Ульян Гарный - Ни слова правды

Сам князь, похоже, был из обычных людей, но с такого расстояния трудно определить. Глашатай возле трона развернул грамоту и зачитал:

«Славному витязю, заступнику земли русской Василию Тримайле жалую дом с землею в Боярском посаде, годовое жалованье в двести полновесных серебряных рублей, ключникам повелеваю выдавать каждый год припасов любых, каких богатырь пожелает, мехов и тканей славенских и заморских без счету, на какие укажет. За избавление города от напасти на Славенской площади поставить памятный столб, на котором сие деяние славное изобразить в назидание ныне живущим и поколениям грядущим…»

Князь встал и поклонился в нашу сторону в пояс, затем так же поступили и бояре. Осетр меня в спину толкнул, я ответил на поклон, и Осетр меня за полу дернул, все, мол, пошли. Как из тронного зала вышли, воевода меня коротко поздравил и жестом пригласил в соседнюю комнату, куда мы с ним вдвоем и проследовали, остальные остались с князем.

– Ты, Тримайло, сейчас к себе через черный ход вернешься, чтобы тебя дружиннички раньше времени не споили, а вечером милости прошу ко мне. В честь тебя и нашей победы над басурманами пир закатим такой, чтоб чертям в аду тошно стало. Но то работа радостная. А есть и другая, садись.

Я сел на лавку, и тут же в комнату вошел неприметный мужичонка в сером армяке, присел за небольшой стол и застрочил пером по пергаменту. Осетр мужичка представил:

– Думный дьяк Михайло Вострый тебе щас несколько вопросов задаст, отвечай как на духу.

Михайло кивнул и приступил к допросу, который длился часа два. Вострый расспросил обо всем, что со мной происходило, начиная с того момента, как я очутился в Славене. Как и где появился, интересовало его особо, когда и при каких обстоятельствах с Лехом расстался, еще дьяк напирал на то, какими сведениями я располагаю об устройстве Славенского детинца, но тут мне его порадовать было нечем. Все, о чем мы говорили, Михайло записал, попрощался и ушел.

Это дело мне понятное – предателя ищут, дознание ведут, но доброе дело местный следователь сделал: напомнил мне про Леха, а то за всей этой суетой я совсем выпустил из вида, что провожатый мой в лесу пропал.

– Как же с Лехом теперь? – спросил я Осетра.

Осетр помрачнел, хлопнул кулаком по столу, помолчал, но нехотя сказал:

– Сгинул Лех в Восточном лесу, если бы жив был, давно весточку бы прислал… Такие дела… Без него как без рук, Сивуха пока еще научится, а младшая дружина – как левая рука…

– Да постой ты, рано Леха хоронить, еще не искали ведь толком, – возмутился я.

– Не все тебе ведомо, но скажу одно: искали и теперь ищем. Косматко третий день из чудо-сна не выходит, весь лес прощупывает. Никогда так долго мозгами не шарил. А раз не очнулся – не нашел.

– Дак, может, по-простому, ногами, конями лес прочесать? – предложил я.

– Счас-то трудная работа, мало нам эльфов Восточного леса, там от мрассовцев черным-черно, ждать надо, пока уйдут, не то людей положим, а Леху можем только хуже сделать. Вдруг он схоронился где, так что не найдешь. Тоже выжидает. Хотя веры в это мало, не похоже на него, если только выбора другого не было. Он же голый – ни коня, ни оружия. Ох, если вернется, я ему голову расчешу так, что он заговорит снова – так подставиться, разве я этому его учил, – сетовал Осетр.

– А если по-тихому, малыми силами, разведку провести? Втроем-вчетвером поискать, следы посмотреть, если станет круто, такой отряд и убежать может, если на хороших конях, – не успокаивался я.

– Ох и упрямый ты, Васька! Иди давай, к пиру готовься, после решим, – неожиданно вспылил Осетр. – Убежишь ты на конях от мрассу, как же. Леха проворонили, моя вина, а тебя так просто не отпущу, даже не думай.

