. – Рыжий ухмыльнулся. – Хорошая, кстати, лопата. Капонир выкопать или башку немцу снести… – Сержант подмигнул.

Люба ощутила дурноту в желудке и судорожно сглотнула.

– Меня зовут Вася, – представился рыжий. – Его – Ефим. – Он ткнул пальцем в лейтенанта.

«Только что звал Ильей!» – вспомнила Люба, но промолчала.

– А тебя? – Он смотрел на нее.

– Люба… Любовь Петровна!

– Чем не угодила немцам, Петровна?

– Я… – Люба помедлила мгновение. Хранить тайну больше не имело смысла. Она вдруг подумала, что танкисты могут оставить ее и уйти. Куда ей потом? – Я сержант госбезопасности, заброшена с заданием в тыл врага.

Они смотрели недоверчиво.

– Документов нет, – сказала Люба. – Остались у немцев. Но если у вас есть рация, я свяжусь с центром, они подтвердят.

– Взяли на передаче? – полюбопытствовал сержант.

– Квартирная хозяйка предала, – вздохнула Люба.

– Разберемся, – с любопытством в глазах сказал сержант. – Ты, значит, радистка Кэт?

– Какая такая Кэт?! – обиделась Люба. – Любовь Петровна, сказала же!

– Виноват. – Сержант поднял руку. – Сболтнул глупость. Шутка юмора оказалась непонятой, потому как и не могла. Не держи зла, Петровна!

Люба кивнула.

– Идем! По дороге расскажешь…

«Странные они какие-то! – думала Люба, шагая вслед танкистам. – Сержант командует лейтенантом, зовет его разными именами. Кэт какую-то приплел, меня зайкой назвал… Разве похожа? У зайцев уши большие, а у меня – маленькие. К тому же под волосами их не видно…»

Поразмыслив, Люба решила, что «зайка» – это не обидно. И что ей здорово повезло встретить в лесу своих. Если у них есть рация, она свяжется с центром и сообщит о провале. Нельзя, чтоб товарищи искали ее в селе.

«А если рации нет? – подумала Люба. – Такое ведь может быть. Что тогда?»

Покачав головой, Люба решила, что рацию непременно следует найти. Она должна, просто обязана сообщить в центр о случившемся! Танкисты ей помогут. Они же советские люди!..

Ильяс почесал сбитую коленку, хлебнул из трофейной фляги и, не стесняясь, уставился на «найденыша». Скуластая, невысокая – не в его вкусе. Зато рыжему по душе – в последние полчаса тот только и делает, что скалит зубы и балагурит, даже при обсуждении прорыва. И на девчонку поглядывает. Будто бы забыл, что это самый что ни на есть агент ГБ (или как там эту службу зовут?).