На том и расстались. Я пошел через черный ход к себе, Осетр в палатах княжеских остался.

Пришел к себе, надел что попроще, посидел на дорожку. Идти на пир не хотелось, посидеть бы в тишине, переварить события последних дней. Опять же, думы про Леха покоя не давали: а вдруг он живой, раненый лежит в какой-нибудь пещере, и воды поднести некому. Какое тут веселье.

Но пойти пришлось, ввалились ко мне Сивуха сотоварищи хмельной, веселой толпой, чуть не силой вытащили, посадили на повозку и помчали новый дом смотреть в Боярскую слободу, благо это недалеко.

Дом мне понравился, грамотно построенный из огромных кедровых бревен, два нижних венца – из лиственницы, фундамент, или по-местному – подклеть, каменная. Входа два: один парадный с резным крыльцом и сенями со двора, второй через конюшню. В подклети хранилища для припасов, в нижнем ярусе бочки с вином разным – подарок князя. На первом этаже кухня, мастерские, одна упряжь делать, вторая сукно ткать, огромная русская печь с изразцами, столовая. На втором светлица, три спальни и темнушка, одежду хранить и над златом чахнуть. В общем, жить можно, и даже не одному. Я опять подумал про Зарю, но погнал эти мысли прочь, у девушки другая жизнь, а я кто – гость непонятный, то ли брежу, то ли сплю.

Из дому вышли, посмотрели огород, в наших местах вполне за поле бы сошел. Все это очень хорошо, только что мне со всем этим делать, ума не приложу. Увидев, как я затылок чешу, Сивуха успокоил:

– Да ты не думай ни о чем, заведешь ключника-ворюгу или, там, ключницу-грелку, они пусть и разбираются, ты теперь человек не бедный, на все хватит.

А и точно, прав Сивуха, может, мне Улдус сильно пригодится на новом месте. Найти бы его только, как привел его в людскую при воеводиных палатах, так и не видел больше.

Сивуха с тремя друзьями, сынами грома: Тергузом, Селезнем и Харей, потребовали вина отведать, сами же и нашли в подвале черпак ведерный и принялись угощаться и меня поить. Пришлось пригубить, а потом и усугубить. В голове пропал сумбур, все стало просто и понятно, и от этой ясности даже весело. Ох, и доброе вино у князя!

И тут меня осенило: если выпили, надо и покуролесить. Ессно, крыши на колокольни надевать ни к чему, ученый уже, а вот если мрассу в башне поворошить – другое дело. Предложение мое у сослуживцев вызвало горячий энтузиазм, за это мы еще разок выпили и стали готовить план.

Мрассовцы с башни видели многое, то, как их соплеменники в Жорию собрались, точно как на ладони разглядели. Теперь у них – одна надежда, на предателя, который их в башню провел. Он их или вывести должен, или подмогу им прислать. Вот мы и будем спецотрядом по спасению, мрассовцы нам двери-то и откроют, а мы-то их и повяжем.

Классный план, но в нем имелись два существенных изъяна: во-первых, никто из нас по-мрассовски не говорит, во-вторых, достаточно было бы и во-первых, если бы мы трезвые были, а в-третьих, путь замурован с нашей стороны. Но Сивуха продемонстрировал, чем военные люди отличаются от политиков или, скажем, интеллигентов. Политик бы создал комитет по решению проблемы, потом соответствующую структуру в регионах, финансирования из бюджета попросил, людей знающих набрал: председателя и его заместителя, бухгалтера. Кто-нибудь из вышеназванных окажется на руку нечист, утащит денег из казны, скандал, тарарам, тут и деньги кончиться должны, а новые когда еще появятся, проблема как была, так и осталась, но это уже никому не интересно, впереди маячит глобальное потепление или кошмарное обледенение. Интеллигент собрал бы свою мозгобратию, и стали бы они судить да рядить, а закончилось бы все метанием какашек в Сталина. Радуйтесь, пигмеи, сейчас можно! А Сивуха поступил следующим образом: допил ковш вина и приказал: